Дэниел Депп - Город павших ангелов Страница 6

— Настоящий сыщик, да? — сказал Бобби, при влекая внимание Шпандау.

— Никаких подделок.

— Вы упакованы?

— То есть при оружии ли я?

— Ну да.

— Нет.

Бобби посмотрел на него разочарованно.

— А в чем смысл тогда?

— Временами я сам себе задаю этот вопрос, — ответил Шпандау.

Его порадовало, что Бобби поднялся, чтобы пожать ему руку. Хоть манеры ему привили. Бобби Дай оказался сантиметров на десять ниже Шпандау. Он крепко сжал руку детектива и посмотрел ему в глаза. Но был во всем этом какой-то перебор, словно актер играл роль и таким образом полагалось вести себя его герою. Бобби и одет был в костюм для съемки: линяные джинсы, потертые ковбойские сапоги, расстегнутая рубашка в клетку, открывающая гладкую загорелую грудь. Рукава были закатаны, на сильных жилистых руках — многочисленные татуировки, проступающие сквозь слой грима.

Спутанная копна длинных каштановых волос, усугубленная наращиванием, выглядела эффектно перед камерой на ветру, но на крупном плане походила на клубок ленточных змей. Глаза у Бобби были карие, немного печальные, что очень любили обсуждать в подростковых журналах.

Но главной достопримечательностью его лица был нос — знаменитый сломаный клюв, слегка вздернутый, крючковатый, что, как предполагалось, явилось результатом недолгой боксерской карьеры. Нос придавал Бобби индивидуальность и не позволял спутать его с миллионами других. В который раз Шпандау удивился тому, каким простым человеком кажется актер в жизни и каким величественным становится на экране. Тут явно не обходилось без волшебства, которое с помощью камеры добавляло великолепия и романтичности простецким чертам. Никто не мог объяснить, почему так происходит лишь с немногими избранными, хотя кто только не пытался добиться этого эффекта со времен изобретения кинематографа.

— Ну и как вы будете меня защищать?

— В общих чертах, если дойдет до стрельбы, это будет означать, что я с работой не справился. А я всегда справляюсь со своей работой.

— Господин Шпандау, как я поняла, хочет сказать… — вклинилась Энни.

— Я знаю, что он хочет сказать, — оборвал ее Бобби. — Уши у меня есть.

Она обожгла взглядом детектива. Шпандау поймал себя на том, что непроизвольно улыбнулся.

— Господин Шпандау, я не уверена, что вы достаточно…

— Да заткнись ты, Энни, — рявкнул на нее Бобби.

Шпандау постарался скрыть свое злорадство.

— Полагаю, мы могли бы обсудить все, — сказал он.

— Конечно.

— Наверное, лучше всего наедине. Если, конечно, не намечается чаепитие.

Аронсон посмотрел на Энни и кивнул. Она нехотя поплелась за ним из трейлера.

— Не пришлась вам работенка, да? — спросил Бобби.

— Это зависит от вас. Без вашей помощи я ничего сделать не смогу.

Бобби протянул ему листок, на который были приклеены буквы, вырезанные из газеты.

ТЫ СКОРО СДОХНЕШЬ, ДАЙ!

Шпандау вернул листок.

— Миленько.

— Вчера утром нашел. Кто-то подсунул под дверь.

— Часто такие получаете?

— Бывает. Какая-нибудь девица увидит меня в кино и втрескается. А ее парень взбесится — и давай мне письма слать.

— И как вы обычно себя ведете?

— Есть у меня человек, который отвечает за безопасность. Обычно до серьезного не доходит.

— Вы ему это письмо показывали?

— Да.

— И?

— Не о чем беспокоиться. Можно еще пару телохранителей взять. Съемочная компания оплатит.

— Так почему это письмо вас так встревожило?

— Потому что они смогли сунуть его под дверь моего трейлера.

— А меня зачем позвали? Я-то чем могу вам помочь?

— Хочу, чтобы вы узнали, кто это.

— У вас какие предположения?

— Никаких.

— Тогда я вряд ли смогу вычислить его, каким бы блестящим сыщиком я ни был. Вы сами сказали — это может быть разозлившийся кавалер. Да кто угодно. Наймите телохранителя и забудьте об этой бумажке.

— И все? Это все, что вы мне можете сказать, мать вашу? Мне же кто-то угрожает!

— Какой-то идиот послал вам письмо. Такое сплошь и рядом случается. Дело яйца выеденного не стоит.

— Да иди ты знаешь куда!

— Послушайте, — спокойно сказал Шпандау. — Если бы такое дерьмо хоть что-то значило, половина Голливуда давно отдыхала бы на кладбище. Это ж как рекламки в супермаркетах — пустое дело. Извините, что испортил вам все веселье, но такие письма все получают. Оборотная сторона популярности. Если считаете, что вам грозит серьезная опасность, есть люди, которые способны защитить вас. И обязательно обратитесь в полицию. Но пытаться вычислить отправителя, сужая круг подозреваемых, — пустое занятие. Это может быть кто угодно. Если вы, конечно, не подозреваете кого-то.

