Евгений Крестовский - Холодное солнце Страница 54

– Да, странно… А может, это открытие и погубило его?! Кстати, что все же он открыл?

– Слишком много хочешь знать. Ты еще молодой! – усмехнулся Рыжий. – Кстати, знаешь, кто сверхглубокую эту закрыл?

– Я тут вообще ничего не знаю и не понимаю.

– Правильно, здоровее будешь… А закрыл ее Илюша.

– Блюм?

– Так точно! Обыкновенный начальник экспедиции. Рядовой советский геолог, правда, с орденом. Плюс член обкома партии.

– Как же он закрыл? Ведь проект-то на уровне министерства в Москве утверждается! Это не его уровень, – не поверил Донской.

– Ты его еще не знаешь. Думаешь, он – душа-парень и друг всех студентов? А я тебе скажу, птенчик, наш Илюша – зверь. Правда, ночной и бесшумный. А днем он зубы на полку прячет, днем он образцовый руководитель.

– Но зачем же ему было закрывать сверхглубокую?! – не унимался Донской. – Тем более когда на платину нарвались.

– Значит, был интерес. Не беспокойся, Блюм умеет считать варианты.

Когда они вернулись на прииск, там царило необыкновенное оживление. Буровики и проходчики были уже под градусом: хохотали во все горло и уже начинали поигрывать желваками, выглядывая в хмельной толпе своих давнишних обидчиков. Приближалось время разборок. На прииске праздновали день молодежи.

Утром в поселок привезли с побережья несколько бочек с пивом и до вечера разливали его всем желающим прямо в ведра.

Илья Борисович лично выписывал праздничные записочки, по которым разбитные девицы из лабаза продавали истосковавшейся по гульбе молодежи (от двадцати до пятидесяти!) по две бутылки горькой на рыло.

Донской шел мимо конторы экспедиции, размышляя о том, что услышал от Рыжего. Его окликнули.

– Глеб, а вы что же не идете к начальнику на праздничный ужин?! Ведь вы в списке приглашенных! – кричала ему секретарша Блюма из открытого окна. Она была в роскошном вечернем платье.

– Я не знал, – ответил Донской.

– Где ж вы были? Я к вам в общежитие девочек посылала! Подождите, я сейчас выйду.

Она появилась на улице в длинном с глубоким вырезом темно-зеленом платье, из-под которого выглядывали кирзовые сапоги. В руках она несла туфли на высоком каблуке. На бледных дрябловатых щеках ее густо лежал грим, призванный хотя бы на этот вечер обмануть мужскую половину прииска.

– На охоте!

– Ого, какие мы мужчины! – сморщила нос секретарша и масляно посмотрела Глебу в глаза. – А я на секунду сюда заскочила. Туфли забыла! Идите же скорей, переодевайтесь! Мы ждем вас!

Она положила свою грубоватую ладонь на плечо Глебу и нежно улыбнулась. Донской невольно отметил, что у секретарши от выпитого уже кроличьи глаза…

Он сел где-то в конце длинного стола между толстомясых бабенок, теревшихся о него тучными боками и ненароком давивших ему под столом туфелькой на ступню. Донской ел, не поднимая головы.

Когда застолье было уже в самом разгаре, к Глебу подсел Блюм. Илья Борисович был оживлен, расспрашивал Донского о работе, что-то советовал. Потом размечтался о планах добычи «рыжья», звал Донского после университета приезжать к нему, обещая перспективу быстрого роста и материалы для диссертации…

Выждав момент, Глеб неожиданно спросил Блюма:

– Илья Борисович, почему вы настояли на закрытии сверхглубокой скважины? Там же намечалось месторождение платиноидов!

– Кто это тебе сказал? – Блюм даже поперхнулся, недовольно вскинув брови.

Еще секунду назад сверкавший, как бильярдный шар, он вдруг потускнел.

– Да геолог один. Рыжий! Но это не важно.

– Вот что я тебе скажу, Глеб. Никакой сверхглубокой я не закрывал. Не моя прерогатива закрывать всесоюзные проекты. Просто московское начальство сочло это дело бесперспективным. Скважину заложили не в том месте. И для того, чтобы не пускать на ветер миллионы народных рублей, ее законсервировали.

– Но ведь геолог, который работал на ней, сделал какое-то интересное открытие? Что-то обнаружил.

– Бред, – отрезал Илья Борисович.

Он смотрел на Донского, недовольно хмурясь.

– Ну хорошо, бред. Но те буровые коронки, которые покрывались слоем платины, где они? Ведь столько народу их видело!

– Да кто это тебе сказал? Кто этот сказочник? Рыжий? – напряженно улыбаясь, Илья Борисович поднялся со стула.

– Имеется папка с результатами анализов! Мне обещали ее показать! – Глеб и сам не заметил, что говорит с начальником экспедиции на повышенных тонах.

– С результатами? – Илья Борисович ухмыльнулся. – Все, Донской, тебе надо отдохнуть. В голове у тебя какая-то мешанина. Иди-ка лучше потанцуй с девушками.

