Эллен Датлоу - Лучшее за год 2007: Мистика, фэнтези, магический реализм Страница 67

Кровавые слезы бежали из их глаз; потом разговор прекратился, и с нечеловеческими криками они завели бесчувственное стенание. Они принялись носиться по холму, кусая и царапая друг друга, но обегая стороной то место, где сидела я, будто бы остерегаясь меня. Они то пронзительно визжали, словно лисы, то кричали, словно совы, то — и это было самое страшное — словно дети, объятые паническим ужасом. Возможно, то были крики детей, ставших их добычей. Но при этом они не испытывали страха и не казались несчастливыми — и это тоже было ужасно. Прокляты, они знали это.

Я не могла окончить песню. Она все продолжалась. Я уже чувствовала боль в кровоточащих пальцах, в горле словно застряла горсть гравия — это грозило доконать меня окончательно. Все, что я могла делать, это играть и петь, наблюдая, как они, рыдая, кругами бегают по холму.

Тут я — о боже! — я поняла. Я проделала работу за двоих. Я околдовала их музыкой, музыкой же я растопила их каменные сердца, а теперь, также музыкой, я лишила их разума, и они совсем потеряли головы.

Если когда-то и заключалась сделка со Светлым народом, и если демоны напали на след Колума и мой тоже, все это уже не беспокоило адскую троицу. Теперь им не было дела до того, живы ли они, что вообще с ними происходит. Их уже не волновало, были ли они девами или лисицами.

На холме подул ветер, пахнущий пшеницей и лунным светом. Он закрутил их, словно сухие листья. Всех трех понесло этим ветром вниз по склону, по лесам и долинам моей воображаемой Ирландии. А на земле остались лежать лисьи шкуры.

Песня покинула меня только тогда, когда три фигуры исчезли из моего поля зрения в неизмеримой дали. Рада сказать — ни слова из нее я не помню. Поверьте, если бы я помнила хоть слово — никогда не стала бы писать об этом.

Онемелые пальцы отпустили гитару, окрашенную моей кровью.

Луна опускалась, кругом стояла густая, словно видимая тишина. Наконец я отважилась поднять сброшенные шкуры. Они очень походили на ту бабушкину пелерину, которую я так боялась, когда мне было четыре года. С такими же страшными и жуткими застывшими глазами. И вот прямо в моих руках они рассыпались и пропали.

Луна померкла, став желто-голубой; она почти села.

Конечно, я ехала в метро. Для вечера четверга было уж слишком много народа. Руки были чистые и здоровые, да и горло совершенно не болело. Фея тащилась по вагону: нетрезвая старая карга с грязными волосами. Плюхнувшись рядом со мной, она так громко, что весь вагон посмотрел на нее, поинтересовалась:

— Послушай-ка, милочка, когда будет Холланд Парк?

От нее несло спиртным. Я объяснила, что она села на другую ветку.

Смачно ругаясь и икая, на следующей остановке она вышла из вагона.

Спустя месяцы, причем даже не в полнолуние, мне приснилось, что я облачилась в черную лисью шкуру и побежала по холмам неопределенной, воображаемой Ирландии. И хотя я никого не загрызла, будь то овца или человек, кролик или ребенок, этот сон открыл мне причину моего успеха, причину провала Колума и, пожалуй что, успеха героев. Дело было не только в музыке, но и в копье и мече. Не только в отваге и благородстве, но и в злости. Не только в таланте, но и в опустошенности, которой приходится расплачиваться за талант. Видите ли, это вроде зеркала, отчетливо отображающего пороки, видимые в других.

Что касается трех оборотней, я с ними больше не сталкивалась. Равно как и с Небесной девой, хотя я думаю, что она со мной, в моем мозгу, где ей и место.

Что касается книги Колума, я больше не стала читать ни строчки, даже бухгалтерию магазина, торгующего изделиями из кожи, и сожгла ее неподалеку от дома, разложив маленький костерок. Стыдно, но тем не менее это так.

Ну а по отношению к обычным смертным лисам, которые частенько шастают по садам позади домов на Бранч-роуд, я состою в числе тех, кто подкармливает их собачей едой и черным хлебом.

Шубки их красновато-коричневые, а глаза цвета виски, uisege beatha, Живой воды.

Легенда о Дочерях Аэритеча и героях с арфой и копьем встречается в ирландской мифологии XII века и ранее; Песнь Колума, как и многие другие ссылки, основана на ирландских источниках, поэзии и прозе IX–XVI веков. Идея Небесной девы, или Айслинг, по-прежнему актуальна.

