Евгений Крестовский - Холодное солнце Страница 60

Если дальние подступы так охранялись, то что говорить о самом Объекте?

Что производилось здесь?

Обогащенный уран? Оружейный плутоний? Что?

Итак, возвращаться в Поселок было нельзя. И Богданов решил уходить в тундру. Проня вызвался бежать вместе с ним на Материк.

Старший лейтенант был искренен, когда вызвался помогать майору. Он говорил, что давно живет в Поселке на положении узника, что он смертельно болен и хотел бы в Москве рассказать все, что знает о Поселке и таинственном Объекте.

Проня даже заплакал от радости, когда они вдруг увидели поезд…

Но старшему лейтенанту не повезло. Когда Богданов начал двигаться к голове поезда, наблюдая за перестрелкой между беглецами и охотниками, Проня вдруг упал между вагонами. Шальная пуля достала его.

Дальше майор действовал в одиночку.

Он уже видел спину одного из беглецов. Кажется, это был Донской! Но тот вдруг упал на вагонную сцепку. Богданов стал свидетелем короткой стычки между Березой и Дудником. А когда Дудник вышел из безнадежной ситуации и убил начальника дружины, Богданов не полез с ним в открытую перестрелку и затаился.

Поезд остановился, над ними кружили вертолеты, а Дудник все еще держал бездыханного террориста за волосы, вглядываясь в его черты. Богданов выглянул из-за борта платформы и прицелился.

Дудник что-то почувствовал и замер. Не меняя положения, он медленно повернул голову, и глаза их встретились.

Дудник усмехнулся, а Богданов нажал на курок.

Потом майор подошел к своему бывшему начальнику; Дудник стеклянно смотрел в небо и скалил вставные зубы. Рядом лежал Донской.

Богданов приложил ладонь к шее террориста и послушал пульс. Донской был жив, и майор, вырвав из сумки Дудника бинт, стал перевязывать террориста.

Глеб стонал, к ним бежали автоматчики в пятнистых комбинезонах…

Вероника Николаевна ворвалась в кабинет Блюма.

Илья Борисович проворно вскочил с кресла.

– Пусть они все выйдут! – сухо сказала Вероника Николаевна.

– Но, Вероника, мы на работе, а не… – начал Блюм.

– Пусть они выйдут! – перебивая его, твердо сказала она.

– Ну, не волнуйся так, девочка! Конечно-конечно, они сейчас выйдут. Ты ведь ненадолго? Что у тебя? – Молодые люди вышли и плотно закрыли за собой дверь. Вероника Николаевна уставилась на Блюма огненным взглядом. – Девочка моя, не смотри на меня так! Ты во мне дырку прожжешь!

Илья Борисович попробовал обнять ее за плечи. Освобождаясь от объятий, женщина села в кресло.

– Это правда? – спросила она.

– Что правда, девочка? Что?! – Илья Борисович недоуменно пожал плечами.

– То, что… он здесь?

– Кто он?

– Глеб… Александрович Донской.

– Ну у тебя, девочка, и память! – захохотал Илья Борисович и, подойдя к Веронике Николаевне, вновь попытался ее обнять.

– Хватит, Илья! Так он здесь?

– Здесь, здесь твой студент! Ничего от тебя не скроешь. Подумать только, двадцать лет прошло! Знаешь, кто он теперь?

– Кто? – упавшим голосом спросила она.

– Террорист, девочка! На него всероссийский розыск объявлен. Хотел самолет взорвать! Вот так-то! Бомбист-террорист!

– Ну и пусть. Я все равно хочу взглянуть на него! – Глаза Вероники Николаевны умоляюще смотрели на Блюма.

– Исключено… Его, наверное, уже отправили на Большую землю.

– Брось, Илья! Никуда его не отправили! Думаешь, я не знаю, куда отсюда отправляют? Он ведь еще жив? Ведь жив, да? Я хочу посмотреть на него, только посмотреть! Ну что тебе стоит, Илья? – И она так посмотрела на Блюма, что у него мурашки забегали по спине.

– А не боишься, что он тебя съест?

– Умоляю тебя, Илья, прекрати!

Женщина вскочила с кресла. Лицо ее побледнело.

– Ну… хорошо, а что я за это буду иметь? – Илья Борисович хищно взглянул на Веронику Николаевну и облизнул ставшие сухими губы…

Положив руку Донского себе на плечо, Богданов тащил Глеба к дощатому сараю. Позади лениво брели трое автоматчиков в пятнистых комбинезонах.

– Только не затягивайте комель! – крикнул вдогонку автоматчикам Витек.

Он осваивался с ролью начальника дружины и был по-настоящему счастлив.

Во-первых, он в одночасье сделался местным царем взамен убывшего на тот свет Березы, а во-вторых, Ваньки-зверя тоже не существовало. Ванек теперь лежал в «братской могиле» – на дне шахты прииска Пионерский под трехметровым слоем ледяной воды вместе с Березой, Дудником и прочими любителями острых ощущений. Туда же должны были лечь сейчас московский опер и террорист.

