Николь Жамэ - Дольмен Страница 51

Подхлестнутый двумя порциями вина, которые он выпил не закусывая, Пьер-Мари заговорил:

— «Истина»? Зачем ее искать? Достаточно вспомнить, у кого уже руки по локоть в крови, кто уже убивал!

— Или тех, кому выгодно убирать одного за другим владельцев земель, которые раньше принадлежали Керсенам, — возразила Гвен, настроенная отвечать ударом на удар.

В словесной перепалке ни Гвен, ни Пи Эм не заметили вошедшего в кафе Ферсена, который внимательно за ними наблюдал. То, что у врагов оказался общий отец, окрашивало сцену в совсем другие тона.

— Вам не кажется странным, что убийца не тронул никого из клана Керсенов? — не сдавалась Гвен. — Меня это очень удивляет.

— А меня «удивляет» редкая склонность Ле Бианов истреблять друг друга. Посторонних уничтожить для них — плевое дело!

— Любопытно это слышать из уст потомка берегового разбойника!

Напоминание о легенде вызвало у публики недоброе молчание. Пьер-Мари готовился отпустить в адрес Гвен оскорбление, но тут он заметил Ферсена, который не спускал с него глаз, и слова замерли у него на губах.

— Браво, Пи Эм! — ядовито бросила Армель. — Если вы получите хотя бы откидной стул в муниципальном совете, это уже будет большой победой! — И она с достоинством удалилась.

После ухода Керсенов Люка отозвал в сторону Морино, сидевшего за стойкой с одним из жандармов. Он показал на дочь Ивонны, тоже направившуюся к выходу:

— Незаметно следуйте за ней, глаз не спускайте!

— Знаете, майор, такие собаки много лают, но кусают редко, — попробовал было возразить Морино, которого не прельщала перспектива слежки на ночь глядя. — Не думаю, что есть причина для…

— Риан считал ее убийцей и был уверен, что она собирается расправиться с ним. Как известно, писатель кончил жизнь, взлетев на воздух, — вполголоса заметил Люка. — Я хочу знать, куда она пошла, с кем встречается, кого принимает. Ясно?

Морино поднес указательный палец к козырьку.

Мари была еще очень слаба, но не собиралась проводить ночь в больнице, как посоветовал военврач. Люка предложил компромиссное решение:

— Переночуешь у родителей. — И, не допуская возражений, добавил: — Если нет, я останусь с тобой. Но сама знаешь, сколько шума это наделает в проклятых Ландах — на острове ханжей и лицемеров!

Пришлось подчиниться.

За последние часы лицо Милика, обычно цвета хорошо пропеченного хлеба, стало серым, прибавилось несколько новых морщинок. Он светился радостью, когда прижимал к груди дочь. Потом Милик посторонился, дав Жанне возможность ее обнять. На долю секунды Мари напряглась, что не укрылось от Ферсена. Интересно, чем объяснялась эта холодность и что успел Риан сказать ей о матери?

— Я постелила в бывшей детской, — невозмутимо сообщила Жанна. — Тебе сейчас лучше отдохнуть.

Люка, которому недвусмысленно указали на дверь, ушел.

Она сразу уснула, но скоро сновидения обернулись новым кошмаром. Мать, сидевшая у ее изголовья, увидела, что Мари ворочается, и положила ладонь на лоб дочери — он был весь в поту.

В дверь постучали.

Жанна спустилась вниз, открыла ее и невольно попятилась: перед ней высилась странная, почти пугающая в своем величии, фигура Артюса. Он смотрел на нее не мигая круглыми, как у хищной птицы, глазами.

— Ну что, Жанна, вы позволите мне войти?

— Конечно, господин де Керсен, — пробормотала та, освобождая дорогу.

— Вот зашел справиться о здоровье нашей дорогой малышки, — объявил старик. — Как она себя чувствует?

— Хорошо. Сейчас Мари спит. — Жанна метнула взгляд в сторону лестницы, ведущей к спальням. — Напрасно вы беспокоились в такой час… это неосторожно с вашей стороны…

Артюс приподнял трость, прерывая ее:

— О неосторожности я и собирался поговорить. — Голос стал менее расслабленным. — Ваша дочь должна проявить благоразумие, в следующий раз ей повезет меньше. — Лицо Жанны вытянулось. — Жизнь Мари зависит только от вашего молчания, не забывайте! — подчеркнул он.

— Знаю, — еле слышно произнесла Жанна.

Артюс де Керсен собирался что-то добавить, но скрип ступенек заставил его замолчать.

Через мгновение перед ним стояла Мари в болтавшейся на ней пижаме отца. Старик поприветствовал ее улыбкой, больше напоминавшей гримасу.

— Надеюсь, не я разбудил вас, дитя мое?

