Мария Эрнестам - Гребень Клеопатры Страница 7

Сам Дэвид выбрал маленькую флейту, провел по ней пальцами и поднес к губам. Мелодия проникла Мари под кожу, ворвалась в кровь, ударила прямо в сердце и заметалась там, как разрывная пуля. Она заметила, что плачет, только когда итальянцы спросили, все ли с ней в порядке. Лицо ее было залито слезами.

Мари заставила себя отвлечься от воспоминаний и повернулась к Фредерику:

— Ты мужчина. Ты любишь и уважаешь женщин. Объясни, почему муж Эльсы так себя ведет?

Фредерик вытер губы салфеткой, прежде чем ответить.

— Ты считаешь, что если я мужчина, то могу это объяснить или понять? Я так не думаю. Его поведение кажется мне таким же странным и непонятным, как и тебе. Я сделаю все возможное, чтобы помочь Эльсе. С завещанием, например. Но боюсь, у нее не хватит решимости обратиться к нам. Муж издевается над ней так давно, что она уже утратила надежду на спасение. Кто знает, что вынуждает ее оставаться с ним? Может быть, страх? А может, моральные устои? Вера в то, что брак — это навсегда.

Мари хотела ответить, но тут в дверях показалась Юханна. Она выглядела довольной и от нее пахло сахарным тортом.

— К вам гости. Эльса Карлстен. Говорит, у нее важное дело.

— Эльса Карлстен? — удивилась Анна. — Пусть войдет! Приведи ее!

Ю исчезла, и вскоре вошла Эльса.

Мари сразу отметила, что у нее опущены плечи и в глазах застыл страх. Тем не менее она была со вкусом одета и аккуратно причесана.

Эльса присела на свободный стул, обвела взглядом горы книг по юриспруденции, экономике, садоводству, дизайну и остановилась на ящике с инструментами в углу. Одно веко у нее подергивалось, рука нервно теребила пуговицы на блузке.

Когда она заговорила, голос ее дрожал:

— Когда-то я умела все говорить напрямик. Но той женщины больше нет. Насколько мне ее не хватает, я поняла сегодня утром, когда Анна утешала меня и поила кофе с бутербродами. Она сказала, что вы помогаете людям решать их проблемы. У меня есть для вас работа. Я хочу, чтобы вы убили моего мужа.

Глава пятая

Повисла тишина. Первой ее нарушила Эльса. Торопливо, словно опасаясь передумать, она продолжила:

— Я вам заплачу. Хорошо заплачу. У него есть деньги. Много денег. Я знаю, это не входит в список предоставляемых вами услуг, и вы, наверное, считаете меня сумасшедшей, но я так больше не могу. Сегодня утром я поняла: нужно что-то сделать. Иначе я покончу с собой. Или он — или я. Анна знает, что я имею в виду.

Мари и Фредерик недоуменно уставились на Анну, которая только молча хлопала глазами. Наконец Фредерик собрался с силами и ответил:

— Да, мы в курсе того, что происходит у вас в семье… Анна рассказала нам, что случилось утром. Это ужасно. Я собирался заняться изучением законов, которые могли бы помочь в вашем случае…

— Можешь говорить мне «ты».

— …в вашем случае, Эльса. Я хотел выяснить, может ли женщина уйти от мужа и при этом не остаться без средств к существованию. Должна же быть такая возможность. Ведь в основе нашего законодательства лежит забота о каждом человеке, а не только о семье.

— О человеке, конечно! Но не о женщине. Молодой человек, я не сведуща в законах, но знаю, что если подам на развод, муж превратит мою жизнь в ад. Все эти годы он издевался надо мной, мучил и избивал. Он знает, как причинить мне боль. Мне осталось жить лет десять, может, пятнадцать, если повезет. И я хочу прожить эти годы полноценной жизнью. Я больше не желаю страдать. После нашего разговора с Анной я решила, что, возможно, еще не поздно все изменить. Под полноценной жизнью я не имею в виду мужчин или вечеринки. Нет, я всего лишь хочу обрести счастье и покой. Но для этого он — мой муж — должен исчезнуть из моей жизни. Я должна знать, что он никогда, никогда, никогда больше не назовет меня полным ничтожеством и не поднимет на меня руку. Разве это грех, если старая женщина мечтает дожить спокойно отпущенный ей срок? — Она произнесла этот монолог дрожащим голосом.

Анна извинилась, вышла из комнаты и вернулась с четырьмя кружками.

— Какао родом с Берега Слоновой Кости. С апельсиновой корочкой.

Фру Карлстен выпила и облизала губы.

— В шоколаде много антиоксидантов. Они предотвращают рак и сердечные заболевания. Простите, я нервничаю, я только хотела сказать, что разбираюсь в еде… то есть умею готовить… Хотя он и говорит, что я ни на что не способна. Вам хватит миллиона крон?

