Вильям Кобб - Клуб Мертвых Страница 61

— Да, да, я знаю, — сказал Жак, конечно же, и в глаза не видевший этого маленького, черномазого «товарища». — И что же он вам сказал?

— Что разыскивают целую шайку негодяев, которые называли себя «Парижскими Волками»… Начальник их, кажется утонул. Эти бандиты постоянно торчали здесь, так как этот Дьюлуфе был тоже…

— Что?

— Э! Волк, что же еще?… Право, можно подумать, что я говорю с вами по-еврейски! Вы не понимаете, что ли?

— Нет! Я отлично понимаю, — сказал Жак, мысли которого начинали путаться… — Значит, здесь было сборное место «Парижских Волков»?

— Вы это отлично знаете, потому как сами пришли сюда ради этого…

— И Дьюлуфе был из их числа?

— Конечно!… Как и Биско. Они делали тут такие дела, что у всего квартала мороз гулял по коже!

— Дьюлуфе… Спасся.

— Черт побери… Он успел уволочь свои ноги, когда увидел, что дело становится жарким… Но, — заметил вдруг словоохотливый кабатчик, — право, можно подумать, что вы ничего не знаете!

— Знаю!

Жак выпил вина, чтобы придать себе бодрости. В эту минуту в его голове сверкнула, как молния, неожиданная мысль. Он вспомнил о странной сцене, при которой он присутствовал… Это когда мнимые работники дяди Жана бросились на Дьюлуфе…

— Что же, — сказал он, — можете вы мне сказать, как напасть на след Дьюлуфе.

— А! Вот и заговорила любовь к ремеслу… Хорошо, слушайте! Вы знаете, что он был здесь не один… У него была какая-то женщина, настоящее чудовище, которую звали «Поджигательницей»…

— Да, это я знаю.

— Ну, так вот что случилось… Вчера вечером… Это было около одиннадцати часов… Да, так, в одиннадцать… Я собирался уже запирать. Все ушли… И вдруг передо мной возникла эта ведьма… Она была пьяна так, что не стояла на ногах… И начала же она меня честить! «Убирайся отсюда, ступай к черту, старый хрыч!…» Я отвечал ей: «Чего вам от меня надо? Оставьте меня в покое, я здесь у себя дома…». «У себя! Ты врешь!…» Потом, как бы вспомнив, она сказала: «Да, это правда!… Ну, так дай же мне стаканчик… у меня есть кругляши… Я плачу…» И прежде чем я успел разинуть рот, чтобы ответить, она уже вошла… Я подумал тогда, что лучше всего избавиться от нее, если ей уступить, а потом у меня возникла идея порасспросить ее немного…

— Хорошая мысль! — заметил Жак.

— Но вы думаете, что она так и стала сейчас говорить? Нет!… Она пила, пила, пила… Эта ведьма — настоящая губка…

— Дальше!

— Я рассказываю все, как было. Если вы торопитесь…

— Я не тороплюсь, мне просто хочется поскорее узнать, что она могла вам рассказать!

— Собственно говоря, не очень-то много. Она говорила: «Понимаешь, мой малютка, это животное, старый Кит хотел не пустить меня еюда… О! Он мне даже запретил… Но я хотела видеть своими глазами. Все они ведь врут…»

— Вы не спросили у нее, где «Кит»? То есть, Дьюлуфе…

— Конечно! Я не дурак… Но она отвечала мне жестом, который я не хочу повторять, и сказала: «Он все еще в своей шкуре и меняет ее только каждые полгода!» Это было совсем не много… Видя, что от нее ничего не добьешься, я хотел выпроводить ее. Тогда вот и случилась странная штука…

— Что же? Говорите!

— Я тихонько толкал ее вон, а она упиралась, все требуя пить… Кстати сказать, она не заплатила за вино… но я не требовал с нее. Но в ту минуту, когда она уже была на тротуаре, она пошатнулась, так как была совсем пьяна, упала и вышибла у меня окно… Я рассердился и крикнул: «Ну, ты старая волчица, ты мне развалишь весь дом!…» Вы понимаете, я был рассержен… Едва я сказал это, как вдруг я получил великолепный удар кулаком в переносье… У меня искры из глаз посыпались… Но, однако, я не был настолько оглушен, чтобы не видеть здоровенного дьявола, который схватил старую ведьму, как узел с бельем, взвалил ее себе на плечи и, не обращая на меня никакого внимания, бросился бежать в сторону набережной…

— И вы пошли за ним?

— Вы думаете? Нет, я был доволен одной зуботычиной и пошел спокойно спать!

— Но тогда какие же сведения?…

— Подождите! Сейчас дойдет очередь и до этого. Знаете, что я узнал на другой день утром? Что на углу набережной и улицы Арси был большой пожар, целый этаж сгорел… И кто поджег? Та старая ведьма, «Поджигательница»… Я не говорю, что она сделала это нарочно… Она была слишком пьяна… Но она, верно, как-нибудь обронила искру… К тому же она, уходя, просила у меня спичек для трубки…

Жак поспешно поднялся.

