Елена Су - Пещера Восходящего Солнца Страница 5

У Боли была одна особенность. Он не мог участвовать в серьезных разговорах, даже если чем-то желали поделиться самые близкие друзья. Он старался скрывать свое неумение адекватно реагировать на то, например, что папа Вики чудом спасся, провалившись под лед на рыбалке, или на душещипательную историю Цацы, которая разбила (с серьезными последствиями) коленку, катаясь на велосипеде в дождь по мостовой, или на уход из жизни любимой бабушки Паши, которая его воспитывала в детстве. При первых словах глаза Боли расширялись от ужаса, откуда-то из легких вылетал естественный звук, похожий «ох…», а потом лицо его маскообразно застывало, хаотично, не к месту передергиваясь различными группами лицевых мышц. Про себя в такие моменты он отчаянно желал завершения этой муки. Создавалось впечатление, если, конечно, вглядеться, что перед вами инопланетянин, напяливший кожу человека, который старается всеми силами походить на человека, а сущность его рвется наружу. И нельзя сказать, что его не трогало горе или несчастья близких и родных. Конечно, нет. Он просто боялся любого проявления сильных чувств. Ему казалось, что они как-то уж сильно обнажают его, делают беззащитным, срывая панцирь. Это с одной стороны, а с другой – шло противоречие с его жизненным кредо: «Быстрее. Позитивнее. Еще быстрее и еще позитивнее». Неприглядные, сложные стороны жизни отрицались Болей. Он старался постоянно поддерживать тот самый позитиff, а если не получалось – начинал ускоряться. Нырял с головой в какое-то дело, действие, задачу, отдаваясь этому полностью, анестезируя боль, страх, отчаяние, а время тем самым выполняло роль доктора. По той же самой причине Боля не любил мелодрамы, драмы и арт-хаусное кино. Жизнь должна быть легкой, приносить удовольствие и ты должен дарить только позитиff.

Боля долго сопротивлялся присоединению Лёли к группе. Ему казалось, что такое хрупкое, нежное создание не выдержит нагрузку. А еще он безумно боялся, что она может оступиться, травмироваться. Он представлял совместный поход с сестрой как нечто нереальное, потому что понимал – он физически не сможет находиться с ней рядом все двадцать четыре часа в сутки, а значит не сможет помочь или предотвратить что-то страшное и непоправимое и, как ему казалось, неизбежное. От одних только мыслей наваливалась непосильная тяжесть.

Лёля затаив дыхание слушала яркий, эмоциональный рассказ брата о его первом путешествии. Она отметила, как он изменился после похода, стал взрослее, мужественнее. Ей по душе была эта перемена, и она тихо радовалась за него. Лёля боялась озвучить свое желание пойти в поход вместе с братом. Окунуться в эту атмосферу – природа, хорошая компания, – как же это здорово. Но даже заикнуться об этом не решалась. И так бы и осталась Лёля в их тесной московской квартирке, вместе с родителями и пяльцами, заправленными девственно-белым полотном, готовым к вышиванию, если бы не вмешательство Цацы. Она взяла Болю в оборот с наскока, в своей привычной манере решать все дела быстро, эффективно и в свою пользу. Она считала, что Лёле просто необходимо покинуть тепличные условия и вдохнуть жизнь полной грудью. Боля сопротивлялся как мог, и, когда иссякли все побочные аргументы, он выпалил то, что так хотел скрыть:

– Цаца, да я не переживу, если с ней что-то случится!

После недолгой паузы, во время которой она рассматривала Болю, как будто впервые его видит, Цаца произнесла:

– А с чего ты взял, что она не такая как ты, я или Вика? Она – взрослый человек, и в состоянии сама о себе позаботиться. А если и возникнет трудность – поднять рюкзак на скалу или перейти брод, или еще чего-нибудь, – язык есть, сама тебя о помощи попросит. Тем более мы не экстремалы, ничего опасного не делаем.

Боля и сам не раз пытался думать в подобном ключе, но страх, животный страх брал свое. Цаца не унималась. Одновременно вела переговоры и с Болей и с Лёлей. С Лёлей – о смелости обозначать свои желания, а с Болей – как научиться принимать сестру как взрослого, полноценного человека. Победила, конечно, Цаца.

Цаца

Парни не плачут, или Hello, Kitty!