Эльса Карлстен стиснула руки и обвела их взглядом. Веко у нее дергаться перестало. Мари боялась поднять глаза. Миллион крон. Фредерик кашлянул. Эльса снова заговорила: ей представилась возможность высказаться, и она уже не могла остановиться:

— После его смерти я продам этот проклятый дом. Не останусь там ни минутой больше, чем нужно. Мне известно: у мужа на счету есть деньги. Мне он их никогда не давал, но я знаю, они есть. Мне много не надо. Вещи, которые надо стирать, гладить, протирать от пыли, чинить, убирать на зиму, меня не интересуют. Я хотела бы жить скромно и много путешествовать. Деньги меня тоже не интересуют. Не из-за них я желаю смерти мужу. Я готова хорошо вам заплатить. Может, даже полтора миллиона — эту сумму легче разделить на троих.

— Если у вас есть деньги и вы столько лет состоите в браке, — осторожно заметила Мари, — то при разводе имеете право на половину. Неужели нельзя…

— Вы не знаете моего мужа. Неужели вы думаете, я не подала бы на развод, будь все так просто. Тут, в кафе, я могу сказать вам все, что думаю. Но дома — дома я делаю только то, чего хочет он. Мне стыдно в этом признаться. Раньше я не была такой. Я верила в справедливость, умела постоять за себя. Но он превратил меня в жалкое, забитое существо. Пора положить этому конец. Вы должны мне помочь. Пожалуйста, помогите мне! Я больше так не могу! Утром он сказал, что запрет меня в психушке и сделает так, чтобы меня никто не нашел. «Ты сгниешь там заживо!» — заявил он.

Эльса чуть не рыдала. На лице у нее было написано отчаяние. Она отхлебнула какао. К Анне наконец вернулся дар речи:

— Я понимаю, каково тебе. И поверь мне, я рада, что ты обратилась к нам за помощью… но я не понимаю, чего именно ты хочешь?

Эльса закрыла лицо руками.

— Я больше не вынесу. Мне было нелегко набраться смелости и прийти сюда. Мне так страшно… если он узнает, что я выходила из дома… что я была здесь… Господи, помоги мне!

Анна больше не пыталась отговорить Эльсу от задуманного.

— Я одного не понимаю… — начала она. — У тебя трое взрослых сыновей. Почему они тебе не помогут?

Эльса вздохнула:

— Со старшими я почти не общаюсь. Они живут за границей. Мне кажется, они презирают меня за то, что я позволяю мужу так со мной обращаться. Им тоже несладко пришлось в детстве. А младший живет здесь, он не раз уговаривал меня бросить мужа и даже обещал помочь…

Она замолчала, подняла глаза к потолку и смахнула слезу.

— Я должна рассказать вам все. Иначе вы не поймете, — жалобно прошептала она. — Не знаю только, смогу ли. Но попытаюсь.

Эльса сделала глубокий вздох, чтобы успокоиться, и судорожно сжала руки.

— Мы встретились на профсоюзном собрании. Моя мама работала швеей и сшила новое платье, которое мне очень шло. Мне тогда едва исполнилось девятнадцать, и я была очень наивна. Он зашел туда с друзьями от нечего делать. Как, впрочем, и я. И не сводил с меня глаз. Платье было потрясающее: шелковое, с рисунком из красных роз. Неудивительно, что он влюбился в меня с первого взгляда. Мы начали встречаться по выходным, а через год обручились и поженились. Он казался нормальным, и я была счастлива. Хотя сомнения у меня все же оставались. Чем ближе был день свадьбы, тем тревожнее становилось у меня на душе. Но было уже поздно что-то менять. Мои родители были рады за нас, его — тоже. Все готовились к свадьбе. Никого не интересовало, что я думаю обо всем этом.

Я надеялась, что у нас все получится. Ханс казался подходящим кандидатом в мужья, а мне так хотелось вырваться из дома. Мы жили в крохотной квартирке: отец, мать я и трое моих братьев, родители много работали и жаловались на нищенскую жизнь.

После свадьбы мы с Хансом переехали в новую квартиру, и я успела поработать несколько месяцев, прежде чем у нас родился первенец. Муж получил должность в строительной фирме, и мы перебрались в Стокгольм. Именно тогда у него начались приступы беспричинной агрессии. «Эльса, поди сюда!», «Эльса, поди туда!». Я превратилась в служанку. Каждый день готовила ужин, а он все время жаловался, что я ни на что не гожусь «ни в кухне, ни в постели». Я убирала дом и следила за садом, делала покупки, стирала и гладила его одежду. А он пил. Все больше и больше. Мне кажется, у него проблемы не только с головой, но и с бутылкой тоже. Я пыталась его остановить. Но он только орал, что это я больная на всю голову и это меня надо запереть в психушке.

Мари слышала, как на кухне зазвенели тарелками. Наступило время обеда. Наверное, постоянные посетители кафе Готфрид и Бэла уже сидят за столиком, они обожали «Фристаден», и Анна часто играла с ними в шахматы. Дама с собачкой, похожей на половую тряпку, наверное, тоже пришла, и замученные учебой подростки… Все как обычно. И никто из них даже не подозревает, что за стеной планируется убийство вполне безобидного шведского пенсионера. Безобидного с точки зрения полиции, потому что он не хватается за нож, а режет только словами, зато по живому. Мари было отлично известно, как это бывает. Эльса заслужила несколько лет счастья. Она заслужила свободу.