Кэтрин Коултер - Импульс Страница 66

Естественно, отец обвинял ее в том, что Делорио ушел к Доминику. Он наказал ее, и за дело.

Сильвия поймала такси и вернулась в отцовский пентхаус. Даже он теперь принадлежал Делорио. Она собрала вещи и уже через час была в аэропорту. Через три часа Сильвия была на пути в Лос-Анджелес. Ей хотелось в Японию, но у нее не было паспорта, а возвращаться за ним на Лонг-Айленд она не собиралась.

Пусть он едет туда и ищет ее там. Она продаст поместье, пошлет воздушный поцелуй Ойстеру Ли и пошлет его к черту. Научится экономить. Больше всего она скучала по своим розам.

Сильвия полетела первым классом, тут же забыв о том, что ее финансовое положение сильно пошатнулось. Она заказала себе виски, потом еще и еще. После четырех бокалов Сильвия, к великому облегчению стюарда, погрузилась в сон.

— Только этого мне не хватает в первом классе, — поделился он с приятелем. — Богатой алкоголички.

Только после полудня Сэмюэл Гольдштейн прочитал Доминику завещание Карлуччи. Он доложил ему также, что Сильвия уехала и даже не сказала куда. «Возможно, она отправилась домой», — подумал Гольдштейн. Не слишком мудрый поступок. Не то чтобы он беспокоился за нее. Ведь он даже позволил ей сделать первый шаг.

Доминик только улыбнулся в трубку. Он был доволен и тем и другим и решил еще на день остаться в Чикаго. Однако Доминик еще не был уверен, действительно ли рад завещанию Карлуччи. Он знал, что Делорио нужна жесткая рука, иначе тот наделает глупостей с наркотиками. Это оставалось темой для размышления — Делорио и все эти деньги, которые принадлежали теперь только ему.

Что касалось Фрэнка Лэйси, то он, наведя необходимые справки, купил билет до Лос-Анджелеса. Тепло южной Калифорнии сможет вылечить его простуду.

Отель «Беннингтон», Лондон

Апрель, 1990 год

Рафаэлла тихо говорила по телефону. Маркус все еще крепко спал прямо в одежде, растянувшись на спине. Рафаэлла не хотела, чтобы он слышал, о чем она разговаривает.

Она спрашивала отчима, не в силах сдержать нетерпение в голосе:

— Мама действительно просыпалась? И что-то говорила? Что именно она сказала?

Чарльз уставился на телефонную трубку. У него не было причин скрывать от Рафаэллы правду. Когда прошлой ночью он захотел взять последнюю тетрадь дневников, ее не оказалось в столе Маргарет, как и всех остальных. Должно быть, их взяла Рафаэлла. Больше некому. Итак, она все знает. Знает о своем настоящем отце, знает о страданиях матери и ее одержимости. Чарльз хрипло проговорил:

— Она назвала его имя, потом твое и воскликнула: «Нет, нет!» Вот и все.

Теперь Рафаэлла, в свою очередь, уставилась на телефон. Значит, Чарльз тоже прочел журналы; вряд ли мама сама рассказала ему обо всем. Он обнаружил журналы и прочитал их, и теперь ему понятно, что и Рафаэлла тоже их читала, потому что журналов нет на месте.

— И давно ты знаешь о Доминике Джованни? И обо мне и моих предках?

— Давно, — ответил Чарльз. — Уже год, но кажется, что целую вечность. Я должен сообщить тебе еще кое-что, моя дорогая. Тот пьяный водитель, который врезался в твою мать, не кто иной, как Сильвия Карлуччи Джованни. Я нанял детектива, и он выяснил, что это была ее машина. Твоя мать проезжала неподалеку от дома этой женщины. Я никак не могу понять только, что она там делала.

Рафаэлла, немного оправившись от шока, произнесла, качая головой:

— Я тоже. Мама ведь знала, что Сильвия уже много лет не общается с Домиником. Я не понимаю, почему она там оказалась. Мне это не нравится, Чарльз. Ты прав: не бывает таких совпадений.

— Ты должна вернуться домой, Рафаэлла; Либо сюда, либо в Бостон. — Чарльз помолчал немного, затем осторожно проговорил: — Я точно не знаю, где ты сейчас находишься. Эл Холбин сказал мне, что ты поехала отдохнуть на Карибское море. Хочется верить, что ты далеко от острова этого человека, но если это не так, сейчас же уезжай оттуда. Я хочу, чтобы ты вернулась домой.

— Кажется, ты все знаешь. Я не могу вернуться домой, Чарльз. Пока не могу. Доминик поехал на похороны в Чикаго. И сейчас я в Лондоне, а не на острове.

Воцарилось напряженное молчание.

— Но что ты там делаешь?

— Я не могу сейчас вдаваться в детали, Чарльз. Я буду очень осторожна, можешь не сомневаться. Джованни не сможет навредить мне, пока я здесь.

