Салла Симукка - Черный, как смоль Страница 7

Огонек говорил таким честным и чистым голосом, что Белоснежка все равно не смогла ничего ответить: она не находила нужных слов.

Вместо этого девушка рассказала о событиях прошлых зимы и лета, о преступлениях, в которых она случайно оказалась замешанной, об опасностях и побегах, о близости смерти…

– Я читал в газетах о той пражской истории. Круто! – кивнул ее гость.

– Так что сейчас у меня нет ни малейшего желания впутываться в опасности, – попыталась пошутить Белоснежка, но не смогла даже улыбнуться.

Она скрыла напряжение большим глотком кофе, который уже потихоньку начинал остывать. Так у них было всегда. Кофе успевал остыть, пока они обсуждали множество волновавших их вопросов.

Но Белоснежка все же не рассказала о том, как вспомнила, что у нее была сестра. Не стала она говорить и о письмах неизвестного преследователя, хотя ей и очень хотелось излить душу.

Она не могла рисковать тем, что Тень воплотит в жизнь те кровавые картинки, которые были описаны в письмах.

Девушка видела, как все рассказанное ею действовало на Огонька. От нее не укрылось его желание защитить ее: оно росло в глазах юноши. Заметила она, и как его рука потянулась к ней над столом, готовая сжать ее ладонь.

– Сейчас у меня есть бойфренд, – быстро сказала Белоснежка.

Огонек убрал руку и беззаботно сжал свою кружку.

– Это замечательно, – произнес он, криво улыбаясь.

Девушка поспешила рассказать о самых лучших чертах своего парня и вообще обо всем хорошем, что было с ним связано. Ее гость спокойно слушал. Выражение его лица говорило о том, что он не считает этого Сампсу важным в жизни Белоснежки, и ее немного оскорбила такая поза Огонька. Он, что, правда думает, что может так просто, спустя полтора года отсутствия, притянуть к себе бывшую подругу? И сделать это так, что она примет его в открытые объятия и обо всем забудет?

Если он так считает, то он слишком уж самоуверен. И совершенно не прав.

Огонек поднялся за стаканом воды, а вернувшись, не пошел к своему месту: вместо этого он положил руки Белоснежке на плечи и начал привычно и естественно их массировать.

– Ты такая зажатая! – заметил он.

Девушка смогла лишь пробормотать в ответ что-то неопределенное.

Она знала, что надо попросить Огонька прекратить. Массаж плеч обычно невинен между друзьями, но они не друзья. Еще нет. Совсем нет. И никогда уже не будут ими.

Но Белоснежка не просила его прекратить, потому что массаж доставлял ей удовольствие, и ее плечи действительно были напряжены, как никогда раньше.

Знакомые умелые касания Огонька помогали ей расслабиться, и девушка ощущала, как кровь начала лучше и свободнее циркулировать по ее телу, и вся ее скованность прошла. Его руки были теплыми, а хватка – мягкой и целенаправленной. Белоснежка не сопротивлялась и не отдавалась, не пыталась заставить свои мышцы подчиняться.

Огонек массировал ее все легче, и в то же время его движения, шаг за шагом, делались сильнее и глубже. Он останавливался на самых напряженных местах и отдавал им тепло своих пальцев.

Оба они молчали.

And the only solution was to stand and fightAnd my body was bruised and I was set alightBut you came over me like some holy riteAnd although I was burning, you’re the only lightOnly if for a night[5].

На заднем плане играли «Florence And The Machine». Белоснежка раскаивалась в своем выборе музыки. Или не раскаивалась? Она знала, на что шла, когда включила эту группу. Знала, какую обстановку создает такая музыка.

Прикосновения Огонька заставили девушку погрузиться в прекрасную, подобную сну реальность. Она смогла на миг забыть обо всем. О страхе. О напряжении. Не стоило ни о чем думать. Расслабление и тепло растекались по плечам.

Белоснежка не знала, как долго это продолжалось, но в какой-то момент она заметила, что массаж изменился, стал больше похож на ласки. Огонек нежно гладил ее шею, и каждое поглаживание словно прогоняло по спине девушки электрические импульсы, и приятное ощущение распространялось все ниже и ниже. Спокойствия становилось все меньше, внутри разгоралось пламя. Руки Огонька гладили ее шею и мочки ушей, а потом возвращались к затылку, и она чувствовала на своей коже его горячее дыхание.

Они вдвоем друг напротив друга, в объятиях… Прерывистое дыхание, соприкоснувшиеся губы…

Они вдвоем в душе: обнаженная скользкая кожа, прикосновение, влага, твердая кафельная стена за спиной, эхо маленького помещения…

Они вдвоем на матрасе Белоснежки – сморщенные простыни, вздохи, зубы, впившиеся в плечо, крики, которым нельзя сопротивляться…

Они вдвоем в своем лесу, вокруг – запах хвои, они спрятаны в тени, приклеены друг к другу, потеряны друг в друге, и где-то далеко-далеко над миром, в просвете между ветвями, виден мерцающий свет звезд…

Белоснежка вздрогнула от этой фантазии. Она быстро поднялась и отошла от Огонька:

– Ты должен уйти.

Девушка решительно смотрела мимо гостя. Нельзя было рисковать, глядя ему в глаза. Тогда она не смогла бы выставить его из квартиры.

Огонек не задавал вопросов. Он спокойно пошел в коридор и в полной тишине надел куртку.

В дверях он все же оглянулся, улыбнулся и сказал:

– Мы встретимся вновь, принцесса. И ты это знаешь. Мы не можем долго быть в разлуке.

И он ушел, не дожидаясь, что ответит его бывшая девушка.

Белоснежка осталась у двери. Она знала, что Огонек прав.

Я так часто вижу, как люди могут быть необъяснимо жестоки друг к другу… Особенно в школе.

Дети и подростки находят друг у друга болевые точки и безжалостно бьют по ним. Они – хищники. Школа – это загон и бойцовская яма. Выживет и победит лишь сильнейший.

Поэтому я мечтаю о том, чтобы воплотить в жизнь свои угрозы.

Все смотрят спектакль.

В тишине, в темном зале.

Вначале сцена полна криков, крови и трупов. Паника. Двери на замке. За ними целая публика. Как один. Никто не может убежать. Я выкрашу весь зал алым.

Жизнь – только тень, она – актер на сцене.Сыграл свой час, побегал, пошумел –И был таков. Жизнь – сказка в пересказеГлупца. Она полна трескучих словИ ничего не значит[6].

Они тоже смогут научиться тому, что самые сильные, самые жестокие, самые хитрые не являются непобедимыми. Они научатся этому через самое жестокое.

Во имя жизни и смерти.

10 декабря

Воскресенье

8

Она увидела варенье, капающее на пол. Увидела лужу крови, которая разрасталась и разрасталась…

Белоснежка завидовала. В первый раз настолько сильно.

Раньше она часто хотела быть кем-то другим. Кем-то таким, кому не надо запудривать дома синяки и отсасывать кровь, идущую из нижней губы, утверждая, что споткнулась и упала. Но это была, скорее, не обычная зависть, а желание выпасть из собственной жизни.

Отец Сампсы принес к столу большую стопку блинов.

– Конечно, они не совсем ровные, – прокомментировал он.

– Разумеется, по-другому и быть не могло, когда ты одним глазом следишь за ними, а другим наблюдаешь за игрой на «айпэде», – заметила мама Сампсы и погладила руку мужа.

Их маленькая дочь Саара раскачивалась на стуле.

– Я съем хоть шесть блинов! – громко сообщила она.

– Шесть блинов. Блесть шинов, – усмехнулся Сампса. – Хорошо, что не пять!

– Ты о чем? – удивилась его младшая сестра.

– Узнаешь, когда подрастешь.

– Заткни рот блином, – довольно сказала Саара.

Мама Сампсы подмигнула папе:

– Это ты ее этому научил?

Ее муж невинно пожал плечами.

– Дети учатся всему, что происходит вокруг них, – объявил он.

Белоснежка удивленно наблюдала за этим диалогом. Она не привыкла находиться в такой семье, где все постоянно – ласково и нежно, по-доброму – подкалывают друг друга и все время смеются. Казалось, что все члены семьи ее друга говорили не переставая. Реплики сыпались, как мячики, летающие туда-сюда: часть их падает на пол, но никто не расстраивается из-за этого. На первый взгляд, беседа выглядела хаотичной, но тем не менее это было не так. Все находились в своей тарелке. Даже Саара, которой было всего лишь четыре года.

В доме Сампсы царил своего рода нежный хаос. Помещение нельзя было назвать аккуратно убранным. Повсюду валялись разные вещи: игрушки были разбросаны по полу, одежда – по спинкам стульев, на полу возвышались горы газет и книг, и везде стояли наполовину открытые коробки и пачки, по которым было неясно, клали в них что-то или, наоборот, доставали. У родителей Белоснежки подобного никогда не наблюдалось.