Осторожный Витек, дальновидно имитировавший у железки травму ноги, не собирался оставлять этих двух свидетелей для охоты или гладиаторских поединков. Последнее сафари он до сих пор вспоминал с отвращением, как дурной сон.

Нужно было побыстрее покончить с ними и приступить к инвентаризации богатого хозяйства Березы.

Витек сидел на скамеечке у барака и, жмурясь на холодное солнце, смотрел на своих бойцов, которые, поставив приговоренных на край квадратной ямы, готовили оружие.

Солнце было благосклонно к Витьку: оно не слепило его, а светило в четверть накала. На нем даже появилась черная точка – пятно, символизирующее начало новой эры. Эры Витька.

Пятно росло, росло, и Витек расслабленно улыбался, ожидая коротких очередей.

Внезапно оно перекрыло солнечный диск, и Витек с удивлением отметил, что это вертолет.

Вертолет снижался. Казалось, он летел прямо на Витька.

– Этого еще не хватало, – пробурчал Витек и поднялся.

Вот-вот должны были прозвучать автоматные очереди, закрывавшие его прошлую жизнь, как ненавистный учебник…

Книга третья

ВЛАСТЬ ЗВЕРЯ

Бармину казалось, что теперь его счастье будет длиться вечно. Состав сутками простаивал в тупиках, неизвестно чего дожидаясь. Иногда к нему цепляли дополнительные вагоны и цистерны, чтобы через день-два на какой-то товарной станции отцепить.

Сколько они уже ехали? Неделю? Две? Три? Бармин не думал об этом. Долгими днями он лежал на промасленном лежаке в густом тепле, жевал что-то предложенное машинистами, спал, еще и еще раз переживая во сне последнюю охоту: в него стреляли, вонзали нож, а он жил и жил…

Чем дальше он удалялся от Объекта, тем острее чувствовал, как в нем, словно в древесной почке, шевелится былое, давно забытое, в любую секунду готовое выстрелить сочной зеленью жизни. Детство, школа, годы работы… Один за другим они всплывали со дна памяти, настойчиво заявляя о себе ощущением солнца, стоящего в зените. И еще – запахами, какими-то очень знакомыми.

Прошлое постепенно пробуждало Бармина от летаргии, которой ему казалось теперь пребывание в Поселке. Цепко схватив за шкирку, оно тащило его из черного омута настоящего, тащило к жизни, той самой, из которой он выпал более десятка лет назад. Его везли на Материк, и он желал вычеркнуть последние десять лет из автобиографии, замарать их чернильными пятнами…

Жизнь была прекрасна: она играла перед глазами, как бриллиант. Бармин спешил в прошлое. Поезд вез его к прежней, казалось, навсегда почившей жизни, теперь неожиданно задышавшей в нем. Глядя на летящие мимо верхушки деревьев и стоящие в окне облака, Бармин блаженно улыбался. Жизнь в его сознании теряла свои реальные очертания, стыдливо пряча за спину окровавленную заточку и представляя веселую оперетту с жизнерадостными кутилами с перьями на шляпах. Бармин потерял ощущение реальности… И это его подвело.

На первой же крупной станции он выбрался из своего логова: нужно было размять кости, посмотреть на живых людей и заглянуть в привокзальный буфет – помощник машиниста выделил ему сумму на бублики и бутылку. Поглощенный созерцанием цивилизации Бармин впал в безвременье… и отстал от поезда с бубликами и бутылкой водки в кармане.

Он и представить себе не мог, что машинисты не дождутся его возвращения. Минут десять он с удивлением смотрел вслед ползущему составу и на полном серьезе ждал, когда машинисты, хватившись Бармина, остановят поезд.

Но поезд, вильнув последним вагоном, исчез с горизонта.

Реальность вернулась к Бармину, когда он, не обращая внимания на растущую в душе тревогу, отправился в здание вокзала искать ночлег.

Самые укромные места были заняты бомжами, и Бармин, съев бублики, устроился на крайней скамейке в зале ожидания.

Если бы только он был прилично одет и побрит! Но на нем были попахивающие кочегаркой лохмотья, а всклокоченные, спутанные волосы придавали ему вид закоренелого бродяги.

В третьем часу ночи к Бармину подошел милиционер. Выяснив, что перед ним человек без паспорта – паспорт остался в Поселке, в сейфе у Березы, – сержант повел Бармина в комнату милиции.

Стражи порядка не верили ни одному слову Бармина и только покатывались со смеху, особенно когда он рассказывал о царской охоте. Обыскав его и сняв с груди мешочек со слитком, Бармина отвели в «холодильник» – камеру, где, привалившись друг к другу, уже сидели двое привокзальных синяков.