— Не подозреваю.

— Тогда и говорить не о чем. Обратитесь в полицию и наймите телохранителя.

— Тогда катитесь! Я кого-нибудь другого найду.

— Разумеется, всегда можно найти того, кто будет рад выкачать из вас деньги.

— Идите в жопу!

Лексикон Дая начинал утомлять Шпандау. Его уже подмывало схватить актера за грудки, поднять со стула и прочитать ему краткую лекцию о том, как следует принимать гостей, особенно тех, которые превосходят вас на двадцать пять кило и десять сантиметров. Он бы так и поступил, если бы руки Бобби Дая не тряслись, когда он прикуривал сигарету. Бобби пытался выглядеть крутым, но ему это плохо удавалось. До этого момента все происходящее забавляло Шпандау. Но теперь он понял, что все не так просто.

— Дайте-ка мне записку еще раз.

Дай протянул листок. Шпандау взял его за уголки, хотя не очень надеялся, что от этого будет толк. Он поднял листок на свет. Вырезки глянцевые, наверняка пальчики на всех остались. Но поди разбери, чьи они.

— Сколько человек это видели?

— Черт его знает. Энни. Роберт. Может, еще двое-трое.

— Иными словами, записку передавали по кругу, как блюдо с колбасками.

Дай усмехнулся. — Да, пожалуй.

— Не возражаете, если я возьму ее с собой? Верну навтра.

— Да, пожалуйста, берите. Так вы возьметесь за это дело?

— Мне нужно подумать.

— Вы чего? Цену себе набиваете? Самоутверждаетесь за наш счет?

— Я возьмусь за это дело, только если буду уверен, что справлюсь. Такой у меня принцип. А вы вольны нанимать кого вам угодно. Роберт говорит: вы лучше всех.

— Он прав. Я лучше всех. А следовательно, вы можете верить мне на слово.

— Ладно, не потеряйте письмо, мать вашу.

— Постараюсь. В любом случае, приду завтра. — Шпандау встал и пожал руку Бобби. — И, кстати, больше не разговаривайте со мной так, как говорили до сих пор. Может, кто-то и готов такое терпеть. Я — нет. До завтра.

Энни бросилась к Шпандау, не успел он выйти из трейлера.

— Ну?

— Что — ну?

— Как все прошло?

— Поинтересуйтесь у своего клиента.

— Я у вас интересуюсь.

— Я вижу. Но я на вас не работаю.

Ее первым желанием было накинуться на него, но Энни сдержалась и улыбнулась.

— Ну и сукин же вы сын!

— Не исключено. Но я старомодный сукин сын. А вы тут материтесь без меры. Мне это не нравится. Уверен, таким образом вы выражаете свою симпатию, но я бы предпочел, чтобы это прекратилось.

— Так вы согласны?

— Честно говоря, не решил пока. Надо посоветоваться с начальством. Вам сообщу завтра.

Шпандау повернулся и зашагал прочь. Ожидая, что сейчас ему в затылок полетит камень. Но он не полетел, и Шпандау попытался представить себе выражение лица Энни.

Офис «Корен инвестигейшнз» располагался на бульваре Сансет напротив представительства «Мерседеса» и французского бистро. Когда воздух на улице был свеж, можно было открыть окно в приемной, вдохнуть аромат мяса по-провансальски и понаблюдать за иранцами, совершающими тест-драйв по кварталу на дорогом «Мерседесе». Офис «Корен» попытался не бросаться в глаза — в конце концов они ведь занимались делом, требующим секретности, — но позволил себе лишь одну роскошь: щеголеватую латунную табличку у двери. Сам офис состоял из приемной, кабинета самого Корена и небольшого конференц-зала. Но повсюду лежали толстенные ковры и стояла массивная мебель. Они говорили: доверяйте нам. И люди доверяли. Корен обычно не держал в штате больше пяти сыщиков. Ему нравилось называть свое детище агентством-бутиком, подразумевая его высокий класс и индивидуальность и противопоставляя его раздутым и безличным учреждениям, вроде «Пинкертона».

Уолтер Корен унаследовал дело от отца, пьющего сыщика старой закваски, любимым писателем которого был Вальтер Скотт. Его доконали сорок лет сплошных грязных разводов и поисков сбежавших мужей. Уолтер получил диплом экономиста в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе, л чтобы оплатить учение, ночами работал на отца. К моменту поступления в университет он уже три года снимал на пленку любовников через окна мотелей и выуживал презервативы из мусорных корзин. Скучища добротного образования в области финансов только ускорила кончину всех романтических представлений Уолтера о жизни в Городе Ангелов.