Марсель Монтечино - Убийца с крестом Страница 55

— Так ли это, мистер Фиббс?

Бобби улыбнулся одними губами. Взгляд его был холоден и тверд.

— Я никогда больше не вернусь в тюрьму.

Выждав долгую паузу, офицер сказал:

— Хорошо.

Он вырвал из блокнота листок и написал на нем несколько цифр.

— Вот ваш код и телефон, по которому вы должны звонить каждый вечер. — Он протянул листок Бобби, губы которого искривились в презрительной усмешке.

Эстер быстро встала и взяла листок.

— Спасибо за все, мистер Джонсон. Мы вас не подведем.

— Надеюсь, что нет, миссис Фиббс.

Кларк Джонсон поднялся и пожал Эстер руку. Бобби угрюмо прошествовал из кабинета. Эстер, пораженная, смотрела ему вслед. Она обернулась.

— Ни о чем не беспокойтесь, мистер Джонсон, — выдохнула Эстер. И поспешила за мужем.

3.52 дня

— Проклятье! Вот уж действительно повезло — попасть к какому-то ниггеру на испытательный срок, — пробурчал Бобби Фиббс, набивая рот биг-маком. — Ишь как важничает, сукин сын. Сам пятки лижет своим белым начальничкам. Сучий потрох.

Эстер взглянула на малыша Бобби, который широко распахнутыми глазами, не отрываясь смотрел на отца. Они сидели в «Макдональдсе» на углу Креншо и Олимпик. Забрали малыша из школы и зашли перекусить.

— В задницу этого ублюдка ниггера! Ты слышала, что он там говорил: "Вы попадете за решетку на те три года, которые вы сразу должны были получить. Испытательный срок — это привилегия". Дерьмо. Ниггеру, который так выпендривается, башку надо разбить. Даже не смотрит, с кем он говорит.

Эстер достала из сумочки пятидолларовую бумажку и протянула ее малышу.

— Сынок, принеси-ка мне биг-мак.

— Мамочка, ведь ты их не любишь.

— А сегодня мне хочется попробовать. Иди и принеси его мне.

Малыш Бобби слез с табурета и побежал занимать очередь.

— Бобби, не разговаривай так в присутствии ребенка. Не нужно ему слышать такие вульгарные выражения.

Бобби положил свой биг-мак.

— Что-что?

— Все эти разговоры о насилии с проклятьями и ругательствами. Не надо ему слышать всю эту дрянь. Я всегда старалась оградить его от этого. И я никогда не говорю при нем «ниггер». Малыш не должен ощущать себя человеком второго сорта. И я хочу, чтобы ему это даже в голову не могло прийти.

Бобби Фиббс ткнул пальцем в Эстер.

— Ничего хорошего не будет от такого баловства. Ты что же, думаешь, какой-нибудь белый ублюдок не назовет его однажды «ниггером»? Ты что же, думаешь, никогда этого не случится?

— Если такое и произойдет, то у малыша хватит твердости и сил, чтобы разобраться, кто есть кто.

Бобби нахмурился.

— Забиваешь парню башку всякой чепухой. Выдумала какой-то Гарвард. Где мы денег возьмем, чтобы отправить его в колледж?

— Когда придет время, мой ребенок пойдет в любую школу, в которую захочет. Мисс Абраме считает, что с его способностями он будет принят, куда бы он ни поступал. А я буду двадцать четыре часа в сутки скрести полы и драить сортиры, чтобы он мог учиться там, где захочет.

Бобби вытер рот бумажной салфеткой.

— Ну и зачем все это? В любом уголке страны, в любом колледже, будь они все прокляты, наш сын всегда будет черным. От этого никуда не денешься. Он всегда останется только ниггером, и неужели ты думаешь, что белые позволят ему об этом позабыть хоть на минуту?

Эстер дрожащими руками разворачивала пирожок с рыбой.

— Великий Боже! Бобби! Что с тобой происходит? Ты только послушай, что ты гово...

В этот момент вернулся малыш Бобби с куриным маком. Он уселся рядом с Эстер.

— Сынок, — сказала она, — ты принес мне мак с кисло-сладким соусом. А ты ведь знаешь, что я люблю соус «барбекю».

Малыш вытаращил глаза на мать.

— Мама! Откуда я мог это знать! И потом, мой биг-мак уже совсем остыл...

— Делай, как мать велела, — резко вмешался Бобби. — И сию минуту, если не хочешь получить по физиономии.

Малыш опустил глаза и вылез из-за стола.

— Да, сэр, — тихонько пробормотал он и пошел к прилавку.

Эстер закурила. Руки у нее тряслись.

— Бобби, никогда больше не смей разговаривать так с моим сыном.

С угрожающим спокойствием Бобби взглянул на нее и произнес:

— Может, ты хочешь, чтобы я тебя отхлестал по щекам? Здесь и сейчас?

Эстер отвела глаза. Бобби улыбнулся.

