Елена Сенде - Покушение Страница 65

Бенуа Блейк, сгорая от нетерпения, мерил шагами гостиную. Уже в который раз он звонил в «Air France», узнавая, есть ли билет до Бангкока, поскольку у него было право первоочередности благодаря карточке лояльности. Наконец он получил утвердительный ответ и, поблагодарив небеса, билет на вечер этого же дня.

Вылет был через три часа. Бенуа заказал такси, бросил в сумку две рубашки и первые попавшиеся под руку брюки, взял паспорт и зубную щетку. Звонок в дверь прервал его поспешные сборы. Заворчав, он раздраженно распахнул входную дверь, готовый излить свое плохое настроение на незваного гостя, и очутился перед двумя полицейскими.

— Месье Бенуа Блейк?

— Да.

— Вам необходимо пройти с нами.

Бенуа Блейк вопросительно взглянул на них и отступил назад.

— С какой это стати, хотел бы я знать? — воскликнул он.

Один из полицейских, по виду старший, сказал:

— Мы должны задать вам пару вопросов и взять отпечатки пальцев, как это делают со всеми, кто наведывался в комнату мадмуазель Мари-Жанны Лекур.

Бенуа пожал плечами.

— Конечно, вы найдете у нее в комнате мои отпечатки! Это ведь моя квартира, я сдаю ее своей племяннице.

Полицейский не отступал.

— Вы объясните нам все это в отделении. Пройдите, пожалуйста, с нами.

— Я не могу, я улетаю. Я нужен своей жене!

Полицейский, как будто не слыша его, достал наручники и принялся размахивать ими у него перед носом.

— Вы хотите, чтобы мы вывели вас в этом?

Взбешенный Бенуа повиновался.

43

16 октября

Жюльен нажал на кнопку в маршрутном такси, и машина с пронзительным визгом затормозила у тротуара. Молодой человек бросил водителю несколько бат и помог Сириль выйти. Несмотря на обещание Кэти из ГВ, никто не встретил их на вокзале, а номер телефона, по которому они звонили, был постоянно занят. Тогда они решили добраться туда собственными силами и оказались на грязной улице, в такую рань немноголюдной, на окраине Сураттхани. Справа виднелось море. Это прозрачные воды Тайского залива омывали пустынный пляж, на котором росли пальмы. Слева раскинулась плантация гевеи, разделенная на две части широкой тропинкой.

— Ты уверена, что это здесь? — спросил молодой человек.

— Так указано на карте.

В стволах высоких стройных деревьев торчали трубки, через которые густая белая жидкость стекала в миски, стоявшие на земле. Две крестьянки, оставив у дороги свои тележки, продавали бананы, кокосовые орехи и сладости. Сириль подошла к ним и купила фруктов и пирожных. Указывая рукой на дорогу, она попыталась сказать женщинам, что покупает их для детей из центра, но они лишь улыбались в ответ, ничего не понимая.

Метрах в пятидесяти от них в сиреневатом утреннем освещении работницы уже трудились вовсю. Две женщины и две девочки собирали каучук в большие ведра. Чуть дальше еще две женщины выливали клейкую смесь в металлические формы. Сириль наблюдала за ними, чувствуя себя на удивление спокойно и расслабленно. Мягкий морской бриз, ласкавший лицо, напоминал ей об отпуске. Закрыв глаза, она чувствовала, как ветер развевает волосы, и наслаждалась этими мгновениями спокойствия.

Жюльен стоял в нескольких метрах от нее с фотоаппаратом в руках. Он попросил у работниц разрешения сфотографировать их. Расплачиваясь с крестьянками, Сириль повернулась к нему. Жюльен казался таким спокойным и уверенным в себе.

«Как только мы вернемся в Париж, я отправлю тебя в больницу и вылечу. А потом ты заплатишь за все, что сделал».

Жюльен Дома думал о том, что рассвет был его любимым временем суток. Между деревьями виднелось море — огромное и пленительное, даже несмотря на то что в данный момент оно было слишком спокойным, как на его вкус.

