Николь Жамэ - Тайна острова Химер Страница 53

Ангус скептически поморщился и тяжело опустился на стул.

— Идентифицировали скелет из колодца. Он принадлежит Франсуа Марешалю. По словам экспертов, в колодце он пробыл не больше месяца.

Мари нахмурила лоб.

— А они знают, где он находился до этого?

— Еще нет. Для этого они проведут более тщательный анализ. Самая вероятная гипотеза — журналист нашел место, где хранятся сокровища Алой Королевы, и был убит одним или несколькими членами семейства Салливанов, желающими сохранить их для себя.

— Будь это так, зачем перемещать тело? Что-то здесь не стыкуется, Ангус, разве что цель заключалась в том, чтобы бросить тень подозрения на семью.

Он пожал плечами:

— Если бы вам не удалась ваша штука с пожаром, мы бы никогда его не нашли. Так же, как и тело Фрэнка.

Старый полицейский поостерегся добавить, что и Мари была бы там погребена.

— Я так не думаю, — сказала она. — Даже считаю, что все произошло наоборот. Убийца так устроил, что его обнаружили в выбранный им момент. Кстати, что насчет страниц из блокнота?

— По чернилам и бумаге установлено, что они были исписаны ранее 70-х годов. А Франсуа Марешаль родился в 1975 году.

— Значит, блокноты не его… Необходимо узнать, кто этот Ф. Марешаль… Не исключено, что один из родственников.

— Я уже поручил это Броди.

Мари последний раз взглянула на куклу Пьеррика и положила ее в чемодан. Она закрыла крышку с неприятным чувством присутствия на похоронах.

Мурашки пробежали по ее спине.

А совсем неподалеку молодой служащий ресторана в куртке с аббревиатурой фирмы Resto-Rapid собирал подносы. Еду жандармерия из практических соображений заказывала, чтобы кормить своих сотрудников, а при необходимости и клиентов, временно содержащихся под стражей.

Сидя на скамье в одной из камер, сквозь прутья решетки которой просматривался холл, Эдвард, обхватив голову руками, внимательно наблюдал за парнем, ставящим подносы один на другой вопреки всем законам равновесия. Тот явно ленился лишний раз пройтись туда-сюда. Эдвард видел, как он направляется к выходу, неся на руках неустойчивое сооружение, и вздрогнул, когда застекленные двери, автоматически открывшись перед служащим, задели уголок одного из подносов, опасно покачнув всю стопку.

На долю секунды показалось, что все рухнет как карточный домик, но привычным движением бедер молодой человек установил хрупкое равновесие и продолжил идти.

Однако он не заметил конверта, упавшего с подноса, который, подхваченный сквозняком, очутился в холле.

Минуту спустя его подобрал полицейский, пришедший в управление. Затаив дыхание, Эдвард увидел, как тот прочитал фамилию адресата, бросил взгляд вокруг, пожал плечами, положил конверт на стойку дежурного и ушел.

Эдвард выругался сквозь зубы:

— Вот говнюк!

И, ощупывая свою маску, один из краев которой продолжал неумолимо отклеиваться, спросил себя, сколько же времени осталось ему ждать, пока не раскроется обман.

Оба жандарма, стоявшие в карауле у озера, не видели ничего особенного в том, что майор Ферсен предложил заменить их на время, пока они пойдут перекусить. Они знали, какое тяжелое испытание опять легло на плечи француза, и им хорошо было понятно его желание побыть одному, к тому же их угнетала мысль о продолжении наблюдения за пользующимся дурной славой озером.

Именно потому они не задавали себе лишних вопросов и не очень-то спешили вернуться.

Машина Ферсена стояла на месте, но самого его у озера не было. Наверное, он обходил его…

Будь полицейские понаблюдательнее, может быть, они и заметили бы пузырьки воздуха, лопавшиеся на поверхности вблизи мостков, примыкавших к озерному домику. Заметили бы, как из воды выходит аквалангист и тихо пробирается за дом. Застали бы Лукаса, когда он меняет неопреновый комбинезон на обычную одежду.

Его неожиданное появление из-за спины застало их врасплох. Они было начали произносить слова приветствия, но он, оборвав их, попросил немедленно сообщить ему обо всем подозрительном и удалился.

Позже один из них скажет, что его удивили мокрые волосы Ферсена. Но это будет позже. Слишком поздно.

— Отец Франсуа Марешаля был врачом-генетиком. Он ассистировал Жаку Рейно с 1962 по 1967 год. После смерти патрона он впал в глубокую депрессию, и его надолго госпитализировали. По выходе из больницы он открыл свой врачебный кабинет общего профиля, хотя, по словам коллег, у него было многообещающее будущее в области генетики.

