Стивен Лезер - Жесткая посадка Страница 56

— В тюрьме есть человек, — продолжил он, — который заслужил пожизненное заключение, но ситуация складывается так, что он может выйти на свободу. Он ввез в страну отравы на несколько миллионов фунтов стерлингов и убивает всякого, кто встает у него на пути.

— Если он в тюрьме, значит, с ним все кончено?

— Не совсем. Его взяли с поличным, но одно дело арестовать, и совсем другое — вынести приговор. Он сидит в предварительном заключении и ждет суда. И при этом устраняет свидетелей, избавляется от улик, старается непременно выбраться на волю. Я — последняя линия обороны, Мойра. Если я выйду из игры, он свободен.

— Неужели все так плохо?

— Он убил тайного агента, моего друга. Застрелил его на глазах у беременной жены.

— Это не твоя проблема.

— Тогда чья это проблема, Мойра? Если я ничего не сделаю, то кто?

— Ты не единственный полицейский в стране. Пусть кто-нибудь другой подставляет себя под пули.

— Для других нет времени. Я не могу объяснить тебе, чем занимаюсь, но без меня это дело рухнет. Мы не успеем подключить новых людей. Если я уйду, ему все сойдет с рук. Включая убийство.

— Ты твердишь одно и то же — он сделал то, он сделал это, он убивал людей. Но если вам все уже известно, почему бы просто не предъявить ему обвинение и не покончить с ним?

— Потому что сейчас иные времена, — ответил Шеферд. — У этого парня лучшие адвокаты в стране. Одна ошибка, один неверный шаг, и они вытащат его из тюрьмы. Мы должны действовать наверняка.

У Мойры опустились плечи. Она внезапно словно постарела на десять лет.

— Мне нужна твоя помощь, — объяснил Шеферд. — Я хочу, чтобы ты пока позаботилась о Лайаме.

— Никто не заменит ему отца, — пробормотала Мойра, но в ее голосе уже не звучала прежняя убежденность.

— Я скоро вернусь. Просто дай мне немного времени для решения проблемы.

— Сколько тебе нужно?

— Несколько недель. Как только дело передадут в суд, моя миссия кончится. А если я выясню, как он связывается со своими людьми на воле, то освобожусь еще раньше. Оставайся здесь, хорошо? Ты единственный человек, кому я могу доверить Лайама.

Мойра смерила его взглядом.

— Надеюсь, с уголовниками ты притворяешься лучше, — усмехнулась она. — Думаешь, я растаю от пары ласковых слов? Это могло сработать со Сью, но не со мной.

— Я серьезно, — произнес Шеферд. — Лайам плохо знает моих родных. Он почти не видел моего брата, и я редко возил его к родителям. Вы с Томом самые близкие для него люди. Ты можешь подумать, что я опять пытаюсь тебе льстить, но клянусь, это чистая правда.

— Вряд ли я оставлю Тома одного.

— Пусть приезжает сюда.

— У него тоже работа. Такая же, как у тебя.

— Возьмите Лайама к себе.

— А школа?

— Ничего страшного, если он пропустит месяц-другой. Кроме того, в Херефорде тоже есть школы. Для него будет даже лучше, если он временно сменит обстановку.

— Чтобы тебе было удобнее опять удрать из дома? — Мойра вздохнула. — Я устала с тобой спорить. Мы с Томом позаботимся о мальчике, пока ты не почувствуешь, что созрел для роли отца. — Она резко встала с дивана. — Я иду спать. Во сколько ты завтра уедешь?

— Не знаю. Очевидно, в середине дня.

— Я приготовлю обед. Собиралась сделать жаркое, но Лайам хочет рыбные палочки.

— Отлично.

Мойра ушла, оставив Шеферда допивать виски с водой. Он вытянул ноги и тяжело вздохнул. Ему казалось, что тюрьма находится за миллион миль отсюда, и он чувствовал, что готов бросить ко всем чертям свою работу, предоставив разбираться с Карпентером кому-нибудь другому. Подключать новых людей уже поздно, это правда, но и Мойра была недалека от истины, обвинив его в том, что он подсел на адреналин. В глубине души он мечтал сразиться с Карпентером и поставить свою жизнь на карту, как много раз случалось раньше. Шеферд сознавал, что по-настоящему живым он ощущал себя лишь во время битвы, когда встречался с врагом лицом к лицу и знал, что один из них должен умереть, поскольку в бою не может быть двух победителей и если он не убьет противника, тот уничтожит его. Работа тайного агента была иной, но она вызывала в нем те же эмоции. Ничто не могло сравниться с упоением победы, когда один из его подопечных уходил в наручниках, не догадываясь, где он прокололся, а Шеферд знал, что это произошло благодаря ему и только собственные силы и способности — вместе с толикой удачи — вознесли его в этот день на пьедестал. По всей стране за решеткой сидели множество мужчин и женщин, которых Шеферд лично посадил в тюрьму, и они, словно живые трофеи, свидетельствовали о его триумфах. Шеферд осушил бокал, сходил в кухню и наполнил его снова. Интересно, чем сейчас занимается Карпентер? Наверное, лежит на койке и слушает радио. Может, что-нибудь читает. Или планирует свой следующий ход. Размышляет о том, что будет делать, когда выйдет на свободу, как потратит свои миллионы.

