Кристиан Мёрк - Пёсий остров Страница 5

— Посмотрим, что вы скажете, когда все увидите, — говорит он, посмеиваясь. Горло его водолазки смыкается вокруг заплывшего подбородка. Квадратное золотое кольцо блестит на среднем пальце, как огромная печать. — Я сам еле глазам поверил.

— Я не поверю, даже если ты покажешь мне завещание, собственноручно им подписанное, — говорит Якоб.

Когда машина сворачивает с Таконик-парквей на Клейврак, обрамленную аккуратно подстриженными вязами, он вдруг вспоминает, как Лора вчера везла его домой. Она была какой-то слишком доброй, слишком ласковой. Как будто что-то скрывала. Или затаила обиду. На Пенни? Он вспоминает детали вчерашнего вечера, но тут же отгоняет эту мысль. Девушка просто чмокнула его в щеку и сказала, что Эммануэль попросил у нее телефон. Неужели Лора могла подумать, что между ними что-то есть? Он решает позвонить ей сразу, как только Стэн продемонстрирует им потайное сокровище отца. Нужно все как-то уладить. Он собирается кое-что положить ей под подушку. Любовное письмо, написанное на обороте карты места, куда он отвезет Лору, как только вся эта суматоха утихнет. Ангилья. Ангилья, где песок как мука и солнечным дням нет счета.

Машина останавливается, и Стэн становится очень торжественным. За вязами впереди что-то чернеет.

— Джентельмены, представляю вам последнее приобретение Авраама Луи Шталя. Постройка 1887 года, принадлежала проворовавшемуся барону, признана аварийной в 1933-м, а впоследствии восстановлена каким-то миллиардером, сколотившим состояние на интернете. Два месяца назад он обанкротился и продал все это вашему отцу. Смотришь — и прямо королем себя чувствуешь, да?

Стэн трогается вперед и доезжает до поворота, где опускает стекло и показывает им здание.

— Охренеть, — высказывается Эммануэль, который никогда не отличался богатым словарным запасом.

Здание, представшее перед ними, оказывается огромным — нагромождение башен и шпилей, грандиозное воплощение чьих-то амбиций. Витражные стекла окон в свинцовых переплетах переливаются радугой на красной кирпичной стене, которая тянется до небольшого искусственного водоема. Подъезд такой широкий, что здесь бы легко поместилась танковая дивизия. Стэн так и застыл с простертой рукой, как будто без этого жеста невозможно оценить масштаб события.

— И когда, говоришь, звонил покупатель? — спрашивает Эммануэль, вылезая из машины и упирая руки в боки. Хозяйский жест.

— Сегодня утром уже дважды, — отвечает Стэн, с трудом выталкивая свое грузное тело из обитого велюром сиденья. — Вы не волнуйтесь. Я же обещал, что обо всем позабочусь.

— Что за покупатель? — спрашивает Якоб и чувствует, как в кармане снова вибрирует телефон. Он достает его и видит на экране надпись «ЗВОНИТ ЛОРА». Он хочет ответить на звонок, но Эммануэль бросает на него осуждающий взгляд, и он передумывает. В этот момент он ненавидит своего брата и его планы.

— Какой-то человек из Флориды, — отвечает Стэн, похлопывая табличку «ПРОДАЕТСЯ» на нестриженом газоне перед домом. — Предложил двадцать девять миллионов наличными. Когда разберемся с долгами Авраама и с моей оплатой, у каждого из вас в кармане будет по девять миллионов.

Эммануэль молча улыбается и кивает. Его редеющие волосы треплются на ветру, напоминая рыжеватую дымку от пламени. Якоб знает, что брат уже воображает гору денег на обеденном столе.

Пока Эммануэль просит Стэна немедленно звонить покупателю, Якоб направляется к входной двери. На гравии возле порога — хлопья осыпавшейся зеленой краски. Дерево разбухло от дождей. Сквозь грязные стекла виднеется мебель. Широкие диваны, шелковые шторы. Камин. Кирпич все еще пахнет копотью. Якоб закрывает глаза и испытывает что-то, очень похожее на любовь. Чувство появляется из ниоткуда. Он кладет руку на ржавый дверной молоток и стучит. Звук эхом отдается где-то в здании, и Якоб представляет себе длинный коридор. Он уже видит себя внутри: вот он расчищает пыльные углы и собирается вскоре подняться наверх вместе с Лорой.

— Слышишь, гений? — зовет Эммануэль, маша ему обеими руками, как борец, вызывающий соперника на бой. В его голосе звучат алчные нотки. Чертов жадный коп. — Покупатель на связи!

Якоб медленно идет назад по гравию, наслаждаясь его хрустом под ботинками. Стэн кивает, прижав мобильный плечом к уху.

— Да… это было бы замечательно, — говорит Стэн. — Возле старой Ривер-роуд. Красный кирпичный замок. Отлично. Мы будем ждать. Спасибо.

