Л.А. Бэнкс - Миньон Страница 6

– Выкладывай, – сказал Шабазз, подходя сзади и разворачивая Марлен к себе. – Я – передовой, Map. И уже много лет. Готов умереть за тебя, детка, но хочу знать: я погибну? Ты меня понимаешь? Я выхожу первый, и потому мне нужна ясность.

Дамали видела, как проступает напряжение на лице Марлен, как сводит губы в ниточку, пока она ищет в себе силы ответить Шабаззу. Он протянул руку и переложил один из серебристо-седых дредов Марлен ей на плечо. Дамали уставилась на этих двоих, а они вели свой тайный разговор глазами, и что-то непостижимое было между ними, и явно уже давно, и больше относящееся к невысказанному личному, чем к тому, что происходило сегодня.

– Не знаю, – наконец прошептала Марлен.

– Твоя прежняя подруга Рейвен? – спросил Майк, будто извиняясь за вопрос.

Марлен покачала головой:

– Нет. Она давно уже ко мне не являлась. Когда это бывает, видение оставляет эмоциональную боль, горе. Но не такой силы. Проблема в том... что я сегодня ничего не вижу.

Группа в ошеломлении застыла. Марлен не видит?

– Это какие-то слишком глубокие материи, – прошептала Дамали, помолчав.

Ей надо было переварить сказанное Марлен. Раньше Марлен читала ее как открытую книгу. Сейчас она слепа? Как раз когда надо выходить? Блин, хреново...

– Ну, Map, я тоже слепая, так что? Типа я чувствую, что здесь что-то не так, но не могу показать пальцем. Ты это знала и раньше, так что же случилось сейчас?

Парни обменялись озабоченными взглядами. Признаваться было неприятно, и Дамали опустила глаза. Произнести вслух – значит придать силу этой слабости. Ощущение беспомощности было такое, какого она в жизни не знала. Кота выпустили из мешка, и ее это нервировало.

– Я не знаю, почему я прямо сейчас не могу видеть, Дамали. – Марлен отошла от Шабазза, отвернулась к стене.

– Но как же ты можешь быть слепой, если всего пару минут назад ты была у меня в голове? – Произнося это, Дамали уже расхаживала по комнате, размахивая руками.

– Все было нормально, пока мы не собрались выходить. У меня будто вдруг пропал внутренний радар. Обычно я его включаю на раз, как и ты умеешь, Дамали. – Марлен обернулась, оглядела группу. – Даже Большой Майк говорит, будто там много хищников, но он точно не знает. Большой Майк, который всегда точно знает.

– И так целый день, – заговорила заведенная Дамали. – Чувствуете, что я хочу сказать? И вся группа тоже дергается, будто утратила класс. Мне это все не нравится ни фига. Хрень какая-то.

– Остынь, Дамали, – велел Шабазз. Он подошел к Марлен, легко коснулся ее щеки. – И ты Map, тоже. Остыньте. Успокойтесь. Соберитесь. Если оба дозорных у нас ослепли, значит, там снаружи что-то слишком большое, чтобы так на него переть. По классу выше Дамали. Решать тебе, Дамали. Сначала скажи слово, потом пойдем на выход. Подыши, детка, потом скажи.

Дамали медленно выпустила воздух и закрыла глаза, чтобы сделать очень глубокий вдох. Она сосредоточилась на собственной диафрагме, заставляя ее двигаться в успокаивающем ритме, потом попыталась представить себе кровь, текущую по жилам – по клеточке за раз. В крестце стало ощущаться тепло, и мелькающие образы замигали под веками цветными пятнами. Пальцы закололо, и закололо в татуировке Санкофа над главной чакрой. Каждый позвонок в спине замкнулся с соседними, зажегся проходящим через него шнуром, и она открыла глаза, борясь с тошнотой.

– Сильное. И в таких количествах, как мы раньше не видали, – сказала Дамали, подавляя рвотный позыв. – Кажется, нас ждет кто-то, кого мы знаем. Вот что ползет нам в головы. Вот от чего, наверное, меня тошнит.

Дамали, расхаживая по комнате, развязывала узлы на шее. В досаде она перебросила дреды на плечах и снова прислонилась к стене.

– Не могу объяснить. Но это и неясно. Все сегодня мне мешает – все пахнет не так, как надо, ощущается не так, как надо, и на языке такой вкус, будто я его в металл сунула. Даже газировка на вкус как моча. На выступлении все тоже звучало фальшиво и резко – у меня в голове будто гвозди загоняют в доску, а кожа у меня... все будто прилипает. И мне хочется куда-нибудь отсюда выбраться. Сейчас же.

– А, чтоб меня! – Джейк Ковбой запустил пальцы в шевелюру, провел ладонью по лицу и вытащил "глок" из-за пояса, проверяя магазин лишний раз. – Сначала был Ди Джиованни – а Джио был уже почти настоящим стражем. Потом Малыш Круз – его мы потеряли почти сразу, да упокоит Господь его талантливую душу... как только нам удастся загнать ему осиновый кол в сердце. Потом эта зараза Ди Ди Хенсон – там вообще уголовщина. Бедняге было всего девятнадцать. То, что они погибли, вообще бессмысленно.

