Джон Гришем - Повестка Страница 6

Рэй не успел отойти от телефона, как раздался звонок.

— Мое почтение, братец. Искал меня?

— Поиски начал ты. Как дела?

— В общем-то все было в норме, пока не пришло письмо от старика. Ты тоже получил весточку?

— Сегодня.

— Похоже, он по-прежнему считает себя судьей, а нас — набедокурившими мальчишками, а?

— Он всегда будет оставаться судьей, Форрест. Ты говорил с ним?

Брат хмыкнул, и в трубке повисло молчание.

— Последний раз я звонил ему года два назад, а навещал родные пенаты уже и не помню когда. Не уверен, что появлюсь там в это воскресенье.

— Появишься.

— Вы общались?

— Три недели назад. Он позвонил сам. Голос был никакой. Наверное, отец скоро уйдет. По-моему, тебе следует серьезно подумать о…

— Прекрати, Рэй. Обойдись без лекций.

Некоторое время оба молчали. Еще подростком познав вкус наркотиков, Форрест за долгие годы устал выслушивать бесконечные увещевания и добрые советы.

— Извини,— сказал Рэй.— Словом, я приеду. Каковы твои планы?

— Постараюсь.

— Ты в завязке?

Вопрос звучал не очень деликатно, однако для обоих являлся рутинным, чем-то вроде «Как погода?». Ответ Форрест дал с присущей ему прямотой:

— Сто тридцать девять дней, братец.

— Превосходно.

Превосходно… Каждый проведенный Форрестом без наркотиков день действительно мог считаться праздником, но, когда подсчет ведется в течение двадцати с лишним лет, праздновать уже нечего.

— К тому же я работаю,— с гордостью добавил брат.

— Отлично. Кем?

— Консультирую местных лекарей, которые отбивают хлеб у больниц и «скорой помощи». Составляю за них налоговые декларации и беру процент.

Ну и убогая работенка, подумал Рэй. Но если Форрест хоть чем-то занят, то это уже достижение. За свою жизнь брат успел потрудиться судебным приставом, служащим архива, налоговым инспектором, сотрудником охранного агентства, частным детективом — то есть истоптать все низшие ступеньки карьеры дипломированного юриста.

— Что ж, неплохо.

Форрест затянул бесконечную и, как всегда, нудную историю о каком-то своем клиенте. Рэй оставил ее без внимания. Одно время брат работал даже вышибалой в стриптиз-баре, правда, недолго: будучи дважды избитым в течение ночи, он почел за благо уволиться. Вскоре после этого Форрест приобрел новенький «харлей-дэвидсон» и целый год гонял на мотоцикле по Мексике. Откуда взялись деньги, осталось тайной, покрытой мраком. Затем в Мемфисе он нанялся к некоему толстосуму — выбивать из нерадивых должников долги, но вновь доказал свою несостоятельность: силовые методы решения проблем были ему не по зубам.

Брату в голову не приходило подыскать себе достойное и вполне легальное занятие. В ходе первого же собеседования очередной потенциальный работодатель с ужасом узнавал о двух связанных с наркотиками отсидках, причем обе имели место еще до того, как Форрест достиг совершеннолетия. На этом собеседование обычно заканчивалось.

— Собираешься звонить старику?— спросил он.

— Нет. Поговорим в воскресенье,— ответил Рэй

— Когда ты думаешь быть в Клэнтоне?

— Не знаю. Наверное, где-то около пяти. А ты?

— По-моему, он и настаивал на пяти. Так?

— Так.

— Значит, я подъеду к половине шестого. До встречи.

Минут сорок Рэй просидел возле телефона, решая, стоит ли все-таки позвонить отцу. Но какой смысл? Все, что будет сказано сейчас, можно сказать позже и не в трубку. Отец не выносил телефонные разговоры, особенно те, ради которых приходилось жертвовать драгоценными мгновениями сна. На поздние звонки он предпочитал вообще не реагировать. Если же и удостаивал абонента словом, то звучавшая в его голосе враждебность тут же заставляла человека пожалеть о том, что он набрал этот номер.

Одет судья будет в черные брюки и белоснежную рубашку с крошечными дырочками на груди, прожженными сыпавшимся из трубки пеплом. Ткань должна хрустеть от крахмала — других рубашек судья не признавал. Одна сорочка служила ему примерно десятилетие вне зависимости от количества дырок и пятен. Раз в неделю за ней приезжали из ближайшей прачечной. Под стать рубашке и галстук, темный, в узкую полоску и со строгим узлом. Другой обязательный атрибут отцовского облика — синие подтяжки.

Встретит судья сыновей в кабинете, сидя с невозмутимым видом за столом под портретом генерала Форреста. Приветствовать их на крыльце? Никогда. Пусть видят: он по-прежнему занят, даже в воскресенье. Прибыли? Будьте любезны подождать.

ГЛАВА 4

Дорога до Клэнтона занимала примерно пятнадцать часов — с учетом того, что двигаться приходилось по переполненной трейлерами четырехполосной автостраде и подолгу выстаивать в пробках при приближении к небольшим городкам. Если поспешить, весь путь можно проделать за один день. Но Рэй никуда не спешил.

