Джон Гришэм - Время прощать Страница 68

За последние четыре месяца немало людей приезжало к Летти. Многие, как и Чарли, претендовали на кровное родство. Учитывая скудость ее генеалогического древа, отвергнуть большинство притязаний не составляло труда. Правда заключалась в том, что Летти была неофициально удочерена Клайдом и Сайпрес Тейбер после того, как от нее несколько раз отказывались в других семьях. Она понятия не имела, кто ее настоящие бабушки и дедушки. Порция потратила немало часов, скрупулезно исследуя ее изобилующую провалами родословную, но результаты оказались ничтожными.

– Моя бабушка, – ошеломил их Чарли, – по материнской линии носила фамилию Риндс, и я думаю, что вы, Летти, тоже из Риндсов.

Он достал какие-то бумаги, и они перешли в столовую, чтобы разложить их на столе. Расстелив свернутый в рулон лист, Чарли продемонстрировал схему генеалогического древа, которое при ближайшем рассмотрении больше напоминало веник, связанный из веток. Крючковатые линии разбегались во всех направлениях, на полях имелись надписи. Что бы это ни было, кто-то потратил уйму времени для расшифровки схемы.

– Мне помогла моя мать, – говорил тем временем Чарли. – Ее мать была одной из Риндсов.

– А откуда взялись Пардью? – спросила Порция.

– Это фамилия отца. Они родом из Канзас-Сити, но давным-давно перебрались в Чикаго. Там-то мои родители и познакомились. – Он водил по карте шариковой ручкой. – Все начинается с человека по имени Джеремия Риндс, раба, который родился примерно в тысяча восемьсот сорок первом году неподалеку от Холли-Спрингс. У него было пятеро или шестеро детей, один из них – Соломон Риндс. У Соломона было минимум шестеро детей, одна из его дочерей, Мэрибель Риндс, моя бабка. Она родила мою мать, Эффи Риндс, в тысяча девятьсот двадцатом году в этом округе. В тридцатом году Мэрибель с мужем и еще кое с кем из Риндсов уехали в Чикаго и больше сюда не возвращались.

– И в том же году земля Сильвестра Риндса была переписана на семью Хаббардов, – вставила Порция.

Остальные тоже слышали эту историю, но не придавали ей значения. Порция и сама не была уверена, что здесь существует связь, слишком многих деталей недоставало.

– Об этом я ничего не знаю, – пожал плечами Чарли. – Но моя мать помнит кузину, похоже, единственного ребенка Сильвестра Риндса. Можно лишь предположить, что она родилась где-то около тысяча девятьсот двадцать пятого года. Они потеряли всякую связь друг с другом после тридцатого года, когда семью разбросало. Но, как обычно, семейные легенды передавались из поколения в поколение. Предположительно эта девочка в юном возрасте родила дочь, а папаша исчез сразу и навсегда. Родственники не знали, что случилось с малышкой. Моя мама помнит имя своей кузины – Лоуис.

– Я слышала, мою мать звали Лоуис, – робко произнесла Летти.

– Давайте взглянем на ваше свидетельство о рождении, – предложил Чарли так, будто дошел, наконец, до кульминационного момента истории.

– У меня его никогда не было, – ответила Летти. – Я знаю только, что родилась в тысяча девятьсот сорок первом году в округе Монро, но официального свидетельства нет.

– И ни один из маминых родителей не числится ни в каких местных реестрах, – добавила Порция. – Только недавно удалось разыскать в округе Монро некую Л. Риндс, родившую девочку в шестнадцать лет. Отцом записан некто Х. Джонсон, но это единственное упоминание о нем.

Чарли, казался, растерялся. Он проделал такую работу, приехал издалека, чтобы доказать свое родство с новообретенной кузиной, и все впустую. Как можно жить без свидетельства о рождении?

– Мою мать фактически удочерили Сайпрес и ее муж, – продолжала Порция. – Когда она об этом узнала, ей было тридцать лет. К тому времени столько ее родственников умерло или разбрелось по свету, что, в сущности, это уже не имело значения.

– Когда узнала правду, я была замужем и имела троих детей, – пояснила Летти. – Не могла же я все бросить и гоняться за кучкой мертвой родни. Да и мне тогда было все равно, сейчас тоже. Я Летти Тейбер. Клайд и Сайпрес – мои родители. У меня шестеро братьев и сестер.

Она говорила так, словно немного оправдывалась, и это раздражало ее. Летти не обязана ничего объяснять чужому человеку, и не важно, кузен он или нет.

– По вашей теории, – заключила Порция, – моя мать может по рождению принадлежать к семье Риндс из округа Форд, но доказать это невозможно.

– О, я уверен, она из Риндсов, – в отчаянии настаивал Чарли, указывая на свои бумаги, словно в них содержалось неоспоримое доказательство истины. – Нас, кузенов и кузин, человек семь или восемь.