Он захлопывает раскладную трубку и улыбается.

— Красота, — произносит Эммануэль, заложив руки за спину.

— Перезвоните ему, — говорит Якоб. — Пусть никуда не едет.

— Что-то я не понима… — начинает Стэн, все еще улыбаясь.

— Черт тебя дери, ты о чем? — рычит Эммануэль, наступая на него на этот раз как настоящий боец, не прикрывая злобу обаянием.

Якоб бросает взгляд на самый высокий шпиль, где тонкий флюгер в форме петушка крутится на ветру. Он скрипит в тишине, пока Эммануэль дожидается ответа.

— Мы не будем его продавать, — заявляет Якоб, еще сам не понимая, что говорит. — Мы заложим наши дома, прикарманим отцовские заначки, — продолжает он, улыбаясь этой безумной идее. — Ты ведь знаешь, где он их прятал, верно, Стэн? Будем жить здесь все вместе. Тут места хватит на десять семей.

Флюгер снова скрипит в тишине. Нарушает ее Эммануэль:

— Хорош дурака валять. Мы продаем дом мистеру… как там его?

— Касабяну, — подсказывает Стэн, смакуя слово. — Армянин. Приятный человек.

— Я не продам свою половину, — говорит Якоб и чувствует, как телефон снова начинает вибрировать. На этот раз он полон решимости ответить, но тут на въезде появляется красная машина. Белобрысый мужчина машет Стэну из-за руля. У него искусственный цвет волос и такая же искусственная улыбка.

— Но я не могу продать только половину дома! — ноет Стэн, нервно махая в ответ мистеру Касабяну.

— Девять миллионов! — шипит Эммануэль, при этом широко улыбаясь армянину, который выскакивает из машины и пожимает мясистую руку адвоката. — Подумай, девять миллионов. Каждому. Ты же банкрот. Ты хуже, чем банкрот. Что на тебя нашло?

Якоб смотрит на флюгер, который теперь указывает клювом на юг. Он нажимает на кнопку приема звонка и улыбается.

— Просто я смотрю на него и чувствую себя королем, — отвечает он.

Якоб слышит голос жены в трубке. Она пытается говорить как ни в чем не бывало, но все равно не может скрыть недовольство. Фоном раздается какой-то шум — поминки в квартире его родителей в Южном Бруклине, и он обещал там быть.

— Что-что? — переспрашивает Лора, параллельно объясняя кому-то, что на кухне можно взять добавку курицы. Якоб чувствует себя виноватым. Я нерадивый муж. И еще более нерадивый сын. Но я, по крайней мере, не буду плохим братом.

— Это особняк, а не замок, — повторяет Якоб, не обращая внимания на злобный взгляд Эммануэля и на адвоката с армянином, беседующих возле красной спортивной тачки. — Он стоит прямо у озера. Очень красиво. И сверху флюгер. Похожий на петуха. Тебе понравится.

— Ты сказал, что хочешь купить петуха?

— Да нет же, я…

В трубке раздаются помехи. Эммануэль изображает само дружелюбие, лебезя перед армянином и стараясь отчетливее блеснуть своим золотым значком. Его плечи как бы говорят: не волнуйтесь, все будет отлично. Этот коп теперь ваш лучший друг. Тем временем Стэн борется с входной дверью, стараясь держаться спокойно. Якоб замечает в глубине заднего двора небольшое судно с мачтой. У него блестящий белый корпус. Парус, видимо, сняли на зиму. Он не знает, как оно правильно называется, зато знает, что он мог бы катать на нем Лору каждый вечер по озеру. Я никогда нигде не был, кроме Ниагары и Нантакета, думает Якоб и представляет себе большой мир за пределами сине-зеленой карты.

— Золотце, давай обсудим это, когда ты вернешься, — говорит она. — Ты вообще где? Люди постоянно спрашивают, где ты и твой брат.

Раздражение в голосе Лоры сменяется озабоченностью, но невысказанное напряжение вчерашнего вечера звенит громче, чем бокалы на заднем плане. Поцелуй на цыпочках не прошел незамеченным. Когда Лора вчера затащила его в постель, казалось, будто кто-то чужой управляет ее рукой. Как будто она делала доброе дело из жалости к убогому, а не занималась любовью с мужем. Потом они не разговаривали, только полежали в обнимку, создавая видимость близости. Тем временем мистер Касабян явно охладел к пантомиме Эммануэля в духе Чарльза Бронсона и присоединился к Стэну, который теперь стоит в темном коридоре, зияющем за открытой дверью. Оттуда доносится запах сырой золы.

— Я сейчас в месте, которое называется Клейврак, — говорит Якоб, понимая, что это звучит нелепо.

— Никогда о нем не слышала. Держи маму.

Раздается стук колец о пластик трубки, и только что овдовевшая миссис Шталь обращается к старшему сыну, своей единственной надежде: