Джеффри Арчер - Ни пенсом больше, ни пенсом меньше Страница 7

— Это было бы очень любезно с твоей стороны.

— Это самое меньшее, чем я могу отплатить тебе за математику в Гарварде.

— Пустяки! Идём обедать.

Стивен и Дэвид прошли в столовую колледжа — овальный зал с дубовыми панелями, над которыми выстроился плотный ряд портретов бывших президентов колледжа, епископов и академиков. Посредине зала стояли длинные деревянные столы для студентов. Стивен провёл своего гостя дальше — к «высокому столу» для профессорско-преподавательского состава и предложил Дэвиду удобное кресло. Казалось, Стивен не замечает галдящую весёлую массу студентов, а Дзвид с удовольствием наблюдал за ними, вспоминая свои университетские годы.

Обед из семи блюд произвёл на Дэвида впечатление. Он даже с удивлением подумал о худобе Стивена: как можно остаться таким тощим, если тебя каждый день так кормят! Когда подали портвейн, Стивен предложил вернуться к нему домой, чтобы не выслушивать брюзжание старых профессоров в общей гостиной.

Поздно вечером за бокалом рубинового вина они продолжали говорить о нефти Северного моря и Булевой алгебре, восхищаясь, как каждый из них хорошо разбирается в своей области. Стивен, как и большинство учёных, крайне доверчиво относился ко всему, что лежало за пределами его науки. Он уже свыкся с мыслью, что приобретение акций компании «Проспекта ойл» — удачный ход с его стороны.

Утром Стивен провёл Дэвида по аллее Эддисона до Магдален-бридж, где от близости реки Черуэлл трава казалась необыкновенно яркой и густой. Дэвиду не хотелось расставаться, и тем не менее он всё-таки поймал такси и уже в 9.45 выехал из колледжа Магдален. Его путь лежал мимо Нью-Колледжа, Тринити, Баллиола и Уорчестера, где на стене одного из колледжей он прочитал надпись: «C’est magnifique mais ce n’est pas la gare»[11]. Дэвид успел на десятичасовой поезд в Лондон. Поездка в Оксфорд понравилась ему. К тому же он пребывал в хорошем настроении, надеясь, что сможет отблагодарить старого друга и однокашника, который в прошлом много помогал ему.

— Доброе утро, Дэвид.

— Доброе утро, Берни. По-моему, вам будет интересно узнать, что прошлый вечер я провёл у друга в Оксфорде и он не прочь вложить в нашу компанию определённую сумму. А именно 250 000 долларов.

— Великолепно, Дэвид, продолжайте в том же духе. Ваша услуга неоценима.

Силвермен нисколько не удивился сообщению Дэвида, но, как только вернулся к себе в кабинет, тут же поднял трубку красного телефона:

— Харви?

— Да, Берни.

— Похоже, с Кеслером мы не промахнулись. Он уговорил своего друга вложить деньги в нашу компанию — 250 000 долларов.

— Отлично. Теперь слушай внимательно. Скажешь моему брокеру выбросить 40 000 акций по цене чуть больше шести долларов. Если друг Кеслера и в самом деле решится вложить денежки в нашу «Проспекта ойл», то мой пакет акций будет единственным крупным на рынке.

Подумав ещё денёк, Стивен заметил, что акции компании подросли с 2 фунтов 75 пенсов до 3 фунтов 5 пенсов, и решил, что настало время вложить деньги в компанию, которая, как он сам убедился, была на подъёме. Дэвиду он доверял, да и глянцевый отчёт геолога произвёл на него впечатление. Стивен позвонил в Сити в брокерскую компанию «Киткэт и Эйткен» и поручил купить акции компании «Проспекта ойл» на сумму 250 000 долларов. Когда заявка Стивена поступила на фондовую биржу, брокер Харви Меткафа как раз выбросил сорок тысяч акций на продажу, и вскоре сделка уже была оформлена по 3 фунта 10 пенсов за акцию.

Удачно разместив в акциях наследство отца, в течение нескольких последующих дней Стивен с радостью наблюдал, как цена на его акции доползла до 3 фунтов 50 пенсов, что даже превысило прогноз. Он не понимал, что этот рост оказался возможным только благодаря его вложению капиталов. Не разобравшись, Стивен уже строил планы, куда он потратит прибыль. Он решил не продавать акции сразу, а попридержать их. Дэвид говорил, что со временем они будут стоить по 20 долларов за штуку, и в любом случае обещал предупредить, когда настанет подходящий момент продать их.

Тем временем Харви Меткаф выбросил на рынок новые порции акций, играя на интересе, созданном инвестициями Стивена. Он начал соглашаться с выводом Силвермена: молодой Дэвид Кеслер, исполненный наивного энтузиазма человека, впервые получившего достойную работу, явился для них великолепной находкой. Не в первый раз прибегал Харви к такому трюку — свалить всю ответственность на неопытные, невинные плечи, а самому остаться в глубокой тени.