Блюм отправился во главу стола, где его тут же взяли в оборот подхалимы. А Донского немедленно закрутили в танце «девушки». Они вырывали его друг у друга, как переходящий приз, несли пьяную чушь и строили глазки.

Наконец Донской попал в руки секретарши Блюма. Она держала Глеба крепче всех.

– Что ты пристаешь к Илюше? – перешла на «ты» секретарша. – Оставь его в покое, ему и так несладко с нами.

– Да я только хотел узнать про коронки со сверхглубокой. Хотелось посмотреть на них.

– На них ты уже никогда не посмотришь, – перебила секретарша сахарным голосом. – Лучше смотри на меня!

– Почему никогда?

– Потому что Блюм продал их.

– Кому?

– Кому, не знаю, – прошептала она в ухо Донскому, – зато знаю куда.

– Куда, если не секрет?

– Секрет. Большой секрет… Но тебе скажу. В Англию, малыш. В Англию… – Она еще теснее прижалась к Донскому, дыша в лицо перегаром. – И за наличные…

Если верить циферблату, была глубокая ночь, однако солнце все накручивало круги над тундрой, не сходя с дистанции.

Пошатываясь, Глеб возвращался в общежитие. Ему насилу удалось отбиться от ухватистой секретарши, всерьез грозившей распахнуть ему свои жаркие объятия.

Молодежь прииска догуливала.

Где-то за ангаром кричали в голос пьяные мужики, страшно матерясь. Слышались глухие удары и протяжные стоны.

Глеб пошел на голоса.

Несколько человек топтали кого-то, лежащего на земле. Один, правда, пробовал защитить несчастного, хватая остальных за руки.

– Вы что, идиоты, делаете?! Вы же убьете его! Хорош, мужики! – кричал он.

Глеб узнал Рыжего. Тот был в спортивном костюме и домашних тапочках. Вероятно, выскочил на крики из дома…

«Наших бьют!» – подумал Донской и с глупой улыбкой двинулся на помощь Рыжему, сжимая кулаки.

– А ну, в сторону! – заорал Донской, кидаясь к озверевшим мужикам.

Те прекратили месить лежащего и тупо уставились на Донского, шевеля отвислыми губами. Его окрик подействовал на работяг: звериная ярость тут же испарилась. Они недоуменно смотрели на шевелящегося под ногами человека, который уже пробовал встать. Рыжий помогал ему.

Но тут высокий расхлябанный парень с плутоватым лицом ударил жертву ногой в грудь.

Несчастный, охнув, упал навзничь. Удар был силен. Донскому даже показалось, что он услышал хруст костей.

Рыжий, стиснув зубы, схватил ударившего за грудки.

– Ты что, гад, делаешь! Сам же просил меня разнять их!

– Он вор!

– Так не у тебя же он украл! – Рыжий был бледен, глаза его сузились, губы дрожали.

– Ударить хочешь?! Ударить хочешь?! – с наглой улыбочкой глядя на Рыжего, по-петушиному кричал парень.

– Мразь! – Рыжий отшвырнул его от себя.

Оступившись, расхлябанный упал. Никто из работяг не обратил на это никакого внимания. Словно пробудившись от сна, они во все глаза смотрели на Рыжего, который пытался привести в сознание избитого. Смотрели и не могли поверить в то, что только что едва не забили человека насмерть.

Расхлябанный тем временем вскочил, глаза его сверкнули, а на губах появилась скользящая улыбочка. Работяги стояли спиной к нему. Наклонив голову, он сунул руку в карман ватника, исподлобья глядя на Рыжего…

Между Глебом и работягами оставалось не более десяти шагов. И до него вдруг дошло.

– Нож! – закричал Донской и кинулся наперерез расхлябанному. – У него нож!

Однако тот уже подскочил к геологу и резко выкинул правую руку куда-то под ребра Рыжему. Тот замер, вытянулся и растерянно посмотрел на расхлябанного. Рыжий хотел что-то сказать ему, глумливо ухмыляющемуся, но вдруг осел, опустился на колени, потом упал набок и, со стоном выдохнув, затих. Расхлябанный тут же закричал:

– Я защищался! Он хотел меня убить! Вы видели! Видели!

– Ты что, Валера! – заорали работяги и двинулись на расхлябанного. – Ты же убил его!

– Я защищался! – кричал Валера, пятясь от работяг. – Если б не я его сейчас, то он бы меня потом… Он борец, мастер спорта, он сильный! Я защищался!

Выставив перед собой нож, Валера оскалился. Подлая улыбочка не сходила с его тонких губ.

Донской склонился над Рыжим. Геолог был мертв. В открытых глазах его застыло удивление ребенка.

Потом…

Потом Валеру привели в контору к Блюму. Глеб выступал перед начальником экспедиции как свидетель.

– Илья Борисович! Я все видел! Врет он, что защищался! Я видел, как он сзади, подло, в спину!