Жюльен сфотографировал женщин, чьи руки обрабатывали каучук. Потом навел объектив на деревья и вдруг провел сравнение между собой и ними. Он, как и деревья, был носителем зияющей раны, которая никогда не затянется. Он чувствовал себя одиноким… настолько одиноким, насколько может быть одиноким человек. Его мать… Он пытался отогнать от себя эту мысль, но она появлялась снова и снова… Его мать убили. Убили! Его бабушка и дедушка… исчезли. Друзей у него не было. Личная жизнь… не что иное, как череда болезненных событий. Единственными его коллегами по работе были несколько фотоагентств и организаций по проведению соревнований по серфингу. Никто по-настоящему не знал его. Клац. Он запечатлел сок гевеи, спрашивая себя, страдает ли дерево от дыры, проделанной в его плоти. Клац. Он подумал об ощущениях, которые могли бы возникнуть от подобной раны на руке. Эта мысль помогла ему снять напряжение. Клац. После его смерти останутся лишь фотографии, сделанные им: природа, животные, волны, серфинг… Жюльен всегда отличался от остальных. В детстве он любил читать о путешествиях, перелистывать фотоальбомы, рассматривать карту мира, мечтать об экзотических уголках под загадочными названиями — Британская Колумбия, Тасмания… Игры его не, интересовали, а своих сверстников он считал слишком шумными и непоседливыми. Он проводил время, глядя на море, гуляя по бухточкам, где знал каждую скалу, и собирая травы. Он бродил, подставив ветру лицо, и без слов разговаривал с небом. И небо ему отвечало…

Жюльен взглянул на неподвижные листья гевеи, и ему казалось, будто их дух обращается к нему и смеется. И действительно кто-то смеялся. Это две девушки, одетые в голубые одежды, мяли в вогнутой емкости клейкое вещество ногами, бросая на иностранца застенчивые взгляды.

Жюльен отыскал глазами Сириль. Она стояла чуть дальше и ждала его. Они обменялись долгим взглядом без капли вражды.

Они шли по тропинке, не произнося ни слова. Он видел, что Сириль украдкой наблюдает за ним. Он также поглядывал на ее профиль, на каштановые волосы. С какой стати она отказалась от светлых волос? Они прошли метров пятьсот вдоль плантации и наконец добрались до полуразвалившейся ограды. За ней виднелись два здания в виде буквы L. Возможно, бывший дом для работников. На земле лежали велосипеды, сани, футбольные бутсы, мат с логотипом ГВ. И ни единой живой души. Сириль и Жюльен переглянулись.

— Я скажу, что ты мой коллега. Так будет лучше, — решила Сириль.

Держа в руке сумку с гостинцами, Сириль постучала в то, что служило, должно быть, входной дверью. Никакого ответа. Собственно говоря, дверь была открыта.

— Здравствуйте! Есть кто-нибудь? — прокричала она.

Они вошли.

Внутри был полнейший хаос.

Школа выглядела так, будто по ней пронесся ураган. Все было разрушено.

Воздух был спертым, словно в могиле.

Здесь царила тишина. И никого не было.

Сириль и Жюльен застыли у входа не в состоянии произнести хоть слово. Налево уходил коридор, направо — еще один. Напротив был зал для игр. Точнее, то, что от него осталось. Два книжных шкафа были опрокинуты на пол, книги разбросаны. Деревянные столы и стулья — повалены и поломаны. На стенах виднелись граффити с надписями на тайском языке, раскрашенные красной краской. Сириль сделала несколько шагов и, наклонившись, подняла крошечный башмачок. Поднявшись, она осталась стоять неподвижно, держа миниатюрную обувь в руке.

— Что же здесь произошло? — выговорила она наконец. — Я только вчера разговаривала с ними по телефону. Все было в порядке.

Жюльен прошел по правому коридору и открыл первую дверь. Комната была пуста. Он открыл следующую дверь.

Сириль заставила себя что-то делать. Достав айфон, она написала сообщение Сануку Арому и Анувату Бунконгу. Ее руки так сильно дрожали, что пришлось несколько раз повторить попытку: «Приехали в Сураттхани. Все разрушено. Никого нет. Что делать? Предупредите полицию!»

Нажав «отправить», Сириль несколько раз глубоко вдохнула. Сердце ее сжималось. Она продолжила осмотр комнаты.

От вопля Жюльена волосы у нее встали дыбом.

Несколько секунд она стояла как вкопанная, а затем мозг приказал ее ногам двигаться. Она бросилась направо, окликая Жюльена. Первая комната, небольшая кухня, оказалась пустой. Жюльен сидел на железной кровати в следующей комнате. На его кроссовках виднелась кровь. Когда он поднял глаза, Сириль заметила, что они стали черными от гнева.

— Почему? — кричал он.

— Почему что, Жюльен?

— Они набросились на невинных детей! Почему?

С его руки капала кровь.

— Не двигайтесь.

Порывшись в сумке, Сириль достала антисептическое средство и пластырь. Обработав рану, она заговорила с Жюльеном так мягко, как только могла.

— Не стоит причинять себе вред. Мы ни в чем не виноваты.

— Нет, виноваты, еще и как! Мы должны были приехать раньше. Мы должны были спасти их.

— Они, несомненно, в безопасности. Они просто скрылись.

— Я опять не сумел ничего сделать! Снова то же самое!