Дмитрий Сафонов - Радио Судьбы Страница 6

– Давай... – Костюченко посмотрел на рубашку. На месте кармана торчали голубые нитки и кусочки материи. – Вот ведь черт, а!

Вдвоем они подхватили бесчувственное тело и понесли в подвал – туда, где размещался ИВС. Изолятор временного содержания.

Десять часов двадцать девять минут.

– Дежурный по штабу МЧС Московской области слушает!

– Область? Это Серпухов! Исполняющий обязанности дежурного диспетчер Ковалев! У нас нештатная ситуация! Полный отказ электроники! Есть жертвы! Переходим на работу с резервного пульта управления! Как поняли меня?

– Дежурный по штабу МЧС Московской области диспетчер Силантьев принял. Понял – «перехожу на работу с резервного пульта». Доложу по команде наверх! – Голос его смягчился, стал не таким официальным. – Что за жертвы, Слава?

– Лешка Фомин обгорел. Сильные ожоги верхней части туловища. «Скорая» его только что увезла. Теперь вся надежда на врачей.

– Ого! – Виктор Силантьев выругался. Он хорошо помнил Алексея Фомина, высокого крепкого мужика. Они вместе не раз бывали на учениях областных сил МЧС. Фомин отличался от других могучим здоровьем и железной выдержкой. Казалось, ничто не могло застать его врасплох. А тут...

Он отключил запись: все разговоры со штабом МЧС записывались на пленку в автоматическом режиме.

– А что случилось-то, Слава? Говори как есть, я «уши» убрал.

– Да черт его знает. Пульт вдруг вспыхнул. А Лешка упал на него. Пока оттащили да потушили... Он успел сильно обгореть.

– Ну дела...

– Сейчас посмотрим пленки, похоже, он принимал какое-то сообщение. Не знаю. Еще не разобрался.

– Понял, Слава. Держи меня в курсе.

– Хорошо.

Силантьев снова нажал кнопку записи.

– Серпухов. Обо всех изменениях обстановки докладывайте незамедлительно. Представьте подробный рапорт о случившемся телефонограммой. Как поняли?

– Область, вас понял. – Ковалев нажал «Отбой». Связь прервалась.

Где-то в это время по Серпухову мчалась машина «скорой помощи», в которой вчерашний выпускник мединститута, молодой тощий парнишка, и фельдшер – угрюмый мужик лет сорока – пытались спасти жизнь Алексея Фомина. «Газель» трясло на кочках, фельдшер тихо ругался, придерживая пальцем толстую иглу, норовившую выскочить из локтевой вены. Пластиковый мешок с физраствором болтался на крючке капельницы. Врач ловил редкий пульс умирающего и лихорадочно перебирал в голове список средств, стимулирующих сердечную деятельность. Этот список был длинным, но рядом, в его сознании, высвечивался другой список: то, что имелось в чемоданчике. Второй перечень был куда короче. Раз в десять. Наконец сознание зафиксировало совпадение в списках. Он положил руку Фомина на носилки и стал набирать лекарство.

Десять часов тридцать восемь минут. Аэродром «Дракино».

– База! Борт сорок один ноль восемь. Высота девятьсот пятьдесят. Готов к выполнению летного задания. Как поняли меня, прием!

Диспетчер Филонов, худой мужчина с землистым лицом, с отвращением поморщился и задавил в пепельнице короткий окурок. Боль в желудке постепенно нарастала. Что поделаешь, язва. Профессиональная болезнь авиадиспетчеров. И то, что он работал на маленьком аэродроме, к которому были приписаны всего два «Ми-8» и несколько легких самолетов, ничего не меняло. Ровным счетом ничего.

Прежде чем ответить, он потянулся за открытой пачкой и достал новую сигарету. Машинально засунул ее в уголок рта и чиркнул зажигалкой.

– Борт сорок один ноль восемь, я база. Выполнение летного задания разрешаю. Погодные условия – без изменений. Дует с запада, Саныч! Бросай их и уходи на четыре километра. Как понял?

– База, понял вас. Есть бросать.

Пилот, не оборачиваясь, поднял правую руку: большой и указательный пальцы сложены в колечко. Инструктор с кошачьим лицом хлопнул его по плечу: мол, понял, и распахнул наружную дверь.

К шуму двигателя, заполнявшему объемистое брюхо вертолета, присоединился шум винтов. В таком грохоте не разобрать ни слова.