В чем бы Цаца никому, никогда, ни под какими пытками не призналась, так это в том, что она с замиранием сердца смотрит на кошелечки, зеркальца, расчески, гигиенические помады марки «Hello, Kitty!»33. Ее завораживали эти девчоночьи штучки нежно-розового цвета. Встречая на прилавках магазинов самообслуживания милые сундучки «Hello, Kitty!» или блокнотики «Hello, Kitty!» Цаца, если была одна, с удовольствием всю эту прелесть разглядывала, ощупывала блаженно улыбаясь. Но… никогда не покупала. Если же она с кем-то делала покупки, и, катя тележку по стройным рядам супермаркета, натыкалась на что-то розовое и милое с кошечкой Kitty, то усилием воли проходила мимо. И никто не замечал, что, поворачивая в соседний ряд, она обязательно бросит тоскливый взгляд на эту полку. Да кто бы вообще мог подумать, что Цацу может интересовать такая откровенно девчачья, гламурная утварь? Ее презрительное отношение ко всякого рода «бантикам» – так она называла кричащие, подчеркнуто-женские аксессуары, – знали все. На лице появлялось дикое, брезгливое выражение, сопровождающееся передергиванием плечами, как будто ей подсунули под нос блюдо со свежими, жирными африканскими личинками и предложили отведать.

В одежде Цаца предпочитала исключительно спортивный стиль. Ей, шустрой, яркой, иногда взрывной, очень шли джинсы, майки, футболки и кроссовки. Все это приобреталось в невероятных количествах и впоследствии вываливалось из ее огромного шкафа. Цаца с шестнадцати лет сама зарабатывала себе на жизнь. К маме в Подмосковье ездила редко. Им сложно было вынести друг друга больше трех часов подряд. Безумно активная Цаца и тихая, но строгая, бескомпромиссная Нелли Викторовна негласно решили не нарушать хрупкий мир их родительско-детского общения, который прекрасно поддерживался по телефону и вдрызг разбивался при встрече. Мать и дочь могли несколько раз в день созваниваться по каким-то пустякам и нежно щебетать, обсуждая незначительные события текущего дня. Но стоило Цаце приехать домой, как мама переходила в позицию наставника и начинала учить ее жизни. От чего Цаца буквально задыхалась и, находя более-менее подходящий предлог, сбегала обратно в свою маленькую съемную московскую квартирку, где была самой себе хозяйка.

Работала Цаца менеджером по продажам в крупном сетевом магазине спортивных товаров. Продажи она воспринимала как азартную игру, и ей всегда фартило. Она открыто бросала вызов кому-нибудь из коллег: кто больше сделает денег за месяц или быстрее продаст какой-нибудь дорогущий тренажер, за который положена приличная премия. И так всегда получалось, что ленточку победителя срывала именно она. Постепенно все менеджеры магазина зареклись вступать в спор с Цацей по любому поводу, а вот новички еще покупались на ее призывы, а потом долго восстанавливали самооценку. Цаца же не могла без соревнований. Однажды она поспорила с охранником их торгового зала, что больше его сможет выжать пресс на «станке»34. Молодой парень проявлял симпатию к Цаце несколько навязчиво, и она решила его проучить. Все закончилось печально. Для охранника. Цаца со своим стальным тренированным прессом могла и двести выжать, но парень свалился уже на подходе к сотне. Вдобавок подпольное соревнование увидел администратор, а так как оно проходило в конце рабочего дня, в подсобке, то он оштрафовал охранника на приличную сумму. Цаца испытала даже что-то похожее на угрызение совести, поскольку ей удалось каким-то образом избежать наказания. На следующий день, в качестве компенсации, она угостила его вкусным кофе из Starbucks.35 Охранник кофе принял, а вот ухаживания прекратил, к полной радости Цацы.

У Цацы была масса поклонников. Предложения на свидания сыпались чуть ли не каждый день. С первого взгляда красавицей ее нельзя было назвать, но только до того момента, пока ее лицо не озаряла улыбка с хитрым прищуром глаз редкого, яркого сине-серого цвета. А в улыбке обнажались крупные белоснежные ровные красивые зубы, привлекая внимание и завораживая, пока она говорила, говорила, говорила… А потом раз – и ты на крючке… Влюбился!

Цаца кокетничала бесконечно, со всеми подряд, отсюда и прозвище такое. Она постоянно сияла, переливалась всеми красками и при этом была недоступна. Все, кто штурмом пытался взять этот бастион, натыкались на серьезную преграду в виде экзаменов на нормальность, которые Цаца устраивала понравившимся ухажерам. И часто «мальчики» сходили с дистанции, так как она сама с ними и соревновалась и часто выигрывала. И в спорте, и бесстрашном противостоянии ночному уличному хамству, и способности обеспечить и наладить свою жизнь без помощи родителей.