Джон Гришэм - Время прощать Страница 63

Джейк вынужден был признать, что немного завидует: будучи всего на несколько лет старше него, Вилли уже заработал миллион. Он был холост, слыл любителем женщин и производил впечатление человека, повидавшего мир.

Налив шампанского в массивные хрустальные бокалы, Вилли предложил тост в честь Рождества, но, отпив первый глоток, улыбнулся загадочно:

– Хочу кое-что вам сообщить. Я решил продать этот дом. Он принадлежит мне шестнадцать лет, я люблю его, но слишком редко здесь бываю. А дому нужны настоящие хозяева, которые будут дорожить им, заботиться о нем и поддерживать в должном состоянии.

Он сделал еще глоток. Джейк и Карла словно замерли в невесомости.

– Однако я не готов продать его кому попало. Никаких риелторов. Предпочитаю не выставлять дом на торги. Не желаю, чтобы в городе об этом судачили.

Джейк не смог сдержать усмешку. В городе уже судачили.

– Ладно, ладно, тут действительно трудно что-либо утаить, но людям необязательно знать содержание нашего разговора. Я был бы счастлив, если бы в доме поселились именно вы. Я видел ваш старый дом до того, как его сожгли, и восхищался тем, как вы его отреставрировали.

– Срежьте цену, и считайте, что мы уже здесь живем, – пошутил Джейк.

Вилли посмотрел в бархатистые карие глаза Карлы.

– На этом доме словно написано ваше имя.

– Сколько? – спросил Джейк, выпрямив спину и приказав себе не дрогнуть, когда будет названа цифра.

– Двести пятьдесят, – не задумываясь, ответил Вилли. – Я заплатил за него сто в семьдесят втором году и еще сто вложил в ремонт. Такой же дом в центре Мемфиса потянул бы на миллион, но Мемфис далеко. Двести пятьдесят, конечно, все равно что даром, но законы рынка не проигнорируешь. Откровенно говоря, я просто хочу вернуть свои деньги.

Джейк и Карла обменялись отрешенными взглядами, потому что сказать было нечего. Вилли, торговец от природы, продолжил:

– Посмотрите вокруг. Другие дома тут стоят до шестисот тридцати тысяч.

Он долил шампанского в бокалы, и они вышли на переднюю террасу. Джейк понял, что началась экскурсия по дому.

По словам Вилли, дом был построен около тысяча девятисотого года доктором Максом Хокатом, который в течение десятилетий считался ведущим городским врачом. Это было классическое викторианское здание с двумя остроконечными фронтонами, башенкой, поднимающейся до уровня четвертого этажа, и широкой крытой террасой, опоясывающей дом с обеих сторон.

Приходилось признать, что цена не запредельная. Разумеется, Джейку и она была не по карману, но могло быть гораздо хуже. Джейк подозревал, что Гарри Рекс посоветовал Вилли назначить разумную цену, особенно если тот хотел, чтобы хозяевами дома стали Брайгенсы. Если верить Гарри Рексу, то по одним слухам, Вилли делал большие деньги на рынке ценных бумаг, по другим – сильно разорился на торговле недвижимостью в Мемфисе, по третьим – унаследовал состояние от своей бабки БиБи. Кто знает?

Назначенная за дом цена, судя по всему, свидетельствовала об острой нужде быстро получить наличные. Вилли знал, что Джейку с Карлой нужен дом. Знал он и то, что они погрязли в судебной тяжбе со страховой компанией. Было ему также известно (вероятно, от Гарри Рекса), что Джейк – один из претендентов на щедрый гонорар за дело Хаббарда.

Вилли, без умолку болтая, вел Карлу по благородно закопченным полам из ядровой сосны. Через современно оборудованную кухню они поднялись по винтовой лестнице в круглую библиотеку на четвертом этаже башенки с видом на церковную колокольню, расположенную всего в нескольких кварталах от дома. Джейк покорно следовал за ними, размышляя о том, каким чудом могли бы они позволить себе купить этот дом, не говоря уже о том, чтобы обставить его.

25

Для тех, кто участвовал в опротестовании рукописного завещания Сета Хаббарда, Рождество наступило поздно. Точнее, 16 января.

Сыщик, работаюший на Уэйда Ланье, наткнулся на золотую жилу. Его звали Рэндал Клэпп, и именно он разыскал потенциального свидетеля по имени Фриц Пикеринг, который жил неподалеку от Шривпорта, Луизиана. Клэпп был главным сыщиком Уэйда Ланье и имел звериное чутье на информацию. Пикеринг просто занимался собственным бизнесом и понятия не имел, чего хочет от него Клэпп. Но любопытство пересилило, и Пикеринг согласился встретиться с ним в кулинарии, куда собирался на ленч.

