Дэвид Тейлор - Тайны Истон-Холла Страница 54

Увы, все это — обед, разговор на профессиональные темы и т. д. — затмило одно событие, случившееся во время десерта, которое мне, как ни странно, даже сейчас не очень-то хочется описывать…

Мистер Марджорибэнкс — настоятель прихода Эли, лет шестидесяти, чрезвычайно бодрый на вид, вел аскетический образ жизни, однако же, по словам людей, его знавших, славный и добросердечный. Он возглавлял приход около десяти лет и, живя экономно, но не скаредно, не упуская возможности приработка, которые давало ему положение, скопил, по всеобщему мнению, неплохое состояние. Если мистер Марджорибэнкс и завоевал себе видное положение в округе, то обязан им он был не блеску проповедей и не объективности в суждениях, а твердой позиции в церковных делах. Настоятель был священником-консерватором, причем такой закалки, что не один священнослужитель, известный миру своими консервативными взглядами, в его присутствии почувствовал бы себя чуть ли не либералом. Католиков он ненавидел до глубины души, сама мысль об эмансипации Римской католической церкви — в любой форме — приводила его в ужас. Методистов, конгрегационалистов, квакеров, вообще всяких верующих-неангликан он, будь его воля, поставил бы, как мне кажется, вне закона. И тем не менее бдительный взгляд настоятеля был направлен в равной степени и на собственный приход, и в окружающий мир. Он глубочайшим образом презирал ритуализм, пьюзизм и Оксфордское движение.[28] То же самое следует сказать о стихарях и ризах, которыми столь простодушно злоупотребляют нынешние священники. Сам мистер Марджорибэнкс произносил свои проповеди, пользуясь обычным женевским саккосом, и весьма свирепо отзывался о «слабодушных, увлекающихся пышными мантиями». Все эти черты, не только терпимые, но и чтимые в твердыне под названием Эли, вряд ли поспособствовали бы карьерному росту мистера Марджорибэнкса в церковной иерархии. Люди поговаривали, будто настоятель не просто здоровый и преуспевающий, но также разочарованный человек.

Жена мистера Марджорибэнкса умерла молодой — и это, как говорили, в немалой степени способствовало его аскетизму, — оставив мужа с двумя младенцами-девочками на руках. Во второй раз он так и не женился, полагая, что никто лучше его самого не справится с воспитанием детей. Прошло двадцать лет, девочки выросли и превратились в цветущих молодых дам. Старшая уже была замужем за пивоваром, жила в окрестностях Кембриджа и в отчем доме появлялась не часто; младшая же, которой недавно сравнялось двадцать пять, все еще пребывала в девичестве. В попытке описать мисс Амелию Марджорибэнкс я могу сказать лишь, что она представляла собой образец дочери священника: благочестивая, богобоязненная, скромная, внимательная к пожеланиям отца и терпимая к его слабостям. Вынужденная с восемнадцати лет вести все хозяйство настоятеля, она, однако же, ни с кем не разговаривала свысока, ее поручения и без того выполнялись. Отец в ней души не чаял, а иные свидетели семейных отношений мистера Марджорибэнкса с красавицей Амелией — а иначе ее не назовешь — утверждали, что и побаивался. Конечно, это преувеличение — мистер Марджорибэнкс был не из тех, кто боится кого бы то ни было, и уж тем более молодую женщину, которая наливает ему по утрам чай и приносит домашние туфли. Но он советовался с ней во всем и прислушивался к мнению дочери, так же как двадцать лет назад прислушивался к пожеланиям покойной незабвенной жены.

Дом приходского священника Эли, каким он был в те времена, чрезмерно просторным не назовешь, но жить в нем, конечно, удобно. Прежде всего следует отметить розарий величиной в половину выходящей в сторону большого кафедрального шпиля террасы. Мистер Марджорибэнкс обожал разглядывать свои розы через окно гостиной, в которой привык завтракать. Вот и сейчас он глядел в это окно, хотя на дворе стоял февраль и никаких цветов, конечно, быть не могло. Напротив него за столом сидела Амелия. Она рассеянно вертела в руках кусок поджаренного хлебца. Чтобы ни выражало лицо священника, страха перед дочерью в нем не было.

— Ну что, дорогая, собираешься ты замуж за этого человека?

— Если уж на то пошло, папа, он даже предложения мне не сделал.

