Нельсон Демилль - Без права на пощаду (Школа обаяния) Страница 68

Пул устроился на табурете. Генерал опустился в березовое кресло-качалку.

Кроме кресла-качалки и стереосистемы, никаких удобств в избе не было, ни мягкого кресла, ни коврика на полу и никакой кухонной утвари.

Перегородка из неоструганных досок отделяла так называемую спальню, где рядом с армейской койкой на полу стоял раскаленный докрасна электрообогреватель и стопками лежали книги, журналы и газеты.

Генерал заговорил очень тихим голосом, едва слышным на фоне Вивальди.

– Очень хорошо, что вы пришли, полковник. И вы, мисс Родз.

– Может быть, вы предпочитаете, чтобы я не присутствовала при вашем разговоре? – спросила Лиза.

– Если бы я этого хотел, то так бы и сказал, – ответил Остин.

– Да, сэр.

Коммандер Пул обратился к генералу:

– Полковник Холлис хотел поставить вас в известность, что он пришел сюда по собственному желанию.

Остин молча кивнул.

– Вам известно о деле майора Додсона? – спросил он своих гостей.

Холлис утвердительно кивнул.

– У вас есть новости о майоре Додсоне?

– Нет, генерал, – ответил Сэм.

– Как вы думаете, что собирается предпринять ваше правительство, если Додсон свяжется с посольством или с каким-нибудь западным журналистом?

– Генерал, я не могу вступать в какую-либо дискуссию по этому поводу с человеком, с которым только что познакомился. С человеком, не свободным в своих действиях. И, простите меня, с человеком скомпрометированным.

Какое-то время генерал молча смотрел прямо перед собой, раскачиваясь в качалке. В конце концов он произнес:

– Я вполне понимаю вашу осторожность. Тем не менее я ожидал от вас по меньшей мере какого-нибудь послания из внешнего мира.

– Я не курьер, присланный с каким-либо сообщением. Я – офицер разведки, и меня учили и инструктировали ни с кем не обсуждать вопросы, которые им не нужно знать, вне зависимости от звания.

– Я думаю, что сам буду решать, что мне следует знать, – сказал Остин.

– Генерал, Буров вводил мне наркотики и допрашивал и тем не менее я до сих пор не разгласил больше того, что было абсолютно необходимо, чтобы он счел меня потенциальным предателем. Вот почему я здесь, а не в камере. Во всяком случае, что бы я ни знал, это принесет вам не большую пользу.

– Полковник, по крайней мере вы можете сказать нам, известно ли вашему правительству, что мы находимся здесь? – спросил Пул.

– Нет, не могу, – ответил Холлис и посмотрел на Остина. – Мне бы хотелось, чтобы вы рассказали мне, как Додсон выбрался отсюда?

– Об этом знает лишь небольшая горстка людей. И, пользуясь вашей аргументацией, скажу, что вам это знать необязательно, – ответил Остин.

– Если они поймают Додсона, – добавил Пул, – то будут пытать его так же, как капитана Ромеро, и заставят назвать имена тех, кто состоит в «комитете по побегу». Потом они подвергнут пыткам и этих людей, чтобы выяснить, имеет ли еще кто-нибудь отношение к этому. И среди них будем мы с генералом Остином. Поэтому, если мы расскажем вам, как Додсону удалось сбежать, они могут выпытать у нас, что вам известен этот секрет. Затем они опять примутся за вас, а потом казнят и вас, и мисс Родз. Они позволяют нам многое, однако они не допустят попытки побега. Так что если вы по-прежнему хотите узнать, как Джек Додсон выбрался отсюда, то рискуете угодить в кровавую бойню, последующую за его поимкой. Мы вас предупредили.

Холлис посмотрел на Лизу и кивнул.

– Хорошо, – сказал Остин. – Катапульта. Мы сами рубим лес, чтобы топить камины. Мы спроектировали катапульту, разобрали ее на части и разбросали их по всему лесу. Однажды, несколько недель назад, когда начались холода, мы собрали ее, завернули майора Додсона в войлочные одеяла и перебросили через колючую проволоку. Мы собирались перекинуть еще троих человек, затем разобрать катапульту по частям и сжечь ее в наших каминах. Но совершенно случайно между проволочными оградами проехал моторизованный патруль, он направил на нас фары и осветил катапульту. Мы все бросили и спрятали части катапульты по домам. Но поднялась тревога, и поэтому у Джека Додсона осталось очень мало времени, чтобы скрыться. – Остин перевел взгляд с Холлиса на Лизу. – Как видите, им уже известно, как Додсон выбрался отсюда. Я проверял вашу храбрость.

– Мы не нуждаемся в подобной проверке, генерал.

– Я этого не знаю. И даже не знаю, что привело вас обоих сюда.

– Судьба и рок привели нас сюда, генерал, – произнес Холлис.