Он посмотрел на здорового «перворазника» – того самого, у которого было девяносто. По лицу было видно, что мужик немного напряжен. Но он не нервничал. Есть такая тонкая грань – между напряженной собранностью и легкой паникой. Так вот, паники в глазах у «без десяти центнера» не было. Этот все сделает как надо. Не забудет ни слова из того, что сказал инструктор перед прыжком. Он сам шагнет в притягивающую бездну, может быть, выругается про себя для бодрости, благо его никто не слышит. Не торопясь досчитает до трех: «шестьсот восемьдесят один, шестьсот восемьдесят два, шестьсот восемьдесят три...», задерет голову, проконтролирует раскрытие купола, увидит над собой пятьдесят квадратных метров армейского шелка, надутых тугим потоком воздуха, наверняка заорет от радости, возьмется за основные стропы и будет быстро (он же самый тяжелый) приближаться к земле, увлеченно оглядываясь по сторонам. А если... А если вдруг законы мироздания на мгновение покачнутся и надежный «Д-5» не раскроется... Конечно, такого не может быть, но если... Тогда мужик, как учили, вытянет в сторону и вверх правую руку, чтобы остановить вращение своего тела, и дернет кольцо «запаски». Время у него есть – до земли целый кило метр. Он, конечно, испугается, и сердце будет молотить за двести в минуту, но он все сделает как надо. Инструктор с кошачьим лицом не сомневался в этом. Тридцать пять – не восемнадцать. К этому времени разум уже умеет контролировать эмоции. Все будет хорошо.

Инструктор схватил краснолицего за плечо и мотнул головой.

Тот утвердительно кивнул, пригнул голову, чтобы не удариться об срез дверного проема, и решительно шагнул наружу. Даже не шагнул – выпрыгнул, сильно оттолкнувшись ногой. Инструктор успел отметить, что мужик держится руками за лямки крест-накрест, как и положено. Все в порядке! Помнит инструктаж.

Он увидел, как расцвел бледно-желтый купол, и махнул следующему: «Давай!» Второй «перворазник» выглядел не так уверенно, но тоже держался неплохо. Четыре раза инструктор клал руку на плечо, дожидался, пока увидит предыдущий купол, и потом мотал головой, словно бодал кого-то. Последней была невысокая хрупкая девушка.

С ней возникли самые большие проблемы – еще на земле. Худая коротышка сгибалась под тяжестью парашютного ранца, шлем болтался на голове несмотря на то, что подбородочный ремень был затянут до отказа, но в глазах светилась такая решимость, что ей никто не посмел отказать. Хочешь прыгать– давай, подруга!

В глубине души он надеялся, что девушка в последний момент передумает. Инструктор внимательно посмотрел на нее. Но голубые глаза по-прежнему горели холодным огнем.

Инструктор вопросительно дернул подбородком: прыгнешь? Девушка кивнула, и шлем надвинулся ей на самые брови. Инструктор мотнул головой вправо, в сторону двери: давай? Он не подталкивал ее, оставляя время для выбора. Просто мотнул головой.

Покачиваясь под тяжестью ранца, девушка подошла к двери и выглянула в проем. Увидела летное поле, уменьшенное высотой до размеров географической карты, белые крестики самолетов, стоявших около диспетчерской вышки, дальний лес, густо зеленеющий на востоке... Она не зажмурилась и не закричала. Она собралась, черты миловидного лица застыли, и очаровательные губки сложились в яркую точку.

Девушка шагнула в проем. Инструктор проводил ее взгля дом. Пару секунд маленькое тело крутило набегающим потоком, затем мягко раскрылся огромный купол, и новоиспеченная парашютистка стала медленно снижаться.

Все! Слава богу! Только бы ее не занесло ветром куда-нибудь. Ну да ладно, там, на земле, за этим проследят. В случае чего – помогут. Хорошо, если бы она не забыла вовремя сжать колени и напрячь ноги. Еще лучше – если она вспомнит инструктаж и сообразит в момент приземления развернуться против ветра, как учили. Ну и будет совсем здорово, если, приземлившись, она быстро вскочит и успеет забежать за купол, чтобы погасить его, – иначе ее утащит ветром черт знает куда, до самого Серпухова.

Инструктор улыбнулся и захлопнул дверь. Им предстоял подъем на настоящую высоту. Это всегда радовало.

За плечами у него было полторы тысячи прыжков, но каждый подъем на высоту неизменно вызывал прилив адреналина. Ну, может, не такой большой, как у «перворазников» – в этом им можно только позавидовать, – но все же ощутимый. Тело становилось легким и звонким, сердце наполнялось радостью. Все хорошо. Все просто отлично!

Он еще не знал, что для всех оставшихся в вертолете это будет последний подъем на высоту.

В аэроклубе всегда избегали этого страшного слова: «последний». Говорили: «крайний».

Но для них это был именно последний подъем.