Хотелось бы поблагодарить Бэрил Олтаймс за помощь в разъяснениях, за бесценное руководство, Барбару Левик из колледжа Св. Хильды в Оксфорде и особенно профессора Томаса Чарльз-Эдвардза из колледжа Иисуса в Оксфорде за помощь и глубочайшие познания в гэльском языке. Тем не менее все ошибки, допущенные вольности и полет фантазии принадлежат мне.

Как следует из посвящения к рассказу, во мне течет ирландская кровь, и я очень горжусь своими ирландскими корнями. Семья происходит из местности, которую я называю Побережьем Призраков, это на западе Ирландии — страна Клэр. Вымысел и факты переплетены между собой. Вам судить, что правда, а что — нет. И мне тоже.

Джон Фэррис

Охота на амфетаминовых зомби в Великой Пустоши Небраски

Джон Фэррис родился в Джефферсон-Сити, штат Миссури. Сейчас он живет недалеко от Атланты, штат Джорджия.

Первую рукопись он продал в издательство летом 1955 года. Первый бестселлер «Гаррисон Хай» («Harrison High»), разошедшийся тиражом более миллиона экземпляров, написал в двадцать три года. Он автор таких книг, как «Ярость» («Fury»), «Острая практика» («Sharp Practice»), уже ставшего классическим романа «Все смотрят, когда рядом идет охота» («АН Heads Тит When the Hunt Goes By»), и других. Кроме романов, Фэррис пишет сценарии к фильмам по собственным произведениям («Ярость») и романам других авторов (например, «Человек без лица» Альфреда Вестера). Он — режиссер фильма «Дорогая мертвая Далила» («Dear Dead Delilah»), вышедшего в 1973 году, к которому сам написал сценарий. Несколько его пьес шли в экспериментальных театрах. Джон Фэррис также рисует и пишет стихи.

Курсовая работа

Шеффилда Хардести III.

Английский 12А/Мистер Кумбс.

Школа Ройседон

Цель моей курсовой работы — показать, как контролируемая охота и отбраковка «амфетаминовых зомби» помогает сбалансировать «аномалию обезумевшей природы»1, которая стала непредсказуемым результатом попыток разобраться с миллионами наркоманов, появившихся вследствие Второй Великой Депрессии2.

Кроме архивов кибернета, ценными источниками для исследования послужили личный опыт и наблюдения, произведенные мной в Пустоши Небраски, а также отдельные истории, рассказанные мне профессиональными охотниками на амфетаминовых зомби.

Две трети ныне незаселенной территории Небраски когда-то были пустынями, частью так называемой Великой американской пустыни. Но в результате миграции, начавшейся в 1860-х годах, земля, считавшаяся непригодной для заселения, стала краем процветающих ферм и ранчо. Соблазнившись свободной землей, обещанной федеральным правительством, сюда двинулись жители перенаселенных восточных районов Америки. В течение двадцатого века, если не принимать во внимание Первую Великую Депрессию, те жители Небраски, кто хотел работать и мог переносить резкие перепады климата, часто приносившие бедствия людям и животным (страшная зима 1886–1887 годов), становились богатыми благодаря своему упорному труду. Но даже тогда, во времена процветания, в западной части штата на одну квадратную милю обычно приходилось не более пяти человек.

Исход с этих земель начался в 1980-х годах. Он только усилился, когда федеральное правительство прекратило выделение субсидий, что совпало с семью годами непрекращающейся засухи. Мелкие фермеры мигрировали в города в поисках пропитания. Они называли этот процесс «уходом в отставку». Только крупные владельцы ранчо смогли выжить в тех условиях.

Маленькие городки стали призраками. Пастбища Песчаных Холмов снова превратились в пустыню, а Вторая Великая Депрессия набирала обороты. Реки высохли, вместо них среди песчаных берегов текли тонкие струйки воды. Над бесплодной равниной ветер гонял пыль, густым саваном покрывавшую любою открытую поверхность.

Здесь остались жить только беспечные, необразованные люди или те, кто не имел достаточной силы воли уехать. Они жили, как могли. Но «природа не терпит пустоты»3. Сначала сюда приехали байкеры, вытесненные милицией из своих привычных убежищ в Трансмохаве или Новой Каролине, и провозгласили заброшенные поселения своей собственностью. Затем пришли другие в поисках укрытия: люди, находящиеся в бегах, преступники, выпущенные из тюрем, когда у государства кончились деньга на их содержание4. Бездеятельные и непродуктивные члены общества в новых городах-государствах вновь стали бродягами. Они странствовали с востока на запад и с запада на восток. На территории Великой Пустоши Небраски многие из них попали в рабство к байкерским бандам, чьи лаборатории по производству наркотиков сотнями размещались на этих землях. Именно там производились продукты, в которых столь нуждалась деморализованная общественность во время «Темной эпохи американских торчков»5.