Мариус Габриэль - Маска времени Страница 59

Филипп поцеловал Анну с каким-то величием и трагической серьезностью — прежде ее никто так не целовал, — и сердце взметнулось ввысь на мощных, внезапно выросших крыльях навстречу солнцу и теплу. Так орел вырывается из темного горного ущелья на свет голубых небесных просторов.

Но он отстранился, когда Анна разжала влажные губы, готовые принять его. Он смотрел на Анну, но она не могла разобрать выражения его лица и глаз. Она только шептала вновь и вновь его имя, а Филипп лишь качал головой и отстранялся все дальше и дальше.

Анна чувствовала, что вся дрожит, и ей не хотелось, чтобы Филипп заметил это. Наконец она очутилась в машине и вжалась вся в кожаную мягкость кресла. «Поцелуй — это только поцелуй», — эхом вдруг пронеслась в голове старая песня. «А вздох — это только вздох».

Филипп почти ничего не говорил по дороге в Потато-Патч. На повороте Анна сказала, что замерзла, и попросила включить печку. Возникшее напряжение росло и стало почти осязаемым, поэтому молчание спасало положение.

Филипп подвез ее к дому матери. Он повернулся, чтобы сказать что-то, но Анна не дала ему даже рта раскрыть. Она подалась вперед, и вдруг их губы слились в поцелуе.

Слов не было, были только жадные уста — они щедро давали и брали с алчностью, они искали и находили, с жаром ощущая вкус всесокрушающей страсти другого. Филипп взял руками лицо Анны и начал целовать ее в губы, в виски, в шею. Она вся изогнулась, недвусмысленно приглашая к дальнейшему.

— Ты идешь? — торопливо прошептала Анна.

— Нет.

Анну будто отбросило на спинку сиденья, и дрожь возобновилась с еще большей силой:

— Зачем же тогда так поступать со мной?

— Не знаю.

Мимо проехал автомобиль, и луч света от фар будто рассек лицо Филиппа, как сабельный шрам. Наконец-то она увидела его глаза и разглядела в них и желание, и страсть. На этот раз Анна взяла инициативу в свои руки.

Поцелуи стали напоминать горячку, самую настоящую болезнь. Эти странные вспышки необузданного желания объяснили ей вдруг, что скрывается в море ее чувств и эмоций: ей не хватало мягкости и нежности хорошо воспитанного джентльмена, ей хотелось разгадать внутреннюю мужскую сущность, сущность одинокого солдата, голодного фермерского мальчишки. Ей захотелось вдавить, расплющить пухлые губы о его зубы, почувствовать его язык у себя на нёбе и острую боль от его нестерпимого желания. Но Филипп вновь отстранился.

— Ты бесчувственное чудовище. Ты хочешь использовать меня, только я не понимаю, с какой целью.

— Я провожу тебя до двери.

— Нет. — Она положила ладонь ему на грудь, желая ощутить биение его сердца. — Кажется, ты все-таки взволнован!

— Да. Тебе удалось это. Завтра я уезжаю в Нью-Йорк.

Сердце сжалось от боли:

— А когда вернешься?

— Дня через два. У тебя есть мой номер телефона. Позвони.

— Хорошо. — Анна, открыв дверцу, выскочила на улицу.

Она еще долго следила за красными огнями удаляющегося автомобиля. Затем начала усиленно растирать ладонями виски и, собравшись с силами, побрела к парадной двери, думая только о том, как бы не упасть по дороге, а добраться до постели. Она была готова заснуть не раздеваясь. Сейчас ей снова надо окунуться в беспросветное одиночество. И вдруг Анна почувствовала: за ней кто-то следит. В тусклом свете уличного фонаря она увидела лицо в темном окне автомобиля, стоявшего на другой стороне улицы. Машина была совсем новенькой — красный «крайслер ле барон». Незнакомец был нахально молодым, с лицом, покрытым прыщами, с прической, напоминающей стрижку новобранцев.

Анна почувствовала себя очень неуютно. Взгляд сидящего в машине был полон ненависти и не обещал ничего хорошего. Стоило им посмотреть в глаза друг другу, как автомобиль рванулся с места и на полной скорости, с погашенными фарами, пронесся мимо. Анна успела заметить только профиль с крепко сжатой челюстью, слегка обросший череп и мощное плечо в кожаной куртке.

В конце улицы фары зажглись, и «крайслер» быстро свернул за угол.

Холодный ветер подул сильнее. Анна поежилась и быстро пошла к двери.

Из глубокого сна ее вырвал неожиданный телефонный звонок. Было около четырех утра. Анна выругалась и потянулась в темноте за телефонной трубкой:

— Да.

— Анна, надеюсь, что не очень вас побеспокоил?

— Кто это?

