Джон Гришем - The Chamber. Камера Страница 61

– Девчонкой я очень любила играть здесь, – сказала Ли. – Каждый год Четвертого июля городские власти устраивают фейерверк. Лучше всего смотреть именно отсюда. Пушки, из которых стреляют, стоят в парке. Утром мы неслись на велосипедах в город смотреть парад, купаться в бассейне и просто валять дурака. После захода солнца, когда темнело, мы пробирались сюда, рассаживались по надгробиям и с нетерпением ждали первого залпа. Взрослые мужчины не выходили из машин, сидели и тянули из горлышек кто пиво, а кто и виски. Их жены с младенцами на руках поднимались к нам. А потом мы, оглашая кладбище дикими воплями, мчались вниз.

– Эдди тоже?

– Конечно. Он был хорошим братом. Иногда, правда, приставал как банный лист, но не часто. Знаешь, мне его здорово не хватает. В конце концов, пути наши с ним разошлись, и все же, приезжая сюда, я всегда думаю об Эдди.

– Мне его тоже не хватает.

– Мы сидели с ним на этом самом месте вечером того дня, когда он окончил школу. Я уже два года жила в Нэшвилле, но приехала, потому что он просил. Мы купили бутылку дешевого вина, по-моему, Эдди в тот день впервые узнал вкус спиртного. Никогда не забуду. Сидели возле могилы Эмили Джейкоб, прикладывались к бутылке, пока она не опустела.

– Какой тогда шел год?

– Наверное, шестьдесят первый. Эдди говорил, что запишется в армию, хотел уехать подальше от отца. Я была против, мы еще долго спорили.

– Он не показался тебе растерянным?

– Восемнадцать лет, чего ты хочешь? Конечно, он растерялся, как всякий выпускник. Эдди считал, что если он останется здесь, то неизбежно превратится во второго Сэма, в еще одного Кэйхолла с капюшоном на голове. Из Клэнтона он готов был бежать сломя голову.

– Однако первой бежала ты.

– Да. Но я всегда чувствовала себя намного сильнее брата. У меня сердце разрывалось от боли: и что ему неймется, мальчишке? В общем, мы пили и говорили о том, можно ли удержать в узде собственную жизнь. – Эдди держал ее в узде?

– Сомневаюсь, Адам. Отец пугал нас обоих. Отец и кипевшая в нем родовая ненависть. Есть вещи, которых, я надеюсь, ты никогда не узнаешь. Я сумела как-то выбросить их из головы, а Эдди – нет.

Поднявшись, тетка взяла племянника за руку и потянула за собой по дорожке в сторону нового кладбища. Возле участка с несколькими покосившимися надгробиями она остановилась.

– Здесь покоятся твои прапрадеды вместе со всеми своими братьями и сестрами, пять или шесть поколений Кэйхоллов.

Адам насчитал восемь. Под слоем пыли на гранитных плитах кое-где угадывались линии букв.

– В сельской местности их могил больше. Род Кэйхоллов обитал неподалеку от Кэрауэя, это милях в пятнадцати отсюда. Многие похоронены возле крошечных деревенских церквей.

– Ты бывала там?

– Пару раз. Некоторые умерли еще до того, как я хоть что-нибудь о них узнала.

– Почему твоя мать лежит в другом месте?

– Потому что она так захотела. Почувствовав приближение смерти, сама указала, где рыть могилу. К Кэйхоллам она себя не причисляла и всю жизнь прожила как Гейтс.

– Умная женщина.

Смахнув с плиты травинки, тетка провела пальцами по буквам, которые составляли имя Лидии Ньюсом Кэйхолл, скончавшейся в 1961 году в возрасте семидесяти двух лет.

– Хорошо ее помню. – Ли вновь опустилась на колени. – Воистину добродетельная была женщина. Лидия в гробу бы перевернулась, если бы узнала, что третий ее сын сейчас ждет казни.

– Мужа тоже помнишь?

Надпись чуть ниже первой свидетельствовала о том, что первым в 1952 году здесь был погребен шестидесятичетырехлетний Натаниэл Лукас Кэйхолл.

Лицо тетки стало замкнутым и холодным.

– Злобный старикашка. Он вполне мог бы гордиться своим сыном. Нэт, как его все звали, был убит на похоронах.

– Убит на похоронах?

– Я не оговорилась. По традиции похороны здесь служат поводом для шумных застолий. В дом умершего приходят все, кому не лень, садятся за стол, едят и пьют. Господи, как они пьют! Жизнь в сельской местности всегда считалась несладкой, поэтому поминальный ужин и сейчас часто заканчивается дракой. Заносчивый Нэт не поделил что-то с соседом по столу, тот кликнул на помощь приятеля, и вдвоем они насмерть забили обидчика деревянными ножками от стула.

– А где в то время был Сэм?

– Сэм участвовал в схватке. Ему тоже изрядно досталось: переломы, сотрясение мозга. Хорошо помню похороны; Сэм лежал в больнице и прийти на них не смог.

– Но за отца отомстил.

– Конечно.

– Каким образом?

