Вера Каспери - Беллилия. Убийца или жертва? Страница 6

– От гостиной в отеле, где ты пила чай, до входа на выставку туалетов. Это называется повсюду?

Беллилия подключила гостей к следующей главе своей повести:

– Вы бы видели, какое безразличие он пытался изобразить, выбирая стул рядом со мной, делая вид, что не замечает меня. Но именно этот спектакль помог мне узнать, почему он так интересуется данным местом за столом. Ему понадобилось почти десять минут, чтобы набраться смелости и спросить у меня, как мне нравятся горы и разве можно не восторгаться их величием.

– Мы бы, наверное, никогда не встретились, если бы не несчастный случай, – заметил Чарли. – Я собирался отправиться в горы со знакомыми, живущими в отеле, но один из них повредил себе коленку, и мы отложили поход – к счастью для меня.

– А я почти уже решила не ходить больше в отель, потому что даже самый дешевый чай там стоил пятьдесят центов, – добавила Беллилия.

– Боги были добры к нам.

Радостная ссылка Чарли на помощь богов и скрытая напряженность Беллилии вызывали у Эллен раздражение. Все это выглядело неестественным и было похожим на репетицию сцены, которую усердные актеры повторяют вновь и вновь. Поскольку ничего другого придумать было нельзя, Эллен пожаловалась на духоту в комнате:

– Здесь просто нечем дышать. Ты ничего не можешь сделать, Чарли?

Такое резкое заявление испортило настроение Чарли. Несколько секунд до этого он мысленно поднимался на вершины гор. Спустившись с небес, он с мрачным видом пошел тушить огонь. После чего достал для Беллилии белую шаль своей матери, связанную из ангорской шерсти.

– Спасибо за заботу, мой дорогой, но тебе не стоило беспокоиться. Мне совсем не холодно.

– Нам теперь надо быть осторожными, – заметил Чарли.

Беллилия покачала головой, недовольная его словами.

– В чем дело? Беллилия, ты беременна? – со свойственной ей непосредственностью спросила Эбби.

– Извините меня, – произнесла Беллилия и, отодвинув назад свое кресло, встала и быстро пошла на кухню.

– Я что-то не то сказала? – недоумевала Эбби. – Что может быть плохого в вопросе о детях, если люди женаты?

– Замолчи! – потребовала Эллен.

– Она переживает гибель своего первого ребенка, – объяснил Чарли, – и боится, что разговор о будущем ребенке может снова принести беду.

– Да это же все предрассудки, – заявила Эллен и тут же пожалела о своих словах.

– Не все такие рациональные, как ты, – сказал Чарли.

Беллилия вернулась с кофейником, а Мэри принесла поднос с чашками, сливками и сахаром.

Каждый раз, наливая в чашку кофе, Беллилия с таким удовольствием поворачивала краник в кофейнике, что Чарли был просто счастлив видеть на ее лице детскую радость. Она снова стала внимательной, грациозной, очаровательной хозяйкой.

– Как вы пьете кофе? Со сливками? С сахаром? Один кусочек или два? – спрашивала она своих гостей.

– А ты сегодня очень хорошо выглядишь, Мэри, – сделал комплимент служанке Бен Чейни, когда девушка подавала ему кофе. – Это что, новая чашка? – спросил он.

Мэри покраснела и, хихикнув, поспешила к двери.

– Не дразни ее, Бен, пожалуйста, – прошептала ему Беллилия.

– Я не дразнил. Она действительно хорошенькая девушка.

– Бен отвозил ее в город в один из четвергов, когда у нее был выходной, – начала объяснять гостям Беллилия. – Он не только отвез ее, но угостил мороженым. Вот она и попалась на его удочку.

«Значит, и Мэри тоже», – подумала Эллен и бросила взгляд на Эбби: увидела ли та в этом поступке еще одну из его подозрительных привычек?

Но Эбби флиртовала с Беном.

– Значит, у нас, девиц постарше, теперь мало шансов, не так ли? Мэри такая простая, такая неиспорченная, ньюйоркцу она должна очень нравиться.

– Я не показывал ей свои картины.

– А зачем их показывать? – спросила Беллилия.

– Но ведь тебя я просил их посмотреть. Ты из тех женщин, которые вряд ли согласятся выпить чаю с мужчиной, не зная, что и как он рисует.

Эллен пыталась выглядеть беспристрастной, зато Эбби, наоборот, храбро приняла вызов.

– А какие картины вы рисуете? Не говорите мне, что вы кубист.

– Не хотите ли прийти посмотреть? В пятницу ко мне приезжает друг с Запада, и я пригласил Чарли и Беллилию к себе на обед. Может быть, и вы с Эллен тоже придете?

– С огромным удовольствием, – тут же согласилась Эбби, чтобы Эллен не успела найти предлог для отказа.

После праздничного застолья все перешли в небольшую комнату, которую уже несколько поколений знали как «кабинет отца моего отца». Теперь же Беллилия дала ей новое название: «Берлога Чарли». Когда гости расселись – кто в креслах, кто на диване, – Беллилия принесла мужчинам пепельницы.

