Николь Жамэ - Тайна острова Химер Страница 60

Мари была не в состоянии отвечать. Она лишь кивнула.

— Я не буду жаловаться, только посоветую вам соблюдать осторожность. Этот тип очень болен…

Лукас утратил понятие времени с тех пор, как оказался взаперти. Он даже не знал, какой сейчас день недели. Или это ночь? Его часы и все, что ему принадлежало, отобрал Аксель.

Ему пришлось включить плазменный экран, эту ниточку, связывавшую его с внешним миром, и попытаться вернуть себя в реальность.

Он мрачно переключался с кнопки на кнопку, когда вдруг ненавистный близнец нарисовался в кадре местного канала.

Самозванец заключил короткое интервью заявлением, что Эдвард Салливан рано или поздно предстанет перед судом, а сам он намерен в ближайшее время покинуть остров и вместе с молодой женой отправиться в заслуженное свадебное путешествие.

Разбился брошенный на пол пульт.

Угнетенный мыслью, что ему никогда не выйти из этого лабиринта, Лукас часами пытался выбросить из головы мысли о Мари, но никак не мог избавиться от назойливых картинок: она и Аксель.

В прострации он лежал на канапе, тупо глядя на шлюзовую камеру и не видя ее. Дверь, выходившая в галерею, вдруг открылась, пропустив мать Клеманс, которая толкала перед собой столик на колесиках, уставленный подносами с едой.

Вскочив, Лукас бросился к двери, выходившей в жилую часть, но быстро понял, что открывалась она только тогда, когда другая была закрыта.

Настоятельница остановила столик.

Он подумал, что у него слуховая галлюцинация, услышав, как она говорит о яичнице-болтунье, беконе, сосисках — его любимых, сказала она, напомнив к слову, что сегодня воскресенье.

Он заточен под землей, а монашенка выкладывает ему меню!

Зато вернулось представление о времени.

Сейчас ему просто необходимо убедить ее, что он не Аксель.

«У тебя ничего с этим не выйдет, — когда-то сказал ему тот. — Можешь поверить, с этой стороны я себя обезопасил».

И в самом деле, мать Клеманс только наклонила голову, когда он с ходу заявил ей, что он и есть настоящий Лукас Ферсен, что Аксель занял его место и что она должна выпустить его отсюда.

Видя, как монахиня повернулась, собираясь уйти, он закричал:

— Если вы ничего не сделаете, он убьет мою жену!

На миг в нем мелькнула надежда, когда она повернула к нему голову.

— Ешь, а то остынет.

Дверь скользнула, потом закрылась за ней, одновременно открылась дверь в жилую часть подземной тюрьмы.

Он устремился к внешнему стеклу, забарабанил по нему, заорал, но монахиня неумолимо удалялась, ни разу не оглянувшись.

Слезы отчаяния и бессилия брызнули из глаз Лукаса.

«Очень болен».

Слова эти крутились в голове Мари, пока они с Лукасом ехали в жандармерию.

Молчаливая после отъезда, она упрямо старалась смотреть в сторону, якобы любуясь проносящимся мимо пейзажем, избегая соблазна взглянуть на Лукаса и спрашивать его.

Песчаные равнины, дорога над обрывом, безбрежный океан, пригород, порт, суда…

Взглядом она невольно искала изящный силуэт шхуны, две такие узнаваемые мачты которой обычно выделялись среди леса вант.

Яхты не было. Ее больше не было у причала!

Учащенно забилось сердце, по спине пробежала непрошеная дрожь.

— Похоже, Бреа последовал твоему совету и поднял паруса, — сказал Лукас, будто уловив ее тревогу. — Одним меньше!

Сделав над собой усилие, Мари приняла безразличный вид и бесстрашно посмотрела на него.

В зеркале заднего вида она наблюдала уплывающий назад порт, когда машина сворачивала к зданию жандармерии.

Но мысли ее остались там.

Она думала о том, кого знала девчонкой и кого так любила, прежде чем ее не захватила страсть к Лукасу. Ей вновь виделись выцветшие глаза и волчий оскал, так заворожившие ее. Она вновь слышала, как он говорил ей, что никогда от нее не откажется и всегда будет ей защитой.

Кристиан, очевидно, буквально воспринял ее последние слова.

«Как мог я потерять столько времени, любя такую, как ты? Ты этого не заслуживаешь».

Она закрыла глаза. Страшное чувство покинутости охватило ее. А еще — безграничное горе.

Броди встретил их новостью, которая временно вытеснила у Мари мысли о Кристиане.