– Как и у любого другого чернокожего в северном Миссисипи, – почти неслышно произнесла Летти.

Женщины отошли от стола. Ширли, одна из дочерей Сайпрес и, следовательно, сестра Летти, принесла кофейник и разлила кофе по чашкам.

Чарли, судя по всему, не терял присутствия духа и продолжал болтать без умолку, даже когда разговор отклонился от сомнительных семейных историй, касающихся происхождения Летти. Он приехал сюда в расчете на деньги, и свое домашнее задание выполнил хорошо. Его розыскная деятельность подвела Летти к ее настоящим предкам ближе, чем усилия всех других, но недоставало доказательств, чтобы связать концы. Оставалось слишком много белых пятен, слишком много вопросов.

Порция незаметно отошла назад и только слушала. Ее воротило от бриллиантов и внешнего лоска Чарли, но его изыскания произвели на девушку большое впечатление. Она с Люсьеном, а теперь и ее мать, сами разрабатывали ни на чем не основанную теорию о принадлежности Летти к семейству Риндс, которое некогда владело землей, в 1930 году перешедшей к Хаббардам. Если это будет доказано, поступок Сета найдет хоть какое-то объяснение. А может, наоборот, породит тысячу вопросов, которые причинят лишь вред. И примет ли все это суд? По мнению Люсьена, скорее всего – нет, но продолжить поиски необходимо.

– Где здесь самое лучшее заведение, чтобы поесть? – решительно спросил Чарли. – Дамы, я приглашаю вас на ленч. Доставьте мне удовольствие.

Какая истинно чикагская идея! Чернокожие клэнтонцы редко выходили куда-нибудь поесть, а тут искушение – позволить себе такое субботнее развлечение в обществе столь обворожительного молодого человека, тем более за его счет. Они быстро сошлись на «Клоде» – кафе на площади, принадлежащем чернокожему хозяину. Джейк посещал его каждую пятницу и даже водил туда Порцию. По субботам Клод подавал свиные отбивные на гриле, и туда набивалась куча народу.

Последний раз Летти ездила в «кадиллаке» новейшей модели в тот день, когда Сет покончил с собой. Он заставил ее сесть за руль, и она страшно нервничала. Сейчас, покачиваясь рядом с Чарли на переднем пассажирском сиденье, она отчетливо вспомнила то утро. Три ее дочери устроились на заднем сиденье, обтянутом роскошной кожей, и всю дорогу до площади восхищались стильным салоном автомобиля.

Чарли тараторил без остановки, вел машину медленно, чтобы местные родственники могли всласть насладиться пребыванием в богатом авто, и через несколько минут после того, как они отъехали от дома, поведал им о своей идее открыть в южной части Чикаго чрезвычайно прибыльную похоронную контору. Порция взглянула на Федру, Федра – на Клариссу. Чарли в зеркало заднего вида заметил обмен взглядами, но болтать не перестал.

По словам его матери, которая в свои шестьдесят восемь лет сохранила отличную память, ее ветвь Риндсов обитала неподалеку от остальных членов рода, и было время, когда они составляли весьма многочисленную общину. Со временем, однако, они влились в захвативший всех процесс великого переселения и отбыли на север в поисках работы и лучшей жизни.

Однажды покинув Миссисипи, они никогда не испытывали желания вернуться туда. Те, кто переселился в Чикаго, посылали деньги оставшимся, чтобы перетянуть их к себе, и постепенно все Риндсы либо уехали из Миссисипи, либо умерли.

Похоронное бюро могло стать «золотой жилой».

В районе полудня в маленьком ресторанчике все столики были заняты. Клод, в ослепительно-белом, без единого пятнышка фартуке, работал в зале, его сестра хозяйничала на кухне. Никакого меню не было. Иногда блюдо дня писали мелом на доске перед входом, но обычно клиенты ели то, что стряпала сестра Клода. Сам Клод подавал еду, рассаживал посетителей, сидел за кассовым аппаратом, запускал больше сплетен, чем выслушивал, и вообще правил заведением твердой рукой.

К тому времени, когда Чарли и его дамы уселись за столик и заказали чай со льдом, он уже знал, что все они состоят в родстве. При этом известии он закатил глаза: похоже, теперь не осталось ни одного черного, который не доводился бы Летти родней.

Спустя четверть часа Джейк с Люсьеном неторопливо вошли в зал, будто просто проходили мимо и решили заглянуть. На самом деле Порция позвонила Люсьену получасом ранее и сообщила новость. Существовал реальный шанс, что Чарли является звеном, связывающим Летти с прошлым, с тайной семьи Риндс. Порция подумала, что Люсьену будет интересно встретиться с ним. Все представились друг другу, после чего Клод усадил двух белых за отдельный столик у самой кухни.