— Ну, так-то лучше. — Он развернул второй биг-мак. — Жаль, что, пока меня не было, ты тут развела всякие нежности. Пора с этим кончать, к чертям собачьим. — Он отправил в рот огромный кусок. — Парень без меня растет каким-то сопливым ниггером, точно как этот «мистер» Кларк Джонсон. Сукин сын, который лижет задницу своим белым хозяевам.

— Бобби, — медленно начала Эстер, стараясь тщательно подбирать слова и по-прежнему избегая смотреть на мужа, — Бобби, этот человек просто делает свое дело. Это его работа. Все, что он хотел сказать, так это то, что ты попадешь в беду, если вернешься к наркотикам. Ты ведь сам сказал, что больше никогда этого не будет. Верно? Так, значит, нам больше не о чем беспокоиться?

Бобби покачал головой.

— Ничего из этого не выйдет. А все этот чертов продажный ниггер! Все это чушь собачья. Повезло мне, что я год отсидел в тюряге, как же — повезло! По его словам, выходит, словно год в тюрьме — это как прогулка по парку. Но это не так. — Бобби отпил колы прямо из бутылки. — Все. С этим покончено. Больше я в это дерьмо не вляпаюсь. Хватит. — Он кинул в рот несколько картофельных чипсов и начал их тщательно пережевывать. — У меня в камере был парень. Его пару месяцев назад выпустили. Так вот он рассказал мне об одном адвокате-еврее из Беверли-Хиллз. Понимаешь, можно пойти в суд и так все организовать, чтобы во время испытательного срока никуда не надо было звонить каждый вечер, и проб никаких и прочего дерьма. Знай только ходи раз в месяц расписывайся — и никаких проблем. Но для этого дела нужен очень хороший адвокат. Не какой-нибудь дешевый адвокатишка из этих общественных защитников. А классный адвокат из евреев. И у меня есть один такой на примете.

— Бобби, все эти юристы из Беверли-Хиллз стоят целое состояние. Как мы можем себе такое позволить?

— Мы с тем парнем в камере все обсудили. Он велел, чтобы я его разыскал, когда выйду. Он там задумал одно дельце. Если выгорит, то все о'кей.

Эстер с трудом удавалось держать себя в руках.

— Бобби, все эти люди только снова втянут тебя в свои темные делишки. Они снова доведут тебя до беды. Ты ведь только вчера вышел из тюрьмы. Прошу тебя, не говори так. Тебя ждет хорошая работа. Завтра утром нач...

Бобби жестом остановил ее.

— К черту! Не по мне все это. Быть на побегушках на кухне. Жалкий ниггер! Не хочу я впрягаться в эту рабскую жизнь. Я тебе предлагаю кое-что получше.

Эстер тихонько заплакала.

— Прошу тебя, Бобби, не говори так, не говори так, — повторяла она:

— Не плачь, Эс, — смягчился Бобби. — Не плачь, женщина. — Он протянул было руку погладить ее, но она резко отпрянула.

Внезапно появился малыш Бобби. Опустив глаза, он произнес:

— Мама, там нет соуса «барбекю». Я у всех спрашивал. Прости меня, но его там нет.

— Ох, сыночек. — Эстер взяла сына на руки и нежно погладила его голову.

9.00 вечера

Голд стоял в дверях «Монтегро» и вглядывался в прохладный сумрак ресторана. Это было шикарное заведение. Полы покрывали толстые ковры, на стенах висели первоклассные копии картин импрессионистов, несколько уютных кабинетов были отделены друг от друга перегородками из матового стекла с изящными рисунками. В алькове рядом с баром пианист томно наигрывал «Саммертайм». Музыка медленно плыла по залу, покрывая разговоры и звяканье серебряных приборов. Как только метрдотель направился к Голду, Хоуи Геттельман помахал ему рукой через зал.

Проходя через ресторан, Голд взглядом профессионала автоматически отмечал посетителей. Зал был набит иностранцами — темнокожими смуглыми мужчинами в европейских костюмах, с кричащими золотыми украшениями. Двигаясь между столиками, Голд слышал испанский, итальянский, арабский, еврейский говор и то, что он принимал за греческий. Женщины почти все были американки — пресыщенные блондинки в стильных нарядах.

— Джек, как хорошо, что ты пришел! — На Хоуи был великолепно сшитый синий двубортный костюм и светло-желтая рубашка. В этой толпе он казался своим.

— Сколько же времени ты предаешься возлияниям в Родео-Драйв? — спросил Голд, проскальзывая в нишу к Хоуи.

Хоуи улыбнулся и подмигнул.

— Здесь можно провернуть куда больше дел, чем в Поло-Лондж.

— Смотря каких дел, — ответил Голд, оглядывая зал. За столиком напротив сидел известный телеартист, уже изрядно набравшийся. Он попеременно склонялся то к салату из крабов, то к ушку юной киноактрисы, чье лицо было смутно знакомо Голду.

— Джек, спасибо, что пришел, — проговорил Хоуи. — Для начала прошу прощения за то, что произошло в субботу. Пойми, мне абсолютно ясно, почему ты так взъярился. И не думаю, чтобы ты хоть немного переигрывал.