— Фрэнсис Марешаль много раз приезжал на остров с 1962-го по конец 1967 года, то есть до времени кончины Жака Рейно. Но это не все: я обнаружил существование лаборатории, которую создал во время Второй мировой войны отец последнего, Жозеф Рейно, ученый-исследователь, который сотрудничал с нацистами в области создания их знаменитой высшей расы.

— Восхитительный типчик… — процедил сквозь зубы Ангус.

Скрестив на груди руки, опершись о край стола, Лукас состроил скептическую гримасу:

— Полноте, Ангус! Лаборатория? На острове Химер? Да там все обыскано! Ее бы нашли, если бы она существовала. Ваши сведения отдают фантастикой, Броди! — посмеялся он.

Молодой жандарм не смутился. На этот раз он все предусмотрел, чтобы отбивать сарказм Ферсена.

— Мои сведения, майор, взяты из архивов префектуры. Из Парижа, — подчеркнуто добавил он. — Есть документ от 1941 года, подписанный самим Гиммлером, в котором говорится о выделении фондов на создание научно-исследовательской экспериментальной лаборатории, руководство которой возлагается на Жозефа Рейно.

— Но ничто не доказывает, что лаборатория создана, и еще меньше вероятность, что она оборудована на острове, — возразил Лукас. — Если только вы не нашли подтверждений… В кадастре Киллмора, к примеру.

Тень промелькнула по лицу Броди.

— Доказательств нет, — признался он. — Но…

Мари пришла на выручку молодому жандарму, заявив:

— Он превосходно поработал. Факт невнесения лаборатории в кадастр и то, что никому не известно о ее существовании, еще не доказывает, что ее вообще не было. Что ее не существует…

— О, понимаю — секретная лаборатория. Ты это подразумеваешь?

Молодой человек предпочел не заметить скрытую иронию и согласился:

— Совершенно верно. Жозеф Рейно не первый ученый, который воспользовался смутным временем, чтобы провести научные эксперименты в обход закона. Без ведома властей было смонтировано много непонятных установок. Некоторые удалось обнаружить, но не все. Частые посещения острова генетиками Жаком Рейно и Фрэнсисом Марешалем — не простое совпадение.

— По-твоему, они проводили в лаборатории научные исследования?

Мари подала голос:

— Я полагаю, что в записях Фрэнсиса Марешаля открывалась суть этих работ и что его сын, журналист, занимавшийся вопросами науки, прибыл на остров, чтобы во всем этом разобраться. И убили его, чтобы помешать вскрыть истину.

— А Эдвард сбежал из-за того, что страдает клаустрофобией, — насмешливо добавил Лукас.

Мари метнула в него убийственный взгляд. Ей безумно хотелось доказать ему, что Эдвард невиновен по той простой причине, что его не существует, что он — порождение Райана.

Но хотя она очень далеко зашла в своей лжи, у нее совсем не было уверенности в своем желании поделиться этой тайной с кем бы то ни было. С Лукасом в первую очередь.

— Не знаю, какова роль Эдварда во всей этой истории, но интуиция подсказывает мне, что все нити ведут к этому острову, где монахини скрытно вырастили твоего близнеца. Собери мне данные обо всех сестрах, Броди.

Лукас закатил глаза и на какое-то время стал прежним Лукасом, насмешливым и нетерпимым к чужому мнению, особенно к гипотезам жены.

И от этого у Ангуса стало легче на душе. Что ни говори, а ему так нравилось, когда эти двое переругивались.

Одетые в белые монашеские облачения, в монашеских вуалях, которые округляли контуры лиц, делая их овальными, все они сдержанно улыбались в объектив.

Броди не составило труда достать эти фотокарточки у приписанного к монастырю фотографа, хотя для проформы и чтобы подчеркнуть свою значимость тот немного поломался, ссылаясь на свою репутацию.

Молодой жандарм пообещал ему полную конфиденциальность.

Мари приступила к разбору хорошо выполненных фотографий, самые старые из которых относились к шестидесятым. Она просматривала их по годам.

Перед ней чередой проходили лица, выражения которых были в чем-то схожи, а одинаковое одеяние полностью лишало их индивидуальности.

Так она просмотрела более трех четвертей фотокарточек с возрастающим впечатлением, что зря теряет время. Что думала найти она, изучая эти групповые портреты? Некий знак, позволивший бы ей обнаружить за этими фасадами, дышащими чистотой и благочестием, что-то похожее на кончик ниточки?

Решив закончить поскорее, она склонилась над предпоследним фото, датированным 2004 годом. Не меньше пятидесяти сестер позировали в этот год для будущего поколения клира.

Она собралась отложить ее, когда одна деталь привлекла ее внимание.