— Этот человек может навредить самому дьяволу.

— Я буду вести себя очень осторожно, — повторила Рафаэлла. — Пожалуйста, передай маме, что я ее люблю. Завтра я позвоню снова. — Она помолчала. — Чарльз? Я прошу прощения. За всех нас, и особенно за маму. — Рафаэлла повесила трубку до того, как Чарльз успел ответить ей.

— Я знал, что ты выдумщица, но…

Рафаэлла отрезала, повернувшись к Маркусу лицом:

— Не стоит продолжать, Маркус.

Она выглядела такой расстроенной, что Маркус решил не дразнить ее больше.

— Тебе удалось хоть немного поспать?

— Мне хватило. Ты проснулся, — добавила она, заметив, что Маркус так и не пошевельнулся и продолжал лежать, растянувшись на спине. Несмотря ни на что, он оставался начеку.

— Как мама?

— Как ты и сказал мне. Она проснулась, но потом опять впала в кому. Однако ты не знал, что она произнесла несколько слов перед тем, как снова забыться. — Рафаэлла поднялась и потуже затянула пояс халата. — Я закажу завтрак в номер. Что ты хочешь съесть?

Маркус уже решил было поупражняться в утреннем остроумии, но потом передумал. Рафаэлла была явно расстроена. Так много всего случилось за столь короткое время, бедняжка совсем перестала владеть ситуацией. Маркус решил попридержать свой острый язык до поры до времени и задумался о завтраке.

— Пожалуй, съем кашу. Меня беспокоит мой уровень холестерина.

— Я не хочу критиковать твой выбор, — возразила Рафаэлла, — но ты выглядишь так, как будто собираешься пробежать марафонскую дистанцию. А сейчас я хочу переодеться и подкраситься. Ты в самом деле играешь на губной гармошке, сидя у костра, как ковбой с Дикого Запада?

— Да, мэм, это так. И я всегда мечтал, что мне будут аккомпанировать на флейте.

— А я всегда думала, что хорошо бы выступить в дуэте с гармошкой.

— Ждать осталось недолго, госпожа Холланд. — Они просто смотрели друг на друга, но Маркус ощущал возникшее между ними напряжение. Он понимал, что в их жизни было столько непонятного, что вряд ли можно было рассчитывать на взаимное доверие.

Рафаэлла быстро проговорила:

— Не хочешь пойти в душ?

Поскольку вариантов было немного, Маркус согласился.

Позвонив в гостиничную службу и сделав заказ, Рафаэлла переоделась, одновременно слушая, как Маркус в душе во все горло распевает оперную арию. Получалось совсем неплохо. Он даже знал тексты на итальянском. Это произвело на Рафаэллу определенное впечатление. Маркус исполнял арию из «Дона Джованни». [16]

Когда раздался стук в дверь, Рафаэлла только закончила причесываться. Она бросила взгляд на закрытую дверь ванной, пожала плечами и открыла дверь.

Молоденький официант вкатил в комнату тележку с блюдами, накрытыми сверху видавшими виды серебряными крышками. Рафаэлла подписала счет и дала мальчику три доллара на чай. Маркус поменял немного денег в Хитроу, но ей не хотелось шарить по его карманам. Когда официант ушел, Рафаэлла принюхалась к тарелке, пытаясь по запаху определить, на какой из них лежит яичница, которую она заказала. Никакого запаха. Рафаэлла подняла крышку с одного из блюд.

Сначала она закричала, затем машинально закрыла рот ладонью. Серебряная крышка ударилась о стол и с грохотом покатилась на пол.

Маркус появился в дверях ванной; он был совершенно обнажен, на лице удивленное выражение.

— Какого черта?..

И тут он увидел. И нахмурился. На тарелке лежала огромная дохлая крыса, серая и еще теплая. Из-под нее выглядывал сложенный вдвое листок бумаги.

Глава 19

Отель «Беннингтон», Лондон

Апрель, 1990 год

Рафаэлла попыталась отвернуться, но у нее не вышло — отвратительный серый комок приковал ее взгляд. Она не могла вымолвить ни слова; так и застыла на месте, поперхнувшись от омерзения.

— Да, — протянул внезапно позеленевший Маркус, — от такого может и стошнить. — Он осторожно вытащил из-под трупика сложенный вдвое листок, затем поднял с пола крышку и медленно водрузил ее на место. Развернув записку, прочитал.

— Что там написано? — спросила Рафаэлла. Маркус передал ей листок, и она прочла:

«Мой дорогой мистер Девлин!

Чем-то напоминает Жака Бертрана, не так ли, мой друг?

Символика от Вас не ускользнет. Увидимся у меня в клубе. В восемь вечера. Приводите свою очаровательную подругу».

— Это Оливер, я полагаю?

— Да, без сомнения. Ну и юмор, а? Но насчет символики он прав.

В голосе Маркуса звучала тревога, и Рафаэлла решила разрядить обстановку.