В то же время Ричард Эллиот в качестве представителя компании иногда «проговаривался» прессе о появляющихся на рынке крупных покупателях, что, в свою очередь, вызывало приток мелких пайщиков и поддерживало стабильно высокие цены.

Один из уроков, который усваивают студенты Гарвардской школы бизнеса, заключается в том, что чиновник хорош настолько, насколько позволяет его здоровье. Дэвид не чувствовал себя спокойно, если не проходил регулярного медицинского обследования. Он предпочитал лично услышать, что его здоровье в полном порядке, хотя неплохо бы относиться к делам немного спокойнее. Поэтому он попросил секретаршу, мисс Рентаул, записать его на приём к врачу на Харлей-стрит.

По всеобщему мнению, дела доктора Робина Оукли шли в гору. Д-р Оукли, высокий, интересный мужчина тридцати семи лет, с густой шевелюрой тёмных волос, которые, казалось, никогда не начнут редеть, обладал классическими чертами лица и самоуверенностью преуспевающего человека. Дважды в неделю он всё ещё играл в сквош, что позволяло ему выглядеть завидно моложе своих ровесников. Робин поддерживал спортивную форму ещё со времён учёбы в Кембридже, где входил в сборную по регби. Медицинское образование он продолжил в колледже при больнице св. Фомы, где опять его игра в регби, а не успехи в области медицины принесла ему известность и благосклонность тех, кто определяет дальнейшую карьеру выпускников. После получения диплома Робина пригласил к себе ассистентом один весьма процветающий практикующий врач с Харлей-стрит — доктор Юджин Моффат. Д-р Моффат славился не столько своим искусством излечивать болезни, сколько умением очаровывать богатых женщин не первой молодости: они посещали его вновь и вновь, хотя часто без всякой необходимости. Учитывая, что за визит каждая пациентка платила пятьдесят гиней, можно было считать его карьеру успешной.

Моффат выбрал Робина Оукли себе в ассистенты за те же качества, которыми обладал сам и которые сделали его таким незаменимым. Робин, без сомнения, был хорош собой, прилично образован и достаточно умён. С обаянием у него тоже было все в порядке. Он легко вписался в Харлей-стрит и систему Моффата, и, когда старик вдруг умер, только распечатав свой седьмой десяток, Робин продолжил его дело так же естественно, как наследный принц занимает освободившийся трон. Робин создавал свою практику, не теряя из виду никого из дам Моффата, кроме как по естественным причинам, и не забывая об улучшении своего благосостояния. На настоящий момент у него были жена, два сына, уютный особнячок в нескольких милях от Ньюбери в Беркшире и значительные сбережения в ценных бумагах. Он никогда не жаловался на судьбу и наслаждался жизнью, но иногда признавался себе, что прелести жизни начинают несколько приедаться. Все чаще стала появляться мысль, что он сыт по горло ролью обходительного, все понимающего доктора. Наступит ли конец света, если он признается, что его нисколько не беспокоит, почему появляются крошечные тёмные пятнышки на унизанных бриллиантами пальцах леди Фионы Фишер? А кстати, он и не знает почему. Падут ли небеса на землю, если он скажет страхолюдной миссис Пейдж-Стенли, что она дурно пахнущая старуха, которой не требуется никаких укрепляющих лекарств, а нужны только новые зубные протезы? И лишат ли его жизни за то, что он лично выдаст засидевшейся в старых девах мисс Лидии де Вильерс полную порцию того лекарства, на которое она сама так давно и недвусмысленно намекает?

Дэвид Кеслер прибыл точно в указанное время, — мисс Рентаул предупредила его, что в Англии в случае опоздания терапевты и дантисты аннулируют вашу запись на приём, но плату все равно возьмут.

Дэвид разделся и лёг на кушетку. Доктор Оукли измерил ему давление, послушал сердце, заставил высунуть язык — тот самый орган, который редко хорошо выглядит на публике. Пока доктор мял и ощупывал Дэвида, они разговорились.

— Что вас привело в Лондон, мистер Кеслер?

— Работаю в Сити, в одной нефтяной компании. Вы, наверное, слышали о нас — «Проспекта ойл»?

— Не приходилось, — ответил Робин. — Нет, определённо не слышал. Согните ноги. — Он стукнул молоточком сначала по одной, потом по другой коленке Дэвида. Ноги резко дёрнулись вверх. — Рефлексы в норме.

— Ещё услышите, доктор Оукли, обязательно услышите. Все идёт просто отлично. Скоро все газеты напишут о нашем успехе.