Майкл Бонд - Огонь подобный солнцу Страница 5

Над Джемосомом в реку с грохотом впадал широкий приток, пополняющийся водами с вершин гор, расположенных к востоку. Преграждая дорогу, поток заставил его бежать по темнеющему каньону; на западе таяли последние лучи солнца. Остановившись в нерешительности, он было устремился вниз к Кали Гандаки по тропке вдоль притока, но со страхом подумал, что часть тибетцев на лошадях могла уже оказаться там. Перейдя вброд ледяной поток, он под покровом темноты вскарабкался на противоположную стену каньона; позади снизу доносились голоса и звяканье винтовок.

Споткнувшись на вершине каньона, он упал. Ноги дрожали, легкие жадно ловили воздух, пульс молотом стучал в голове. Внизу пять теней пересекали белеющую стремнину притока. «Не могу оторваться». Он вновь бежал, проклиная свои сделавшиеся ватными ноги, падал на камни, силясь вспомнить годы занятий бегом, давшие ему все необходимое для восхождений: физическую закалку и силу воли, умение побеждать тогда, когда другие проигрывали. Ноги слабели с каждой милей, мысли путались. Он оглядывался все чаще и чаще. «Не могу оторваться. Я мертв. Все это сон. Мертв – и сам того не понимаю».

«Мертв – и сам того не понимаю», – задыхаясь, повторял он снова и снова, пока слова, как удары метронома, не зазвучали в ритм с его шагами, с его бегом по каменистым холмам.

Он ничего не видел при свете звезд, ничего не слышал сквозь шум стучавшей в висках крови. «Голову вниз, ладони на колени, вдох, выдох, вдох, выдох. Не обращай внимания на усталость, только вперед, не обращай внимания на боль, еще один шаг! Потом еще и еще один». Подняв голову и думая только о следующем шаге, он, спотыкаясь, продолжая бежать до тех пор, пока его дыхание не стало глубже, и в состоянии какой-то отрешенности от полного изнеможения он размеренно побежал на юг под холодным светом звезд.

Спустя несколько часов он остановился на обрыве над террасами рисовых полей, не видя ничего вокруг себя. Он побежал дальше медленнее, но все так же размеренно, полуночный воздух пронзал легкие, все мысли растворились в пульсирующей боли ног, рук и груди, и мысль-заклинание «я мертв и не понимаю, я мертв и не понимаю» было единственным, что он осознавал. Миль через десять он обогнул деревню, где, почуяв его, лениво залаяла собака. За деревней он напился прохладной воды на рисовом поле и свернул на юго-восток по бычьей тропе, идущей у подножия Гималаев к крутому горному хребту над каньоном Мристи Кхола.

Первый бледно-рубиновый свет зари окрасил восточные вершины гор, когда он, забравшись на четверть мили вверх по склону, добрался до кустов можжевельника, растущего из трещин в скале, и упал. Через несколько минут он очнулся и оглядел терпко пахнущие кусты в надежде увидеть Алекса, Пола и других, мирно храпящих рядом с ним в тесной, вонючей, сложенной из навоза бутти на обочине дороги.

Он протянул руку в темноту, чтобы успокоить Алекса. «Уходи дальше. Я всегда говорил тебе, чтобы ты уходил дальше». На мгновение возникла знакомая картина. Вот Алекс бежит с мячом по полю, обходя защитника и устремляясь к воротам. Его длинные быстрые ноги словно летят над подстриженной травой. Коэн видит его сквозь мелькание шлемов и взмахи рук, сильно и невероятно далеко бросает мяч, который, описав дугу на фоне позднего полуденного солнца, как по волшебству, падает в расставленные руки Алекса. «А теперь ты так далеко, что мне ни за что не найти тебя. Очень далеко. На краю света. Даже еще дальше. Птицы, трава, смех ребенка, любовь женщины – все ушло от тебя. Тебя, чуда Вселенной, больше нет. Они убили тебя. Они убьют всех нас».

«Галлюцинация. Схожу с ума. Немедленно приди в себя. Посмотри, все прекрасно». Он сел и огляделся, смолистый кипарис щекотал ему губы, колючие ветви окрашивались со стороны светлеющего востока. «Тебе больно, – сказал Пол. – Пойдем, это пройдет».

– Алекс, – прошептал он и потрогал землю, усыпанную сухими колючими иголками, – Алекс!

Это не сон. Уткнувшись лицом в колени, он обхватил руками ноги. Не сон.

– Пол! – простонал он, в кустах защебетала птица.

«Бомба. На пути к Тибету, на лошадях, как доисторическое орудие. Посылка ЦРУ? Кому сказать? Что же теперь делать? Не сдаваться. Опередить их. Ждать Пола. Сообщить в посольство. Пол, ты жив? О Господи, бедная Ким! Алекс, ради Бога, воскресни!»

Словно мотыльки в пламени, опять вспыхнули воспоминания.

– Не пропадай, – выразительно взглянув на Коэна, сказал Элиот во время их встречи как-то ранним весенним вечером.