Ангус и Мари, не перебивая, выслушали Броди. Одобрительным кивком Мари поблагодарила его, чем вогнала молодого жандарма в краску.

— «F» — это Фрэнсис, а не Франсуа. Блокноты принадлежали отцу журналиста. И не является совпадением тот факт, что последний высадился на острове через несколько месяцев после кончины отца. Хорошо поработали, Броди. Надо бы прощупать и его окружение.

— Жена его скончалась два месяца назад. Рак.

— У него, конечно же, были друзья, любовница, может быть… Нам нужно знать все. Я на вас рассчитываю.

Поощренный доверием Мари, Броди кивнул и пошел к выходу. У двери он столкнулся с дежурным, который принес для Мари конверт.

— Он лежал в приемной. На нем ваше имя.

С первого взгляда Мари узнала почерк и отошла в сторонку, чтобы прочитать письмо.

В нем содержалось лишь несколько слов и подпись: Райан. «Эдвард невиновен, не он пытался убить тебя на озере, а Лукас».

Он в упор посмотрел на молодую женщину, только что стремительно вошедшую в камеру с вопросом на губах, и недовольно нахмурился.

— Кто вам это рассказал? Я никому об этом не говорил!

Мари махнула рукой. Голос ее стал резким.

— Не важно… Объяснитесь!

Он прикрыл глаза, словно припоминая детали того дня, потом поднял голову и пристально посмотрел на нее.

— Я был метрах в двадцати от той развалины, когда увидел, как вы силились дотянуться до детендера… И тогда я заметил тень пловца вне поля вашего зрения, который умышленно отодвигал от вас наконечник. Когда я подплыл, Лукас кружил вокруг вас.

— Он сказал мне то же самое, но про вас.

— Он лжет.

— Почему я должна вам верить?

Он слегка пожал плечами.

— Вы казались мертвой, когда вас вытащили на берег. Лукас хотел помешать мне вас оживить, он говорил, что уже слишком поздно. Если бы я послушался его, вы бы не вернулись к жизни.

Его слова отголоском извлекли из глубин ее сознания нечто похожее, то, что, как ей казалось, она слышала, когда боролась за жизнь.

Нет, такого не должно было быть, это неправда.

Он видел, как она прилагает усилия, чтобы не упасть духом, и рассердился на себя за то, что вынужден был выложить ей горькую правду. Но у него не было выбора.

— Если я промолчал, то только потому, что у меня не было доказательств… И еще потому, что я знал — вы мне не поверите. Мне и самому трудно понять, почему Лукас хотел вас убить. Если только…

— Что именно?

Он выдержал ее испытующий взгляд.

— Если только он вдруг не сошел с ума.

Через несколько минут Мари вернулась к Ангусу, который, находясь в большом затруднении, мог лишь подтвердить необузданность Лукаса в отношении Эдварда, проявленную накануне во время допроса.

Жандарм поискал было слова, оправдывающие своего французского коллегу.

Но не нашел ни одного.

24

Сумасшествие. Он сойдет с ума, если немедленно не выйдет из этой западни!

Лукас принялся тщательно обследовать застекленную камеру, внешняя дверь которой из бронестекла выходила в ответвление подземной галереи. До него быстро дошло, что механизм открывания, находящийся по ту сторону, был недоступен.

Плюща нос о стекло, он лихорадочно вглядывался в полумрак и вдруг увидел их!

Две слегка ссутулившиеся фигуры медленно шли плечом к плечу и, похоже, поддерживали друг друга. Они прошли в десяти метрах от него, не заметив…

На сгибе локтя одной из них висела клюка.

В безумной надежде он закричал, застучал по стеклу кулаками и ногами. Но тройная толщина стеклянной перегородки не пропускала звуки. Тогда Лукас кинулся в комнату, схватил стул и вернулся в камеру, где с удесятеренной отчаянием силой начал бить по стеклу, пока стул не разлетелся на кусочки, оставив в его руках спинку.

Фигуры исчезли.

Лукас покрылся ледяным потом. Не поддаваться панике. Думать. Логически. Обязательно должен быть другой выход. Воздух обновлялся, значит, он откуда-то поступал. Обязательно должны быть какие-то отверстия… окно, вентиляционная труба.

Он вернулся обратно, осмотрел закрытые жалюзи, сквозь которые просачивался слабый свет.

Резко дернув, он поднял их.

Его ореховые зрачки расширились от изумления.

Светильники, вставленные между скальной стеной и застекленными пролетами, испускали искусственный свет, создавая убийственную иллюзию летнего дня.