Джон Кейз - Первый всадник Страница 6

— Видимо, они заболели очень серьезно.

— Ну и что?

Ину поднял руку, привлекая к себе внимание.

— Вот, послушайте, — сказал он, перелистнув несколько страниц. — Здесь сказано: «Они хотели все выжечь».

— Откуда мистер Кан узнал, чего хотели солдаты? — ехидно поинтересовалась Вассерман. — Они сами ему сообщили?

— Нет, — смутился Ину. — Вы правы, это просто догадка. Но он говорит, что умирал каждый третий его пациент. Затем приехал врач из Пхеньяна. И вскоре деревню уничтожили.

— Поэтому он считает, что ее выжгли.

— Да, — кивнул Ину. — Как нарыв.

— Может быть, они и не собирались останавливать эпидемию? — предположила Жанин Вассерман. — Вдруг они просто хотели ее скрыть?

— Зачем ее скрывать? — не понял Фитч.

— Экономика рушится на глазах, фабрики закрываются, люди мрут от голода, работы нет и не предвидится, — объяснила Вассерман. — Им не хватает только прослыть рассадником заразы.

— По-вашему, из-за этого они способны убить сто невинных человек?

Вассерман на секунду задумалась.

— Разумеется.

Каралекис повернулся к Фитчу, который возмущенно вздохнул.

— А что доктор из Пхеньяна сказал об эпидемии?

— Он сказал… — Фитч покосился на Жанин Вассерман и поправился: — Нам неизвестно, что он сказал, но, по словам мистера Кана, он возложил вину за эпидемию на неизвестную испанскую женщину.

Вассерман презрительно расхохоталась. Фитч заскрежетал зубами.

— Я всего лишь передаю то, что там написано!

Все замолчали. Вурис высморкался, Каралекис закашлялся, но никто не нашелся, что сказать. Наконец заговорил Ину:

— На самом деле здесь написано не совсем это.

— А что же? — нетерпеливо спросил Фитч. Ину постучал пальцем по расшифровке.

— Он сказал не «испанская женщина», а «испанка». Вот: «Врач сказал, что это из-за „испанки“».

— Надо же, это в корне меняет дело! — съязвил Фитч. Ину примирительно поднял руки, показывая, что он всего лишь хотел помочь, и внезапно ощутил на себе встревоженный взгляд Каралекиса.

— Что-то не так? — спросил он.

— Повторите все, слово в слово, — потребовал тот. Ину снова смутился.

— Конечно. Мистер Кан утверждает, что врач сказал… — Его глаза забегали по расшифровке. — Вот, здесь написано: «Врач сказал, что это из-за „испанки“».

— Из-за «испанки», — повторил Каралекис.

— Да, так и написано.

— Может быть, там сказано «женщина из Испании»?

— Нет, — покачал головой Ину.

Каралекис долго не сводил взгляда с переводчика. Потом он обернулся к Фитчу.

— Нужно срочно связаться с Атлантой.

— А что там такое? — переспросил Фитч.

— Центр контроля инфекционных заболеваний, — объяснил Каралекис. — Эта дрянь может оказаться пострашнее новой мировой войны.

Глава 3

Сравнительно скоро «рабочая группа по вопросу Чхучхонни» обзавелась собственным криптонимом (ОФСАЙД) и двумя новыми членами.

Первый — доктор Ирвинг Эпштейн — изучал вирусы гриппа в Национальном институте здоровья. Второй, Нил Глисон, скорее имел отношение к ФБР, чем к ЦРУ.

Фитча присутствие Глисона раздражало в такой же степени, в какой радовало присутствие Эпштейна, но избавиться от федерала было не в его власти. Работа Глисона заключалась в сотрудничестве с ЦРУ по вопросам возможного применения химического и бактериологического оружия. В принципе предотвращение террористических актов непосредственно подпадало под юрисдикцию бюро. На практике же подключение к работе агента ФБР, по мнению Фитча, могло означать только одно: ФБР все еще не оставило попыток восстановить былые позиции, канувшие в Лету вместе с «холодной войной».

Глисон не слишком вмешивался в работу. У него были дела и поважнее: дважды в месяц он срывался из Вашингтона в Амман на встречи с американскими наблюдателями от ООН, которые проводили инспекции в Ираке. Неудивительно, что из-за постоянных перелетов Глисон мучился от нарушения суточного ритма, которое скрывал под маской безразличия и модными черными очками.

Для него эта рабочая группа была всего лишь одной из многих, которые он посещал на правах «наблюдателя» (в свободное время, когда не находился в очередной командировке).

— Считайте меня уснувшей на стене мухой, — предложил он Фитчу. — Я вам мешать не буду.

