Уоррен Мерфи - Священный ужас Страница 6

В Америке, однако, задача, поставленная перед Мастером Синанджу, немного выходила за рамки его обычных фикций. Ему было поручено обучить одного человека, белого, который был мертв в глазах остального мира — казнен на электрическом стуле. Тогда его звали Римо Уильямс.

И за последующие годы тренировок изменилось не только тело, но и вся внутренняя организация личности Римо, и теперь его тело и сознание могли отчетливо видеть молнией летящие в воздухе тарелки и моментально определять, на какие надо реагировать, а на какие можно наплевать.

— Никаких побед, папочка. В бейсболе очко зарабатывает тот, кто отбивает мячи, а не тот, кто бросает.

— Ты меняешь правила на ходу, потому что я кореец и, по-твоему, могу всего этого не знать. Я заработал очко, а ты меня хочешь надуть, — заявил Чиун и, приняв горделивую позу, сложил руки перед собой, переплетя длинные изящные пальцы.

Его золотистое кимоно с белыми бабочками струилось складками. Весь он даже всклокоченная седая борода — излучал чувство торжества: Великий Мастер Синанджу чувствовал удовлетворение оттого, что ему удалось уличить своего ученика в нечестности.

Подобные сцены стали повторяться регулярно с того самого дня, когда Чиуну сообщили, что Римо отправляется в Индию, в город Патна, и поскольку путь туда пролегает через Тихий океан, мимо Японии и Кореи, Чиуну будет позволено посетить родную деревню Синанджу, даже несмотря на то, что она расположена в северной части Кореи, с которой у США далеко не дружественные отношения.

С того самого дня, как «наверху» стали проявлять беспокойство по поводу чего-то случившегося в Индии — при чем тут Индия, Римо не знал, поскольку Индия, на его взгляд, имела такое же отношение к делам его шефов, как картофельное пюре — к гипотенузе треугольника, — так вот, с того самого дня Чиун принялся коллекционировать все нечестные и несправедливые поступки по отношению к нему — терпеливому и угнетенному корейцу, заброшенному судьбой в страну белых расистов.

Он вернется в свою деревню и расскажет жителям о том, сколько ему пришлось пережить ради них за время службы, на которую он пошел, чтобы помочь прокормиться старикам и детям, и калекам, и всем беднякам деревни Синанджу.

— Если бы я был белым, то заработают бы очко, — заявил Чиун.

— Во-первых, папочка, это была всего лишь тренировка. По крайней мере, для меня. И мы вовсе не играли в бейсбол.

— Конечно, ты не станешь играть с корейцем. Как и ваша бейсбольная лига.

Я понимаю. Все вы белые одинаковы. Нетерпимые. Но я считаю себя выше ваших мелких пакостей.

Сквозь щель в стене мотеля показалось лицо. Когда оно чуть отодвинулось, Римо и Чиун увидели над лицом огромную — ведра на три — широкополую ковбойскую шляпу, а под лицом — голую волосатую грудь, голый живот и голое все прочее. Человек отошел еще дальше от стены. Что-то виднелось и на кровати. Светловолосое и задастое, и голое, как выскочившая из стручка фасолина.

— Эй, привет, ребята! — закричало это что-то.

— Заткнись, женщина! — рявкнул человек под шляпой и снова повернулся к дырке в стене:

— Эй, ты! Ты и косоглазый.

— Ага, — сказал Чиун. — Косоглазый.

— Черт, — прорычал Римо.

— Ты слышал, что я сказал. Ко-со-гла-зый.

— Ага! Ага! Ага! — закивал Чиун. — Я тихо-мирно стою здесь и выслушиваю оскорбления. И все же я терплю, поскольку я человек, исполненный мира и спокойствия. Исполненный любви. Исполненный чувства всепрощения.

— Ну, поехали, — сказал Римо.

— Это вы проделали дырку в стене? — спросил человек из-под шляпы.

Длинный худой палец отделился от своих товарищей, с которыми вместе отдыхал, и уставился в сторону Римо, как бы пригвождая его к стене.

— Ты, парень, да? — обратилась шляпа к Римо.

— Моя жизнь полна скорби, — вздохнул Римо.

— Скорби? Ты хочешь скорби? Ты сейчас очень поскорбишь, — сказал человек под шляпой, и Римо увидел, как он надел кожаные ковбойские сапоги на высоких каблуках, взял с груды одежды блестящий шестизарядный револьвер и скрылся из виду. Потом Римо услышал, как открылась и закрылась дверь, а вскоре раздался стук в дверь его, Римо, номера.

— Не заперто, — отозвался Римо.

Человек вошел. Росту в нем было босиком — шесть футов четыре дюйма, в сапогах — все шесть футов восемь дюймов. Револьвер в его руке смотрел прямо в лицо Римо.