– Несколько лет спустя те двое вышли на свободу. Доказать, конечно, ничего не удалось, но месяца через полтора они пропали. Изуродованное тело одного нашли в соседнем округе, а второй как в воду канул. Полиция допрашивала Сэма и его брата, однако дело так и осталось нераскрытым.

– По-твоему, это он?

– Естественно. С Кэйхоллами тогда не связывались. Люди их сторонились. – Ли отошла от могил; оба двинулись дальше по дорожке. – Вот тебе вопрос, Адам: где мы будем хоронить Сэма?

– Думаю, на том холме, рядом с чернокожими. Смерть примиряет всех.

– С чего ты решил, что они его примут?

– Примут.

– Я серьезно.

– Эту тему мы с ним еще не обсуждали.

– Захочет ли он вообще быть похороненным здесь, в округе Форд?

– Не знаю. Говорю же, эту тему мы не обсуждали. Пока еще остается надежда.

– Есть шанс?

– Небольшой. Во всяком случае, стоит попытаться.

Выйдя с кладбища, они зашагали по тихой, обсаженной дубами улочке. На аккуратных домиках блестела свежая краска, возле цветочных клумб с достоинством прогуливались кошки, в креслах-качалках дремали старики.

– Здесь прошло мое детство, Адам.

Ли сунула руки в карманы, глаза ее повлажнели.

– Оно было счастливым?

– Трудно сказать. Мы никогда не жили в городе, а я мечтала вот о таком домике и чтобы рядом стояли всякие магазины. Городские ребята смотрели на нас свысока, но это так, пустяки. Я играла тут с друзьями, мы носились по улицам, лазали по деревьям. Было хорошо. Воспоминания о нашей ферме далеко не такие приятные.

– Из-за Сэма?

Подметавшая крыльцо пожилая женщина в цветастом платье повернула к ним голову. У дорожки, что вела к дому, Ли остановилась.

– Доброе утро, миссис Лэнгстон, – мягко приветствовала она хозяйку.

Не сводя с лица тетки пристального взгляда, миссис Лэнгстон прислонила к стене метлу.

– Я – Ли Кэйхолл, вы должны меня помнить.

Адам невольно посмотрел по сторонам. Ему не хотелось, чтобы имя деда услышали посторонние. Но улица была пуста. Если миссис Лэнгстон и узнала Ли, то догадаться об этом не представлялось возможным. Женщина сухо кивнула, как бы говоря: поздоровалась и иди себе с Богом, нечего глаза пялить.

– Приятно было встретиться, – сказала Ли, готовясь сделать шаг. Миссис Лэнгстон поспешила скрыться в доме. – Я дружила с ее сыном, когда училась в школе. – Тетка качнула головой.

– Не очень-то она обрадовалась.

– Она всегда производила впечатление особы довольно странной. А может, просто не хотела говорить с одним из Кэйхоллов. Боялась соседей.

– Наверное, нам лучше сохранять здесь инкогнито.

– Пожалуй.

Проходя мимо копавшихся на цветочных клумбах в ожидании почтальона людей, оба молчали. Тетка прикрыла лицо огромными солнцезащитными очками. Впереди показалась центральная площадь, но Ли решила свернуть на узенькую улочку, сплошь застроенную скромными деревянными домами. За углом она остановилась.

– Видишь салатовый домик, третий справа?

– Да.

– Вот там вы и жили. Можно подойти ближе, но за перегородкой болтают соседи.

Во дворе дома играли двое ребятишек, на крыльце поскрипывало кресло-качалка. Небольшой уютный коттедж идеально подходил для супружеской пары с маленькими детьми.

Когда Эдди и Эвелин покидали Клэнтон, Адаму не исполнилось еще и трех лет. Глядя на выкрашенную зеленой краской дверь, он попытался вспомнить дни далекого детства. Безуспешно.

– Дверь тогда была белой, а деревца совсем тоненькими. Эдди арендовал дом у местного агента по недвижимости.

– Дорого это обходилось?

– Не очень. Ты только что появился на свет, Эдди работал в авторемонтной мастерской, потом ушел в управление дорожного строительства, а позже еще куда-то.

– Да, могу представить.

– Эвелин устроилась на полставки в ювелирный магазинчик, что на площади. Думаю, они чувствовали себя счастливыми. Родом она была не отсюда, ты же знаешь, и друзей здесь почти не имела. Твоих родителей вполне устраивало общение друг с другом.

Прыгавший возле дома мальчишка направил на Адама ствол игрушечного ружья. Адам улыбнулся, ребенок приветственно помахал ему рукой. Племянник и тетка вновь свернули к площади.

Ли превратилась в экскурсовода. Оказывается, сто тридцать лет назад чертовы янки дотла сожгли город. Герой армии конфедератов генерал Клэнтон, потерявший в битве при Шило левую ногу, выстроил здание суда и разбил вокруг несколько улиц. Начертанный его рукой план города до сих пор висит в зале мэрии. Поскольку генерал терпеть не мог палящих лучей солнца, на центральной площади солдаты высадили множество молодых дубков.