– Никуда я не пропадаю, – парировал он, раздраженный явно требовательной интонацией.

– Через пару недель нас ждет одно путешествие, – сказал Стил, как всегда изобразив подобие улыбки. – Возможно, нам понадобится помощь. За хорошую плату.

– В Непале пять миллионов непальцев. Все, за исключением какой-нибудь сотни, голодают, – попытался уйти от разговора Коэн.

– Речь идет об опытных, проверенных проводниках, знающих все ходы и выходы, их дурацкий язык, умеющих подобрать носильщиков из шерпов.

– Югославы только что вернулись с Канченджунги. Спросите их.

Аккуратно подстриженным ногтем Стил поковырял в зубах.

– Мы предпочитаем своих, – сказал он.

– Что значит своих?

– Тех, кому мы можем доверять.

– Лучше полагаться на непальцев, чем на приехавших с Запада. – Коэн отвернулся.

С тех пор, казалось, прошли не недели, а всего лишь несколько дней. Он смутно чувствовал, что его хотят использовать, и все-таки ему было интересно узнать об их намерениях. Тогда он ушел от разговора, но вскоре они появились в его двухкомнатной лачуге недалеко от Кингз Пэлис Роуд. На этот раз Элиот был менее уклончив:

– Нам срочно нужны два американца, которые проводили бы нас до Мустанга, где мы хотим поснимать. Времени у нас мало, а у тех парней, на которых мы рассчитывали, неприятности. Хотите пойти?

– Туда же нельзя без пропуска.

– Мы как раз этим сейчас и занимаемся. Нам, возможно, захочется дойти до границы.

– Тибетской?

– Какой же еще?

– А дальше?

– Там посмотрим.

– И смотреть нечего, я знаю, что там без пропуска никуда нельзя.

– Пять кусков тебе, пять – твоему приятелю, – вмешался Стил. – А пропуск – наша забота.

– Какому приятелю?

– Твоему напарнику – как его? Власик, кажется?

– Алекс Власик. Это один из моих напарников. А другой – Пол Стинсон.

– Стинсон? Это тот, у которого белая подруга, да? Коэн кивнул, улавливая насмешку в нарочитом растягивании слов.

– Ну и как он переносит здешний холод?

– Лучше, чем мы с вами. – Коэн посмотрел на открытую дверь. – По-моему, мы не те, кто вам нужен.

– Мы ошиблись, – Стил вышел стряхнуть пепел. – Мы не учли, что вы работаете втроем. В таком случае Стинсону тоже надо идти.

– И ему пять?

Стил помедлил.

– Мы могли бы сойтись на двенадцати на троих. По четыре каждому.

– Подозрительно большие деньги.

– Мы с этого хорошо поимеем. Публикации фотографий, статей в журналах, книги, – Стил попыхивал сигарой.

В тот же вечер Коэн пришел в обнесенный стеной сад и постучал в резную дверь под сандаловыми деревьями. Пол дал ему рисовой водки и тибетского хаша. Ким, сидя на подушках за козлоногим столиком, вязала свитер для своей племянницы в Орегоне.

– Как мне здешние холода? – Пол усмехнулся. – А кто этот парень?

– Техасец, – улыбнулся Коэн.

Когда они обсуждали это следующим утром в Глобе, Алекс выразился, более определенно:

– Не нравится мне этот сукин сын.

– Который из них?

– Оба. – Алекс поднес ко рту кусочек ранго. – Но четыре куска мне бы не помешали.

– Я тоже не богат, – рассмеялся Пол.

Облизав пальцы, Алекс расправил лацканы своего домотканого шерпского жилета.

– Весь секрет в том, как лучше распорядиться богатством.

– Тогда я за то, чтобы мы согласились, – сказал Пол. – Чтобы мне тоже было чем распорядиться.

Коэн дрожал. Сырость расползалась вверх по горам; спина, колени и ноги замерзли. Звук шаркающих шагов, доносясь откуда-то с востока, становился все слышнее. Показался силуэт носильщика, согнувшегося под ношей. С рассветом их становилось больше, с тугими повязками у самых бровей, с поклажей, возвышающейся над головами.

До восхода кроме носильщиков и нескольких женщин, торопившихся на соседние рисовые поля, больше никто не проходил. Он соскреб ногтем засохшую на ранах кровь, встал, размял ноющие ноги и, спустившись на тропу, пустился бежать. Разогревшись, он побежал быстрее, представляя, как каждый из тех, мимо кого он пробегал, будет описывать его позже тибетцам, преследовавшим его на лошадях: «Хоу, один босой сагиб бежал на восток».

День выдался жарким, струйки пота, стекая, проделывали бороздки в грязи, прилипшей к груди. Он то и дело перебегал с тропки на тропку, выбирая наименее хоженные и стараясь сбить с толку тех немногих непальцев, которые кричали ему: «Ката джанахунча?» – «Куда направляешься?» – бросая им на ходу: «Индияма джанчу».