— Ты, сукин сын, какого хрена ты помешал мне и моей женщине? Щас я тебе голову разнесу.

— Давай, Клит! — завизжала девица через дырку в стене. — Вперед! Подстрели кого-нибудь для меня. Если ты меня любишь, то должен кого-нибудь для меня подстрелить.

Она соскочила с кровати, и груди ее запрыгали вверх-вниз. Она заглянула в дырку, и Римо почуял, что от нее несет перегаром.

— С кого из них начать, Лоретта? — спросил человек с револьвером.

— Готовность американцев прибегнуть к насилию просто поражает, — заметил Чиун.

— Начни с коротышки-косоглазого, милый. Он слишком много болтает, — пропела Лоретта.

— Насилие по отношению к национальным меньшинствам, — все тем же унылым тоном продолжал Чиун. — Гонимым, унижаемым и оскорбляемым.

— Когда это тебя унижали, оскорбляли или гнали? — удивился Римо. — Ни один Мастер Синанджу никогда не становился ничьей жертвой.

Клит навел на Чиуна револьвер. Чиун возвел глаза к небу с самым невинным и блаженным видом. Мученик, жертва насилия со стороны белых расистов. Но что-то помешало ему сполна насладиться собственным страданием. Когда револьвер уже готов был выстрелить, а палец — нажать на курок, маленькая белая тарелочка взвилась вверх с такой скоростью, что ее очертания просто размазались в воздухе, и влетела под шляпу, туда, где раньше находился рот Клита, где раньше была щека Клита, а теперь осталась только шляпа и пол-лица, судорожно кусающие белую тарелку, которая вдруг стала красной от крови, а остатки нижней челюсти белыми и красными пятнами рассыпались по волосатой груди. Револьвер упал, так и не выстрелив.

— Черт раздери, — выругалась Лоретта. — Никогда я не получаю того, что прошу. Клит! Клит?

Клит сделал шаг вперед и грохнулся на ковер. Вокруг его головы серый ковер начал темнеть, и это пятно расплывалось все шире и шире.

— Ладно, все равно он был слабак, — заметила Лоретта. — Ну что, ребята, хотите немного полакомиться?

— Полакомиться чем? — поинтересовался Чиун.

Он с недоверием относился к кулинарным вкусам и пристрастиям белых. Совсем недавно он обещал Римо, что накормит его по-настоящему, когда они вернутся в Синанджу, славное сердце Востока, жемчужину всего корейского побережья.

— Мной полакомиться, парниша.

— Я не людоед, — отказался Чиун, и Римо понял, что Чиун включит этот случай в серию своих рассказов об Америке, где люди не только становятся людоедами, но многие из них готовы предложить себя на обед. Мастер Синанджу включал в свои воспоминания все подобные странные случаи.

— Да нет, не в том смысле, — сказала Лоретта, сделала колечко из указательного и большого пальцев левой руки и проткнула его указательным пальцем правой. — Вот чего!

— Ты ничем не заслужила честь иметь дело со мной, — заявил Чиун.

— А ты, красавчик? — обратилась девица к Римо, стоявшему в полный рост — шесть футов.

Его стройное мускулистое тело возбуждало многих женщин, стоило Римо только войти в комнату. У него были темные, глубоко посаженные глаза, высокие скулы. Тонкие губы слегка кривились в улыбке. Крепкие запястья выдавали силу.

— Надо избавиться от тела, — сказал Римо, глядя на голого мертвеца.

— Нет, не надо. За его голову объявлена награда. Клита разыскивают в трех штатах. Ты из-за него прославишься. Представляешь?

— Понял, что ты наделал? — спросил Римо, и Чиун отвернулся — он был выше всего этого.

Хорошо еще, подумал Римо, что номер в мотеле — просто явочная квартира, и ничего из чиуновского объемистого багажа тут нет.

— Куда вы? — закричала Лоретта, увидев, как два странных человека вдруг сорвались с места. — Сейчас сюда приедет телевидение. И журналисты. Вы станете знаменитыми.

— Да, здорово, — отозвался Римо, и они с Чиуном быстро прошли по коридору мотеля, а голая блондинка все что-то кричала им вслед.

Чтобы сбить ее со следа, они сначала взяли направление в сторону дороги на Техас, но потом спустились к почти пересохшему руслу Рио-Ондо, прошли по белой гальке вверх по течению ярдов двести и остановились там, к западу от мотеля.

Вскоре к мотелю подъехала полиция, потом скорая помощь, потом репортеры.

На следующий день, когда на дороге показался некий конкретный серый «Шевроле-Нова», Римо выбежал из укрытия и остановил машину.

— Небольшой несчастный случай, Смитти, — сказал он пожилому — за пятьдесят человеку с кислым, нездорового оттенка лицом. Таким образом Римо отметал все вопросы относительно того, почему он находится не в номере мотеля, как они условились.