Бросив сумку с одеждой в багажник «Ауди-ТТ», двухместной спортивной модели, купленной всего неделю назад, он выехал из Шарлотсвилла. Прощаться Рэю было нс с кем: его местонахождение коллег, приятелей особо не интересовало. Для себя он твердо решил ни при каких условиях не нарушать скоростной режим и по возможности держаться в стороне от автострады. Главное — избежать заторов. На кожаной подушке соседнего сиденья лежали дорожные карты, термос с крепким кофе, три тонких кубинских сигары и пластиковая бутылка минеральной воды.

Выехав из города, Рэй направил машину на запад. Минут через пять «ауди» свернула к северу, на змеившееся по зеленым холмам неширокое шоссе. О новой модели «ТТ» он узнал полутора годами ранее из рекламного буклета, но денег на покупку хватило только сейчас. Элегантный открытый автомобиль вызывал восхищенные взгляды горожан: второго такого в Шарлотсвилле не было, хотя, по уверениям дилера, модель пользовалась бешеной популярностью.

Остановившись на обочине, Рэй опустил крышу, сделал пару глотков горячего кофе, закурил сигару и тронул машину с места. Спидометр смиренно выдерживал сорок пять миль в час. Но и на этой скорости Клэнтон приближался чересчур стремительно.

Четыре часа спустя, в поисках автозаправочной станции, Рэй оказался на перекрестке крошечного городка где-то в Северной Каролине. Светофор вспыхнул красным, и прямо перед капотом «ауди» на пешеходную «зебру» ступили трое мужчин, по виду явно юристов: темные деловые костюмы, галстуки, кожаные кейсы, потертые с боков не меньше, чем ботинки всей троицы. На правой стороне улицы Рэй увидел здание местного суда. Скорее всего минуту назад мужчины покинули его, чтобы перекусить в расположенном напротив небольшом кафе. Внезапно дал о себе знать голод. Захотелось не только есть, захотелось услышать звуки человеческой речи.

Увлеченная беседой троица сидела за столиком возле окна, коллеги рассеянно крутили ложечками в чашках с кофе. Рэй устроился за соседним, попросил пожилую официантку принести сандвич и бокал чая со льдом. Прилежно записав перечисленное в свой блокнот, та удалилась. На кухне командует, наверное, совсем старуха, подумал Рэй.

Судя по доносившимся до него фразам, все утро мужчины провели в суде, пытаясь разрешить спор о правах на участок земли где-то в окрестностях. Участок был продан, сделка оказалась нечистой, последовала тяжба. На рассмотрение пригласили кучу свидетелей, каждая из сторон выдвигала убийственные аргументы, судья разводил руками. В конце концов участники спора выдохлись и единодушно признали необходимым сделать перерыв.

«И отец хотел, чтобы этому я посвятил всю свою жизнь»,— едва не сказал вслух Рэй, прячась за развернутой газетой и ловя каждое слово коллег.

Самой сокровенной мечтой судьи Ройбена Этли было дать сыновьям высшее юридическое образование и навсегда привязать их к Клэнтону. Тогда можно было бы уйти на покой и открыть семейный бизнес, небольшую, но пользующуюся безусловным авторитетом в профессиональных кругах адвокатскую контору. Под его бдительным руководством мальчики очень скоро превратятся в изощренных правоведов.

Мечта отца представлялась Рэю утопией. Как и в каждом небольшом городке на юге страны, в Клэнтоне был избыток юристов. Они сидели в кабинетах мэрии, что располагалась напротив здания окружного суда. Они составляли большинство в органах местного самоуправления, возглавляли советы директоров банков и попечительские советы учебных заведений, они руководили общественными организациями, а многие, заняв достойное положение в церковной иерархии, обеспечивали сограждан духовной пищей. Спрашивается: согласились бы эти поборники законности принять Рэя в свои ряды как равного?

Летом, в свободное от чтения лекций время, Рэю приходилось работать на отца — обычным клерком и, разумеется, без всякого денежного содержания. В городе он знал каждого юриста. По большому счету коллеги являлись глубоко порядочными людьми. Просто их было слишком много.

Форресту едва исполнилось пятнадцать, когда стало ясно, что он — яблоко, которое стремительно катится прочь от родного ствола. Привычки и наклонности брата диктовали Рэю необходимость не то чтобы пойти по стопам отца, но забыть о честолюбивых порывах и избрать для себя образ жизни, лучше всего характеризовавшийся двумя словами: аристократическая бедность. К окончанию первого курса юридического факультета он из духа противоречия твердо решил, что ни при каких условиях не останется в Клэнтоне. Набраться храбрости и заявить об этом отцу Рэй сумел лишь год спустя, после чего возмущенный судья восемь месяцев отказывался общаться с сыном. Когда Рэй получал диплом, его брат отправился за решетку. На торжественную церемонию выпуска судья прибыл с опозданием. Он уселся в последнем ряду и ушел очень рано, не удостоив первенца ни словом. Примирил их лишь случившийся с отцом острый сердечный приступ.