Ей почему-то вспомнились слова из детской сказки: «Чтобы съесть тебя, дитя мое…» Взяв себя в руки, она принялась разубеждать гостя.

— А теперь я вас оставлю — Мари нуждается в отдыхе. Позаботьтесь как следует об этой упрямой головке, — обратился он к Жанне.

Та закрыла за ним дверь и проскользнула в кухню. Но Мари остановила ее на пороге.

— Зачем он приходил?

— Узнать о твоем самочувствии.

Мари схватила мать за дрожащие руки и посмотрела ей в глаза.

— И этим он так тебя напугал?

Она рванулась было к вскипевшему чайнику, но Мари держала крепко. Настойка подождет. И снова мать ушла от ответа.

— Я не переживу, если потеряю тебя, Мари, — вот все, что я могу сказать.

— Так и случится, если не перестанешь скрывать правду.

Мать еще помолчала, словно взвешивая все «за» и «против». Когда Жанна повернулась к Мари, было видно — она начинает сдаваться.

— Итак, что произошло в ночь двадцатого мая тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года? — не отступала Мари.

Жанна закрыла глаза. Проклятая ночь, воскресившая отвратительную легенду. Начавшаяся игрой, кончившаяся трагедией. Поврежденный маяк. Мальчишки, прыгающие по берегу с лампочками. Корабль, привлеченный огнями и разбившийся о скалы.

— Кто там был, кроме братьев? — затаив дыхание, спросила Мари. — Кристиан?

— Кажется, дети упоминали Ива, — ответила Жанна, выдерживая пристальный взгляд дочери.

— Продолжай!

— Не многое я могу к этому добавить, — вздохнула Жанна с мрачным видом. — Из-за шалости мальчишек погибли люди. Милик незадолго до этого на несколько месяцев ушел в море, а я ждала твоего появления на свет — беременность протекала тяжело. С первым паромом я, захватив сыновей, отправилась в Брест и поручила их заботам тетушки Суазик, а сама легла в больницу, где и оставалась до твоих родов в сентябре.

Чайник заливался свистом, однако ни та ни другая не двинулась, чтобы выключить плиту.

— Ведь ты не выигрывала в лотерею, сознайся? Деньги, появившиеся в семье, — часть добычи от кораблекрушения?

— Не знаю, дочка, поверишь или нет, но я не взяла бы и су для себя. И не притронулась бы к деньгам, нажитым на несчастье других. Но твои братья пригрозили, что уедут: на острове не нашлось для них работы. Они видели, что Ив пользуется лабораториями, которые его отец оплатил золотыми слитками, вот мне и пришлось… — Она махнула рукой и переставила чайник, из которого вылетали струйки пара.

— …пойти к старику Переку и потребовать свою долю, — закончила Мари не без презрения.

Жанна подтвердила:

— Мне, конечно, гордиться нечем, но знай: если бы мне снова довелось выбирать, поступила бы так же. Не спеши с обвинениями, нужно самой пережить подобное, чтобы получить право судить других.

— Обычная отговорка трусов!

— Ты немилосердна!

— Есть в кого! — Мари вздохнула. — Но не об этом я хотела с тобой поговорить.

— Нет, об этом. И ты, разумеется, права. Только из трусости я продолжала молчать даже после смерти твоих братьев. — Жанна покачала головой. — Отец не простил бы мне лжи, как и ты не прощаешь, согласись?

Дверь открылась, и вошел Милик, избавив Мари от ответа.

— О чем это вы шепчетесь? — спросил он, положив трубку на буфет.

Мари перехватила умоляющий взгляд матери, чьи губы безмолвно произнесли: «Ради Бога, молчи!» — и через силу улыбнулась:

— Да так, пустяки. Ждали тебя, чтобы вместе выпить настойку.

Осунувшееся от бессонницы лицо, глаза, обведенные темными кругами, — все равно в это июньское утро Мари показалась ему прекрасной, как никогда. Она стояла на мостике возле маяка, окруженная морем, из которого, казалось, она черпала жизненную силу. Ферсену пришла в голову неожиданная мысль: могла ли Мари жить где-нибудь в другом месте, например в Париже?

— Думаешь, мать была откровенна?

— Нет, только отчасти. Иначе визит Артюса так бы ее не напугал.

Люка вспомнил публичную стычку Керсена-младшего и Гвенаэль. Не оттого ли они так друг друга ненавидели, что их связывала общая тайна? Или это просто отлично разыгранная комедия с целью ввести всех в заблуждение? Кем они были на самом деле: противниками или сообщниками?

— Кстати, мать никогда не принимала участия в розыгрыше лотереи и, следовательно, никогда не выигрывала. Наверняка ты знал, но скрыл, чтобы меня не травмировать, — с упреком и в тоже время с благодарностью произнесла Мари.