— Допустим. — Сказав это, настоятель слегка пошевелил пальцами, как бы давая понять, что мужчины, делавшие и не делавшие предложение его дочери, в равной степени заслуживает упрека в совершенно неприличном поведении. — Как ты знаешь, я менее всего склонен вмешиваться в дела подобного рода (не совсем так, поскольку в дела мисс Марджорибэнкс-старшей и ее пивовара отец вмешивался постоянно). Но ведь всякие разговоры пойдут. Не далее как вчера миссис Делингпоул — жена регента хора — спрашивала меня, что я думаю об этом славном мистере Кроли и нельзя ли что-нибудь для него сделать.

— Что ж, весьма печально, если люди сплетничают. Мистер Кроли не сказал мне ни единого слова, какого с таким же успехом не мог бы сказать любой другой женщине.

— И тем не менее, дорогая.

— Ах, папа, да оставь же ты эту чушь.

При всем раздражении, с которым мисс Марджорибэнкс бросила эти слова — у нее даже щеки раскраснелись, — им обоим, дочери и отцу, было ясно, что так просто этот разговор не оборвешь. Амелия налила себе еще чашку чаю, положила на тарелку недоеденный тост и задумалась, какие бы еще найти оправдания.

— Сплетничать дурно, особенно если подумать о положении мистера Кроли, — заговорила она. — Он из тех мужчин, за которого любая девушка была бы счастлива выйти замуж. Пусть он пока только викарий, но ведь колледж окончил и ценят его, как я слышала, высоко; говорят, граф — его кузен и всегда готов ему помочь.

— У кузена не больше возможностей, чем у тебя, дорогая.

— Ну что ты такое говоришь, папа! Как будто граф не может ничего сделать для брата — если захочет, конечно.

Услышав это, мистер Марджорибэнкс в глубине души понял: его дочь собирается-таки выйти за мистера Кроли. Но в открытую говорить о своей догадке воздержался. Он просто заметил, ничуть не покривив при этом душой, что, с его точки зрения, мистер Кроли — весьма способный молодой священнослужитель, который очень много делает для своей паствы. На этом беседа за завтраком окончилась, настоятель удалился к себе в кабинет, а его дочь — на кухню, где примерно полчаса поговорила с кухаркой, но, боюсь, никакой радости молодой женщине это не доставило.

Мистер Марджорибэнкс был, в согласии с собственными представлениями о чести и достоинстве, человеком благородным. Он понимал, что должен навести справки о возможном претенденте на руку своей дочери. В то же время достаточно честен, чтобы признать: главное возражение против любого брачного союза Амелии — его собственный комфорт. При всем аскетизме настоятелю очень нравилось, когда дочь наливает ему чай, приносит шлепанцы, ругает слуг; хотя и чаем, и шлепанцами могли заняться и другие, он считал, что не будет в этих маленьких услугах той душевности, какую вкладывает в них Амелия. Менее благородный человек придумал бы что-нибудь, но это претило натуре настоятеля. Поэтому, сняв с полки, висевшей прямо над письменным столом, церковный справочник, он открыл его на нужном месте. Там говорилось — это и так легко предположить, — что мистер Кроли вышел из хорошей семьи, закончил с отличием Оксфорд, получил в одном из колледжей стипендию младшего научного сотрудника и вообще являет собой образец во всем. И все-таки кое-что мистера Марджорибэнкса не удовлетворило. Он со вздохом отложил справочник. Его не оставляло ощущение — поскольку речь шла о мистере Кроли, его визитах в Эли, его кузене-графе, — будто с ним ведут некую игру и слегка переигрывают при этом. Однако додумать эту мысль ему не удалось — пришел посетитель, один из многих, ждавших встречи с мистером Марджорибэнксом в его рабочее время. Это был преподобный Далримпл, служивший, по стечению обстоятельств, в приходе на востоке графства, всего в десятке миль от места, где служил мистер Кроли. Это заставило настоятеля принять мистера Далримпла с особой сердечностью. Выслушав проблему священника и быстро решив его дело, настоятель спросил:

— Скажите, преподобный, а что вы думаете о своем соседе мистере Кроли?

— Кроли из Лоуэр-Истона? Чрезвычайно обаятельный молодой человек, на мой взгляд. Насколько я понимаю, вас можно поздравить, настоятель?

— Поздравить? С чем, позвольте поинтересоваться?

Наверное, даже епископа привел бы в содрогание взгляд, брошенный мистером Марджорибэнксом на гостя. А поскольку тот был не епископом, а всего лишь приходским священником с окладом четыреста фунтов в год, то вид у него сделался такой, будто он сквозь землю готов провалиться.

— Извините, настоятель, если я что-то не так сказал. Но, говорят, помолвка состоялась.

— Не было никакой помолвки, мистер Далримпл, и вы меня чрезвычайно обяжете, если не станете более возвращаться к этой теме.