— Хочу выразить свои соболезнования. Мне только вчера сообщили, что произошло с вашей матерью.

Знакомый акцент заставил кровь застыть в жилах. В полной темноте она от неожиданности села на постели.

— Доктор Левек?

— Пожалуйста, зовите меня просто Андре.

— Как вы достали этот номер телефона? — спросила Анна, надеясь, что отбросит сейчас от себя этот звонок, как ночной кошмар. Неужели судьба ей приготовила еще один сюрприз или это только сон, страшный сон?

— Как доктор, я хочу дать вам один полезный совет.

— Как вы достали этот номер, черт возьми?

— Постоянная стимуляция, Анна. Постоянная стимуляция — вот спасение. Не покидайте ее ни на минуту. Возвращенные из комы пациенты говорят, что слышали все разговоры рядом. Так что разговаривайте с ней беспрерывно, стимулируйте ее, включите для нее любимую музыку.

— Все это я уже сделала, — резко ответила Анна. — Скажите, что вам нужно?

— Думайте о своей матери, как о маленьком ребенке, Анна. Как о потерявшемся ребенке, которого надо за руку вывести из кромешной тьмы к свету. Будьте терпеливы с ней. У кого терпения больше, тот владеет всем в этом мире.

— Я ценю ваш совет, — произнесла Анна, и ей показалось, что она вновь слышит ритуальные барабаны, как тогда в саду-джунглях. — Что вам все-таки нужно?

— Помните ту ночь у меня в саду, Анна?

— Очень живо.

Левек только рассмеялся в трубку.

— Вы сделали меня знаменитым. Мой дом осаждают журналисты, желающие получить горячий материал, но все они ничто по сравнению с вами, Анна. Они подсылают всевозможных циников и нахалов, но у них нет ни вашего ума, ни интуиции.

— Доктор Левек!

— Вы читали всю эту чушь, что успели написать про меня?

— Нет, но могу себе представить.

— Правда стоит того, чтобы о ней рассказали. В моей истории много необычайного и удивительного. Такие души, как моя, редко посещают этот мир. И только с вами я могу говорить вполне откровенно, что называется, по душам.

— Вы понимаете, что у меня нет времени на вас?

— Понимаю, но разговаривать буду только с вами и ни с кем больше. Об этом я уже сообщил вашему работодателю.

— Дрю Маккензи, — произнесла Анна со злобой. — Это он дал вам мой номер телефона.

— Он просто очень заботится о том, чтобы правду узнали.

— Точно, это Дрю сообщил вам телефон.

— Он рассказал о трагедии, которая произошла с вашей матерью. И Маккензи прекрасно знал, что я непременно захочу помочь.

— Ублюдок.

— Но я действительно могу помочь вам, Анна. У меня достаточно опыта в подобных случаях, связанных с комой. Эта тайна всегда меня волновала.

— Но я не могу воспринимать вас как доктора, — холодно отрезала Анна. — Пожалуйста, не звоните мне больше.

Анну трясло, когда она повесила трубку. Она еще долго сидела на постели и смотрела в темную пустоту. Дрю! Как он мог? Как мог он дать Левеку ее телефон! Она представила себе, как Маккензи сидит в кресле и раскуривает сигару. Любой ценой он хочет вернуть Анну к работе и не гнушается никакими средствами. Безнравственный выродок. Даже упоминание о матери из уст Левека показалось ей оскорблением.

Два с половиной миллиона долларов — вот религия Дрю, а верхом блаженства для него будет три миллиона. В этой жизни каждый за себя, каждый думает о себе, и только дьявол заботится обо всех.

Неужели Филипп Уэстуорд такой же? И тоже хочет ее использовать ради своих тайных целей?

Анна встала с постели, чтобы приготовить себе кофе. Сон совсем покинул ее.

4

Юридическая фирма, услугами которой пользовалась мать Анны, носила название «Морган и Катц». Она выглядела достаточно респектабельной, располагалась в великолепном офисе, недалеко от центрального городского парка Денвера. Из окон был виден сам парк и золотой свод Капитолия штата. На западе виднелись заснеженные вершины гор. Около двадцати минут Анна прождала в холле, где кондиционеры непрерывно нагоняли свежие потоки воздуха. Перед ней постоянно мелькали очень деловые секретарши, прижимавшие к груди по нескольку папок.

Ее мысли все время возвращались к Филиппу Уэстуорду. Она слишком увлеклась им, а он, словно рыбку, поддел Анну на крючок. И теперь невыносимая боль терзала все тело.

Когда она начинала вспоминать о тех поцелуях в машине, жар охватывал тело. «Воздух и огонь — ваши стихии. Не вода и земная твердь», — вспоминались слова Филиппа о ней. Прошлой ночью Анна так захотела любви этого мужчины, как она редко кого хотела в своей жизни.