– Наверное, вам тоже пригодится, – сказала Беллилия, вручив одну из пепельниц Эбби.

– Откуда ты узнала о моем грехе?

– Ты курила в тот день в «Уолдорф-Астории».

– Тебя это шокировало? – со вздохом спросила Эбби, надеясь на отрицательный ответ.

Беллилия покачала головой:

– Когда живешь среди художников, ничто уже не может шокировать. Но в «Уолдорфе» люди выглядели такими респектабельными, что я подумала, не было ли это вызовом с твоей стороны.

Чарли набил трубку табаком и собирался уже зажечь спичку, как вдруг вспомнил о подарке Бена. «Надо было бы закурить подаренную сигару, – с досадой вспомнил он, – и этим показать свою благодарность». Но пока он ходил за коробкой с сигарами, ему пришла в голову мысль, оправдывающая его забывчивость. Он подумал, что для Бена логичнее было бы подарить ему коробку табака. Ведь они часто курили вместе, и Бен должен был заметить, что он, Чарли, курит только трубку.

Вернувшись в кабинет, он открыл коробку перед Беном, и тот взял одну сигару. «Забавно, – отметил Чарли, – он ведь обычно не курит сигары». Они обрезали сигары, зажгли их и закурили, будто вся эта процедура была для них обычным ритуалом. В комнате запахло сигарным дымом.

– Восхищаюсь вашим вкусом, мистер Чейни, – сказала Эбби. – Эти сигары самые лучшие.

– Ты-то откуда знаешь? – язвительно спросила Эллен.

– Если бы ты, моя дорогая, проводила в обществе мужчин столько времени, сколько провожу я, тоже сумела бы угадать запах хорошей сигары. Ведь правда, Беллилия?

– Не знаю.

Беллилия сидела на краю кожаного кресла, обняв себя руками за плечи. С ее лица сошли все краски, а в глазах поселилась тревога. Все смотрели на нее, и она, казалась, защищала себя от их пристальных взглядов. А когда отвечала на простой вопрос Эбби, в ее голосе слышалась не только робость, но даже страх.

Гости разъехались. Переодевшись в ванной комнате, Беллилия вошла в спальню. На ней был синий с розочками махровый халат с розовым поясом. Чарли обнял ее и крепко прижал к груди.

– Ты сладко пахнешь. Просто источаешь запах меда.

Чарли говорил ей это каждую ночь, и каждую ночь она отвечала, что это запах крема. Повторы не вызывали у них никакого раздражения: они все еще были влюблены друг в друга. Любой, даже самый незначительный эпизод в их жизни дарил им или прелесть новизны, или удовольствие от повтора.

– Что ж, Рождество закончилось, – сказала она.

– Счастливое Рождество?

– Конечно, мой дорогой. – Тревога снова затуманила ее глаза, и Чарли подумал, не связано ли это с воспоминаниями о Рауле Кошрэне. Бывали моменты, когда он, испытывая дикую ревность, ненавидел все из ее прошлой жизни, все, к чему он не был причастен и не мог делить с ней, – даже бедность и печаль по умершим.

– Лучше, чем прошлое Рождество? – спросил он.

Беллилия подняла на него глаза и произнесла с упреком:

– Ну зачем ты, любимый?

– В прошлое Рождество ты срезала розы, – напомнил ей Чарли, но она опять опустила глаза и промолчала, поэтому он добавил: – А моя мама лежала больная.

Это было сказано таким тоном, словно он сердился на жену за то, что она наслаждалась солнечным светом, красивыми цветами и завтраком на балконе, в то время как его мать страдала от боли именно в этой комнате.

Беллилия развязала розовый пояс и сняла махровый халат. Ее корсет из тонкого муслина был слегка накрахмален, украшен вышивкой и затянут розовыми ленточками. Чарли с удовольствием наблюдал, как она развязывала ленточки и вытаскивала крохотные жемчужные пуговички из таких же крохотных дырочек. Ослабив корсетные затяжки, она подошла к оконному стеклу в эркере:

– Кажется, я потолстела.

– И тебе это идет.

– Через несколько недель это будет всем заметно.

Чарли пошел в ванную умыться и почистить зубы. Когда он вернулся, Беллилия уже лежала в постели, и ее распущенные волосы закрывали собой всю подушку. Его мать всегда расчесывала волосы на ночь и заплетала их в косу, чтоб они не лезли в лицо. Для Чарли небрежно раскинутые пряди волос жены представлялись чем-то очаровательным. Все у нее было не «как надо». Ее домашние тапочки из розового шелка, с французскими каблучками, ее нижнее белье с ленточками, завязочками, вышивкой, ее запах – все вызывало в нем восхищение. До брака он, как и другие респектабельные мужчины, посещал иногда распутных женщин. Вспоминая, чем они его соблазняли, и сравнивая их со своей женой, он видел в них жалких и несчастных потаскух. С Беллилией все было так легко и просто, что сама брачная постель побуждала к сладостному грехопадению, без которого ни один мужчина с пуританским сознанием не мог бы чувствовать себя удовлетворенным.