– Мы воспринимаем ваше появление здесь как хороший знак, – добавил Остин. Он наклонился на своей качалке к Холлису. – Скажу вам еще кое-что, полковник. Поскольку нам всем хотелось бы оказаться дома, то я думаю, что мы все пожертвовали бы своими жизнями, если бы знали, что хоть один человек выберется отсюда и расскажет об этом проклятом месте миру. Если этим человеком будете вы и если у вас есть какой-нибудь план, то вам достаточно сказать только слово. Мы уже готовы на все. Холлис утвердительно кивнул.

– Это очень смело, – сказала Лиза, глядя на Холлиса. – Ну что, Сэм?

Тот промолчал. Тогда заговорил Пул:

– Что касается катапульты, полковник, то она сейчас находится за зданием штаба и охраняется двадцать четыре часа в сутки. Никто не рассказал нам зачем, но мы и сами уже догадываемся. А вот вы догадываетесь? А вы, мисс Родз?

Холлис и Лиза не ответили, и Пул продолжил:

– Если они схватят Додсона, он станет первым... и на этот раз его не будут заворачивать в одеяла. Если они не найдут его и не узнают, кто состоит в «комитете по побегу», то просто-напросто выберут человек десять из нас, наугад. Так что даже если вы считаете нас презренными предателями, то не думайте, что мы послушные домашние животные у русских. Мы предприняли кое-что, рискнув своими жизнями.

– Я не сужу вас, – сказал Холлис Пулу. – Я просто напоминаю вам, что, сотрудничая с врагом, все вы нарушили Кодекс поведения военнопленных. Да, конечно, то же в некоторой степени совершил и я. И поскольку мы все осознаем это, то, значит, можем продолжать претворять в жизнь следующее положение статьи III этого Кодекса. А это означает побег. Я не считаю побег двух человек за двадцать лет вашим достижением.

Лицо Пула побагровело.

– Не хотите ли вы сказать, полковник, что...

– Полковник совершенно прав, – перебил Остин. – Много лет русские уничтожали тех из нас, кто отказывался сотрудничать с ними, другие совершали самоубийства, активно или пассивно, неважно. И те, кого вы видите здесь, полковник Холлис и мисс Родз, – предатели. Вот почему мы остались живы. И вот почему Эрни Симмз погиб вместе с остальными. Верно, полковник?

– Верно, генерал.

Пул поднялся и сказал:

– Полковник, позвольте я процитирую вам некоторые правила относительно военнопленных. Первое: «Даже попав в плен, вы продолжаете считаться гражданами Соединенных Штатов, и вы не будете забыты». Второе: «Будут использованы все возможные способы установить с вами контакт, чтобы поддержать вас и добиться вашего освобождения». Глядя мне в глаза, полковник, – продолжал Пул, – подтвердите, что правительство выполняет свой долг по отношению к нам. Подтвердите, что мы не забыты и не брошены на произвол судьбы. Подтвердите, что они просто не знают, где мы находимся.

Холлис, глядя Пулу прямо в глаза, ответил:

– Если бы там знали, что вы здесь, коммандер, они бы что-нибудь предприняли, чтобы вызволить вас отсюда.

Пул пристально посмотрел на Холлиса и глубоко вздохнул.

– Тогда позвольте я расскажу вам, чем мы тут занимаемся вместо того, чтобы бежать. У нас есть оправдание того, что мы еще остаемся в живых. Если мы сможем прожить достаточно долго, чтобы дать возможность выбраться отсюда хоть одному из нас, то сможем предупредить нашу страну о существовании этого места. И в этом есть доля правды, полковник. Поскольку, как видите, здесь не просто лагерь военнопленных и действуют иные правила. Мы стараемся сохранить нашу офицерскую честь и достоинство. Для примера могу сообщить вам, что среди нас не было ни одного доносчика. Мы можем доверять друг другу, и никогда, ни разу мы не вступали в дружеские отношения ни с одним русским. Разумеется, ситуация сложилась весьма и весьма необычная, и мы стараемся действовать по мере ее развития. С этой целью генерал Остин основал офицерский комитет. – Пул посмотрел на Лизу и Холлиса. – Надеюсь, что вы не пробудете здесь двадцать лет, но если это случится, думаю, вам удастся сохранить чувство долга и чести.

– Вы хотите сказать, что было бы неплохо, если бы я взял свои слова обратно, – проговорил Холлис.

– Совершенно верно, – твердо ответил Пул.

– Что ж, возможно, я сделаю это, – сказал Холлис, вставая.

Лиза тоже поднялась и обратилась к Пулу и Остину:

– Судя по тому, что я видела и слышала, я... я считаю, вы делаете все, что от вас зависит.

– Ну, мы-то знаем, что это не совсем так, – вздохнул генерал. – И ваш друг это тоже понимает. – Он взглянул на Холлиса и добавил: – Крах во Вьетнаме, позор Уотергейта, иранские контрас, постыдные эпизоды с заложниками в Иране, Ливане и много еще чего. Почти два десятка лет мы были удаленными свидетелями бедствий и унижений Америки. Однако мы не воспользовались этим, чтобы оправдать свой собственный позор и слабость.