В общем, так и вышло: его долговязая фигура маячила повсюду, но встревал в разговор он редко.

Эпштейн выглядел его прямой противоположностью. Этот упитанный коротышка за шестьдесят предпочитал полосатые льняные костюмы времен собственного детства, непременно в комплекте с галстуком-бабочкой и подтяжками. Неожиданное, пусть и временное, приобщение к «тайному миру» привело его в бесконечный восторг, хотя он и старался не слишком это демонстрировать. Эпштейн с наслаждением растолковывал всем желающим особенности вируса гриппа вообще и штамма «испанского» гриппа в частности. Как он объяснил, «испанкой» этот грипп прозвали потому, что больше всего от него пострадали жители Испании. В мультфильмах двадцатых годов нередко рисовали стройную женщину в манящей позе — под кружевной мантильей прятался ухмыляющийся череп.

Вооружившись картами Азии и лазерной указкой, вирусолог, захлебываясь от восторга, объяснял, что грипп — это очень хрупкий вирус, который постоянно мутирует. По особенностям гемагглютинина…

— Чего?! — Голос принадлежал Фитчу, но ответа ждали все. Вернее, почти все.

— Гемагглютинин — это поверхностный антиген, — объяснил Каралекис. — Основная характеристика вируса.

Фитч раздраженно фыркнул.

— По поверхностным антигенам, — продолжил Эпштейн, — вирус разделяют на три основных типа: H1, H2 и НЗ. На самом деле подтипов больше, я назвал основные.

Фитч нахмурился — он не любил подобных лекций, — но Жанин Вассерман предостерегающе похлопала его по плечу.

— В рамках каждого подтипа, — продолжал Эпштейн, — ежегодно происходит антигенный дрейф, результатом которого является разнообразие известных нам штаммов. Таким образом…

— Таким образом, — перебил Вурис, — грипп — это не одна болезнь, а вагон и маленькая тележка.

— Я бы не стал упрощать, — поморщился Эпштейн, — но если хотите, можно и так. В частности, именно поэтому мы вынуждены разрабатывать новую вакцину каждый год, с появлением нового пандемического штамма.

Эпштейн озарил слушателей обаятельной улыбкой, но Фитч на нее не купился.

— Док, вы все время употребляете такие слова, что мы…

— Он имеет в виду доминантный штамм, распространяющийся по всему миру, — объяснил Каралекис.

— Вроде эпидемии, — перевел Вурис.

— Нет-нет, — покачал головой Эпштейн, — пандемия и эпидемия совершенно разные вещи. Пандемия всегда глобальна. А эпидемия — нет. Например в Чхучхонни произошла исключительно локальная вспышка — эпидемия.

— Следовательно, это проблема Северной Кореи, и ничья больше, — отметил Глисон.

Каралекис нахмурился.

— Разумеется, — протянул он, — если только…

— Если вирус не выйдет за ее пределы, — закончил за него Эпштейн. Двое врачей обменялись понимающими улыбками.

Вурис заерзал в кресле.

— И некоторые эпидемии хуже других, да? В зависимости от… как его там? Штамма?

— Вот именно, — ответил Эпштейн. — Степень вирулентности штаммов очень разнится. Иногда вирус становится избирательным. Например, «испанский» грипп чаще всего поражал молодежь: детей и взрослых до тридцати лет.

— Почему? — вмешалась Вассерман.

— Не знаю, — покачал головой Эпштейн.

Фитч опять нахмурился, однако на помощь Эпштейну пришел Каралекис:

— Этого не знает никто.

— Почему?

— Потому что он не изучен.

— Что, грипп? — не поверил Фитч.

— Мы имеем в виду штамм «испанки», — объяснил Эпштейн. — Его никто не изучал.

— Но почему?

— Потому что все вирусы субмикроскопические. Для исследований требуется электронный микроскоп, который изобрели только в тридцать седьмом, то есть… когда же? Почти двадцать лет после пандемии «испанки».

— То есть его никто не изучал? — уточнил Фитч.

Каралекис кивнул.

— В том числе и корейцы?

Эпштейн с Каралекисом переглянулись, и наконец Эпштейн сказал:

— В том числе и северные корейцы.

— Выходит, — не унимался Фитч, — тот тип из Пхеньяна…

— Врач, — поправила его Вассерман.

— Не важно. Значит, тот врач из Пхеньяна мог только догадываться, что это «испанка».

— Ну… — засомневался Каралекис.

— Да что тут думать? — воскликнул Фитч. — Вы же сами сказали…

— Все не так просто, — вздохнул Эпштейн.

— Почему?

— Потому что в его распоряжении были пациенты. Он наблюдал симптомы, ход заболевания.