При имени Ди Ди группа переглянулась и застыла. Все посмотрели на Хосе, потом опустили глаза. Да, дело было уголовное, Ковбой правду сказал. Стыд и позор, что это случилось с их сестрой по оркестру и братьями-чайниками. Непростительный грех.

Ковбой резко пнул стул, перевернул его с громким лязгом металла, отдавшимся от стен (у Дамали все кости отрезонировали), и стал ходить туда-сюда, будто от одной этой мысли выходил из себя.

– Эта задница Имхотеп наверняка где-то на Ямайке, превращает всю свою семью в шайку гребаных вампиров. Потом еще Ханс Кехлер на той неделе, как раз когда пацан собирался выйти на сцену в нашем оркестре. И тела в морге нет – феды и местные копы мотают из нас душу, а у нас типа ожидается атака психов в переулке на Третьей и Маркет-стрит сегодня в старом городе в Филадельфии? Да целуйте меня в жопу, блин, в жопу! Ей-богу, готов вернуться в Лос-Анджелес, и все мы на всем двойную работу крутим – нас должно быть двенадцать, а не, блин, семь!

– Остынь, – велел Шабазз.

– Остынь? Мне сорок пять, я слишком старый для этой фигни, сами знаете. Это не жизнь. Надо найти себе берлогу, и поскорее, пока у всех крыша на фиг не съехала. Так давайте это и сделаем.

– Остынь, – снова велел Шабазз ледяным тоном. Вид у него был не допускающий шуточек, и смотрел он на Ковбоя, не мигая. – Такая истерика – отличный способ попасть в покойники. А мне не хочется как-нибудь ночью с тобой схлестнуться только потому, что ты впал в панику и сломался. Терпеть не могу, когда так получается со своими, но...

– Что да, то да, – нервно засмеялся Джей Эл. – Уж лучше иметь дело с азиатской мафией или даже с чертовыми русскими дилерами. С этим я справлюсь, – добавил он, заправляя футболку цвета хаки, оправляя штаны-"комбаты" и проверяя шнурки перед тем как выпрямиться. – Был, видел, делал – в Лаосе. А здесь мы даже не знаем, с чем сегодня будем работать. – Он мотнул головой. – У меня хреновое ощущение. Никогда не видел, чтобы после выступления с Марлен или Дамали творилось такое. Я понимаю там сорвавшийся с нарезки демон, парочка-другая вампов – это одно дело, а сегодня как-то не так. Не хочу, чтобы пришлось класть тех, кого я знаю, – понимаете меня?

Он глянул на Колдуна и отвел глаза.

– Еще как, – ответил Хосе печальным голосом. – Меня называют Колдуном, потому что я что-то умею, но я не волшебник. А там ребята не из латинских пригородов. Не Колумбия, не доминиканцы, начальник. Только бы... только бы Ди Ди среди них не было.

Дамали и Марлен переглянулись. Все знали, что Ди Ди – самое худшее, что может сегодня встретиться. Когда Ковбой о ней напомнил, все замолчали. Разве можно проткнуть колом возлюбленную своего товарища по команде, а потом жить как ни в чем не бывало? Никак. Хосе надолго выйдет из строя, если там окажется его покойная подружка. До того, как попасть на зуб, Ди Ди была им всем как родная. У бедняги Хосе не было даже шанса опознать ее тело в морге, потому что, как и прочие погибшие члены команды, она исчезла с прозекторского стола раньше, чем живые успели туда добраться.

Глаза Дамали внимательно обежали всех членов группы. Да, все это знают.

– Если что, я тебя прикрою, Колдун, – заверил его Большой Майк, хлопнув ладонью по его кулаку. – Годится?

– Ага, годится. – Хосе, не поднимая глаз, проверял настройку своего арбалета. – Ты ее берешь на себя, если она там. О'кей?

Майк кивнул. Темно-коричневая рука легла на худое, жилистое плечо Хосе.

– Чем быстрее мы с этим покончим, братик, тем быстрее это останется позади.

– И тем быстрее мы попадем на самолет и поспим целых пять часов до Лос-Анджелеса, – напомнил Шабазз. – Собрались, ребята. Нам понадобится целый день, чтобы при солнышке проверить компаунд и убедиться, что у нас есть безопасная база. У них ведь тоже есть нормальные люди, ставшие на сторону вампиров ради денег и власти, и они способны избегать ловушек, поставленных на вампиров, – не забывайте. В самолете даже заговорить нельзя будет на эту тему, потому что мало ли кто услышит? Так что давайте закругляемся – и вперед.

– Может, ничего и нет, – предположил Хосе. – Такое уже бывало прежде: напряжемся, готовые рвать и резать, а там их всего двое-трое или вообще никого, будто у нас чистый мандраж.