— Человек предполагает... — пробормотал Шеферд и поднял бокал.

Если он все сделает правильно, планы Карпентера превратятся в дым и остаток своей жизни он проведет в тюрьме, даже не зная, кому этим обязан.

Джейсон Ли сидел за столом, когда дверь в его камеру открылась. Он нахмурил брови. До ужина оставалось еще полчаса. Потом Ли вспомнил, что сегодня может вернуться сосед, и обернулся, ожидая Макдоналда. К его удивлению, на пороге стоял Эрик Магоуэн, один из раздатчиков на кухне. Он держал в руках целлофановый пакет с провизией. За его спиной возвышался кто-то из надзирателей, но Л и не рассмотрел его лица.

— Это не мне, приятель, я сегодня без гроша, — сказал Ли.

Он откинулся на стуле, пытаясь разглядеть лицо охранника, но по-прежнему видел лишь его черные брюки и белое пятно рубашки. Трудно было определить, мужчина это или женщина.

— Бери, — буркнул Магоуэн и швырнул ему пакет.

Ли поймал его на лету. Три пачки лапши. Две плитки шоколада. Банка кофе. Ли не мог заказать такое пиршество. Это плата от Карпентера.

Магоуэн ушел, и надзиратель запер дверь на ключ. Ли посмотрел на пакет. Он знал, что Карпентер ничего не дает просто так. Теперь ему придется присматривать за соседом. Если на Макдоналда будет какой-то компромат, а Л и его прозевает, — да поможет ему Господь.

Шеферд проснулся и перевернулся на другой бок. Он почувствовал запах духов Сью и, бормоча ее имя, потянулся к противоположной стороне кровати, но рука наткнулась на пустую подушку. Реальность окатила его холодной волной, и Шеферд сжался в комок, вспомнив обо всем, что произошло. Ему приходилось видеть смерть многих людей, на его глазах погибали друзья, но ничто не могло сравниться с потерей любимой женщины.

Однажды Шеферда с ног до головы залило кровью капитана, которому и афганской пустыне оторвало голову, и он тащил тело, пока снайперская пуля не ранила его самого в плечо. Он видел, как во время учений на Борнео молодой десантник умер от укуса змеи из-за глупой ошибки медиков, положивших ему в рюкзак не то противоядие. Десантник скончался в вертолете всего в десяти минутах от госпиталя, его спина выгнулась, как колесо, и на губах выступила кровавая пена, но Шеферд до последнего мгновения держал его за руку и уверял, что все будет хорошо. Когда они лазали по скалам на берегу Уэльса, один из курсантов взял на себя слишком много груза, сорвался вниз и разбился насмерть — еще одна нелепая ошибка, стоившая человеческой жизни. Но в смерти товарищей и сослуживцев был хоть какой-то смысл: они защищали свою страну, а за это иногда приходится дорого платить. Как и любой солдат, Шеферд знал, что смертельный риск является частью его профессии. Позже, оказавшись в рядах полиции, он тоже понимал, что столкнется с насилием и смертью. Но гибель Сью была совершенно нелепой. Обычный дорожный инцидент, две столкнувшихся машины — и вот Лайам лишился матери, Том и Мойра потеряли дочь, а Шеферд остался без жены.

Он повернулся на живот, зарылся лицом в подушку и вспомнил, как в последний раз встречался с Сью. Комната для посещений, он со своим дурацким жетоном на груди, ее старый шерстяной жакет и голубые джинсы, маленький золотой крестик на шее, неприятный разговор о том, когда он выйдет из тюрьмы. Шеферд помнил каждое сказанное ею слово, все ее жесты, выражение глаз, то, как она постукивала ногтем по столу и бросала раздраженные взгляды на охранников, словно они были виноваты во всех ее проблемах. Это было тяжелое воспоминание, наполнявшее его горечью и стыдом. Будь он тогда дома, вместе с Сью и сыном, ему пришлось бы вести Лайама в школу и, вероятно, он успел бы раньше нажать на тормоза, но даже если бы не успел, если бы врезался в тот грузовик, пусть лучше погиб бы он, а не Сью. Мойра права. В мире хватает полицейских и без Шеферда, множество людей в любой момент могли бы занять его место, но у Лайама была только одна мать, и ее уже никем не заменить.

Шеферд начал ругаться в подушку, он ругался самыми грязными словами, какие знал, однако сознавал, что его гнев бесполезен. Ему некого винить, и мстить тоже некому. Он повернулся на спину и уставился в потолок. Сделанного не воротишь. Надо играть с той картой, которая тебе досталась, даже если на руках одни шестерки.