Клэпп методично опрашивал бывших работодателей Летти Лэнг. Почти все из них были богатыми белыми домовладельцами, привыкшими нанимать черную прислугу. В своих показаниях Летти назвала столько имен, сколько смогла вспомнить, по крайней мере, так она сказала, добавив, что, вероятно, были еще один-два нанимателя за минувшие тридцать лет, – записей она не вела. Однако не упомянула, что работала у Айрин Пикеринг. Это имя всплыло в разговоре с другим ее бывшим работодателем.

Ни в одном доме Летти не задерживалась дольше шести лет. Причины тому были разные, но только не ее некомпетентность. Почти все ее бывшие хозяева характеризовали Летти превосходно. За исключением Пикеринга. За ленчем, состоящим из супа и салата, он поведал свою историю.

Лет десять назад, то ли в 1978-м, то ли в 1979-м, его мать, Айрин Пикеринг, вдова, наняла Летти убирать дом и стряпать. Миссис Пикеринг жила в ближнем предместье маленького городка Лейк-Виллидж, в старом доме, испокон веков принадлежавшем семье. Сам Фриц Пикеринг в то время жил в Тьюпело и работал в страховой компании, которая часто командировала его в Шривпорт. Он навещал мать минимум раз в месяц и хорошо знал Летти Лэнг.

Все были довольны ею, особенно миссис Пикеринг. В 1980-м, однако, у миссис Пикеринг стремительно ухудшилось здоровье, и стало очевидно, что конец близок. Каждый день Летти оставалась в доме столько, сколько требовалось, и проявляла искреннее сострадание к умирающей, но у Фрица и его сестры, единственных родственников миссис Пикеринг, возникли опасения по части текущих финансовых дел матери.

Постепенно Летти взяла все в свои руки: получала счета, выписывала чеки, хотя миссис Пикеринг вроде бы подписывала их сама. Летти научилась разбираться в банковских балансах, страховых полисах, счетах и прочих бумагах.

Однажды Фрицу в панике позвонила сестра, обнаружившая удивительный документ. Это было рукописное завещание их матери, согласно которому та оставляла пятьдесят тысяч долларов Летти Лэнг. Фриц отпросился с работы, поспешил в Лейк-Виллидж, через несколько часов встретился с сестрой и прочел завещание. Оно было датировано двумя месяцами ранее и подписано Айрин Пикеринг. В том, что это ее рука, сомнений не возникало, хотя почерк был менее уверенный, чем обычно.

Сестра нашла завещание в простом конверте, засунутом в старую семейную Библию, лежащую на полке вместе с поваренными книгами. Они предъявили матери завещание, но та сказала, что слишком слаба, чтобы обсуждать этот вопрос. В тот момент у миссис Пикеринг был депозитный сертификат на сто десять тысяч, а восемнадцать тысяч лежало на текущем банковском счету. Летти имела доступ к ежемесячным отчетам по этим счетам.

На следующее утро Фриц и его сестра встретили Летти, как только та пришла на работу. Устроив безобразный скандал, они обвинили ее в том, что она убедила, а возможно, принудила их мать написать завещание. Летти утверждала, что понятия не имеет о завещании, и казалась искренне удивленной, даже оскорбленной. Тем не менее они ее тотчас уволили и велели немедленно покинуть дом.

Погрузив мать в машину, они повезли ее в Оксфорд, где жила сестра Фрица, в адвокатскую контору. В их присутствии адвокат составил двухстраничное завещание, в котором Летти никак не упоминалась, все в равных долях завещалось Фрицу и его сестре – именно так, как они много раз обсуждали с матерью. Та без разговоров подписала его, а через месяц умерла, и утверждение завещания прошло без сучка без задоринки. Фриц с сестрой продали дом и все имущество и поровну, без малейших претензий друг к другу, разделили доход.

Пока Айрин была жива, они несколько раз пытались вытянуть из нее правду о рукописном завещании, но она всегда страшно расстраивалась и отказывалась это обсуждать. Они пытали ее насчет Летти Лэнг, но Айрин всякий раз начинала плакать. В конце концов они прекратили разговоры на эту тему. Честно признаться, к тому времени, когда Айрин подписывала новое завещание в юридической конторе, она не могла уже абсолютно трезво мыслить, и рассудок ее до последних дней так и не прояснился.

Клэпп пил кофе и слушал со все возрастающим вниманием. С разрешения Фрица, он записывал их разговор на диктофон, и ему не терпелось поскорее выложить все Уэйду Ланье.

– У вас сохранилось то рукописное завещание? – спросил он.

Фриц покачал головой:

– Не помню, чтобы я его куда-то прятал, но даже если мы и сохранили тогда эту бумагу, столько лет прошло. Понятия не имею, где оно может быть.

– Может, оно осталось у оксфордского адвоката?