— Она не сгорела?

— Нет. Только, говорят, она порядком попортилась… и потом совсем будто помешалась… Ну, да это меня не касается…

— Благодарю вас, — сказал Жак. — Я найду эту женщину, и у нее…

— Счастье ваше, если вам удастся у нее что-нибудь разузнать…

— Я попытаюсь. По всяком случае, я вам очень благодарен за те сведения, которые вы мне сообщили… Надеюсь, что мы еще увидимся, и если мне понадобится ваша помощь…

— К вашим услугам… Только, в свою очередь, не можете ли вы оказать мне маленькую услугу?…

— С удовольствием!… Какую?

— Вы знаете, на рынке есть погребки, которые не запираются всю ночь. Я хотел бы тоже иметь на это позволение.

— Но я здесь при чем? — спросил Жак.

— Ну, да, говорите! У вас есть связи там, на Иерусалимской улице… Одно словечко, и…

— Да, вы правы… Я попытаюсь… Я увижу…

— Вы можете сделать кое-что получше…

— Что?

— Передать мою просьбу… О! Она уже готова… Это не трудно ведь?… Да? Вы сделаете, вы добрый малый!

И кабатчик почти силой всунул в его руку прошение.

Что делать? Отказать, значило признаться в обмане…

— Хорошо, я берусь за это! — сказал Жак с воодушевлением.

— Еще стаканчик!…

— Благодарю вас! Вы говорите, что сгоревший дом…

— На углу набережной и улицы Арси… Это легко найти.

Жак поспешно вышел, пожав на прощанье руку кабатчику, который и слышать не хотел о плате за выпитое вино.

— Ну, наконец-то, убрался! — проворчал кабатчик, когда дверь заперлась за Жаком. — Туда же, ломается еще!… А сам ни к черту не годен!

Между тем Жак спешил на-улицу Арси.

Не отдавая себе отчета почему, но он отчаянно цеплялся за эту последнюю спасительную доску. Он надеялся найти Дьюлуфе и через него отыскать дядю Жана.

В ту минуту, когда он вышел на набережную, печальное зрелище представилось его глазам.

Читателям известен уже угловой дом улицы Арси. Там мы видели Волков, распределяющих добычу. От этого дома оставалась только груда развалин, над которой все еще поднимался к небу густой едкий дым. Это убежище бедности и порока было разрушено в несколько часов…

Но печальнее всего было то, что пострадали и соседние дома, населенные по большей части честными рабочими, ищущими возможность, как можно дешевле разместить свое семейство и свое убогое имущество.

Один день разрушил и уничтожил все, что годами с таким трудом они накапливали ценой лишений…

Если бы хоть инструменты были спасены! Но нет, человек спасает прежде всего тех, кто дорог его сердцу. Он думает только о тех, кого он любит…

Большая ошибка! — скажет филантроп. — Прежде чем спасать жену и детей, надо подумать о том, что могло бы обеспечить их существование…

В ту минуту, когда Жак подошел, перед одним из соседних домов собралась куча людей. Все они взволнованно говорили.

— Они ее уведут! — кричала одна женщина. — И слава Богу! Ведь эта нищая подожгла дом…

— Но она сама сгорела! Говорят, что она умирает…

— Какое нам до этого дело? Она умрет так же успешно в тюрьме, как и здесь!

— В тюрьме! Скажите лучше, что надо бы помешать ей околеть своей смертью, чтобы иметь возможность отправить ее на гильотину!

— Эта тварь меня разорила!

— В тюрьму ее!

Крики гнева и яростные проклятия слышались каждую минуту все громче и настойчивее.

Вдруг воцарилось молчание.

Из дома вышли полицейский комиссар и следователь. Перед ними шли два жандарма, раздвигая толпу.

— Эта женщина не принадлежит более правосудию, — сказал комиссар. — Ее будет судить один только Бог…

Ропот неудовольствия послышался среди толпы.

— Она умерла?… Ей повезло!

Жак подошел к комиссару.

— Скажите, пожалуйста, эта женщина умерла? — спросил он, поднося руку к шляпе.

Чиновник взглянул на него с удивлением. Какая связь могла существовать между этим хорошо одетым господином и умирающей старой нищей?

— Вы не доктор ли? — спросил он в свою очередь.

— Да, — отвечал смело Жак.

— Что ж, по правде сказать, — продолжал комиссар, понижая голос, — эта несчастная так мучится, что бесчеловечно было бы арестовать ее… Я убежден, что ей остались едва ли несколько часов жизни. Впрочем, я велел присматривать за ней, и в случае, если мои предположения не оправдаются, я исполню свой долг.