Уоррен Мерфи - Тропа войны Страница 7

В полумиле, на плоскогорье располагался городок Вундед-Элк, построенный десять лет назад индейцами Апова. Они покинули резервацию, проделали долгий путь по дороге, ставшей теперь большим шоссе, и начали строить новую жизнь. Но пресса интересовалась не ими. Ее интерес был прикован к сорока индейцам из Чикаго, Гарлема, Голливуда и Гарварда, захватившим памятник и церковь рядом с асфальтовым шоссе, которое ведет к городку Вундед-Элк.

Местная полиция окружила индейцев кольцом, но, согласно приказу из Вашингтона, не трогала их, чтобы избежать обвинений в насилии. Сперва полицейские пытались не допустить прессу к митингующим, но это оказалось нелегким делом. Поэтому они не слишком старались.

Римо наблюдал, как кто-то нес голубой флаг от здания церкви к монументу. Операторы засуетились. Потом человек бросил флаг, поднял над головой автомат Калашникова и, вспрыгнув на мраморную глыбу, исполнил индейский военный танец, после чего соскочил на землю.

– Он не попал в кадр, он не попал в кадр! – услышал Римо. – Дайте им какой-нибудь знак.

Из передних рядов представителей прессы замахали, и со стороны памятника донесся усиленный мегафоном голос:

– Что вам еще. Дерьмо собачье?

– Я не успел его заснять, сэр! – крикнул репортер.

– Ладно, – ответил голос, – еще раз и на сегодня хватит.

Человек с черными косами вновь вспрыгнул на памятник, исполнил военный танец, соскочил вниз и направился к церкви.

Оператор нацелил камеру на ведущего, который, судя по всему, завершал программу теленовостей.

– Итак, в окружении полиции, Партия Революционных Индейцев клянется продолжать борьбу до победного конца, пока их народу не будут возвращены все права на человеческое существование. Это...

Ведущего прервали вопли белокурой девушки с индейскими бусами на шее:

– На нас смотрит весь мир! На нас смотрит весь мир! На нас смотрит весь мир!

Римо схватил орущую девушку за руку и потащил туда, где толпа была реже. Там полицейские отгородили огромную стоянку для автомобилей представителей прессы. Площадью в два футбольных поля, стоянка была так опутана телевизионным кабелями, что походила на блюдо черных спагетти.

– Куда ты меня тащишь, ублюдок? – вопила девушка. – Шовинист! Свинья!

– Я хочу попросить тебя об одной услуге.

– Свинья! Ублюдок!

– Пожалуйста, не ори. На нас смотрит весь мир, – сказал Римо, подводя ее к черному лимузину.

– На нас смотрит весь мир! На нас смотрит весь мир! – мстительно выкрикивала девушка. – На нас смотрит весь мир!

Одной рукой Римо открыл заднюю дверцу, а другой втолкнул голову девушки в машину.

– На нас смотрит весь мир! На нас смотрит весь мир! – продолжала девушка. Римо показал ее Ван Рикеру и, получив одобрительный кивок генерала, швырнул девушку через крыши нескольких автомобилей. Она врезалась в капот и затихла.

– Вот и небольшие «но» в вашем плане, – сказал Римо. – Трудно не привлекать к себе внимания, когда на вас смотрит весь мир.

– Хм, – произнес Ван Рикер.

– Есть какие-нибудь идеи?

– Из минусов данной ситуации можно получить плюс, – сказал Чиун, и только Римо знал, что старик шутит.

– Конечно, – сказал Ван Рикер. – Но как же мы это сделаем?

– Слушайте, – сказал Римо, – я пойду к памятнику охранять диск. Вы делайте, что хотите. Можете, к примеру, попрактиковаться со Смитом в кодировании. Чиун останется с вами.

– Что вы собираетесь предпринять?

– Вы – самое большое бедствие для нашей страны, со времен Гражданской войны, и еще спрашиваете о моих планах. А планы у меня такие: предотвратить эту катастрофу. Вы довольны?

– Не грубите. Вас выбрали вместо дивизии солдат лишь потому, что нам необходимо держать все в тайне. Нам нужна секретность.

– Ну мы-то уж точно не широко известная организация, Ван Рикер, – сказал Римо.

– Я поговорю с ним, – сказал Ван Рикеру Чиун, – и научу уважать старших.

Чиун и Римо вылезли из машины, отойдя на почтительное расстояние, Чиун поинтересовался, действительно ли Америка на волосок от ядерной катастрофы. Римо объяснил, что слышал это от Смита, и что Ван Рикер подтвердил его слова.

– И Америка может стать пустыней, если это произойдет?

– Возможно, папочка.

– Тогда мне все ясно. Надо искать работу в другой стране. Взять, например, Персию. Летом она – чудесное место для наемных убийц. Там растут замечательные дыни, и когда они созревают...

– Забудь об этом. Я туда не поеду, – сказал Римо и направился к памятнику сквозь кольцо корреспондентов.

В ушах у него звучали слова Чиуна. Он заранее знал все, что тот ему скажет. Речь старика пойдет, как всегда, о том, что он нашел неблагодарного поросенка и приобщил его к мудрости Дома Синанджу. А этот поросенок пренебрег мудростью и начал безответственно рисковать своей жизнью – после того, как Мастер Синанджу потратил на его обучение лучшие годы. Отдавал ли Римо себе отчет, сколько лет Мастера пропадет даром, если его ученик погибнет?. И было бы за что! За страну с двухсотлетней историей?

Дом Синанджу насчитывает много сотен лет, но, вероятно, Римо, как многие европейцы, нс умеет хорошенько считать...

Чиун, ворча, вернулся в машину Ван Рикера. К ним подошли два диктора и корреспондент газеты новостей, намереваясь взять интервью.

– Кто вы? – спросили они Чиуна, думая, что тот принадлежит к какой-нибудь партии.

– Сэр, вы поддерживаете движение за освобождение Третьего мира? – обратился к нему хорошо поставленным голосом репортер. Чиун увидел камеру и заметил грим на лице репортера.

– А что такое – Третий мир? – спросил Мастер Синанджу.

– Черные, желтые и латиноамериканцы.

– Конечно, я всей душой поддерживаю движение за освобождение Третьего мира, правда, с небольшими исключениями, к которым относятся черные, латиноамериканцы, китайцы, таитяне, японцы, филиппинцы, бирманцы и вьетнамцы.

– Но кто же тогда остается, сэр?

– Как кто? Конечно, корейцы, – отвечал Чиун, поднимая иссохшую руку с длинными ногтями. И, чтобы репортер понял его правильно, объяснил, что даже не все корейцы достойны освобождения. Южные корейцы – лентяи, в деревнях Ялу страшная грязь, а Пхеньян – это хорошо замаскированный бордель. Освобождения заслуживает лишь деревня Синанджу, за исключением четырех домов на берегу залива, дома рыбака и дома ткача, не говоря уж о той части деревни, где живут земледельцы, которые никого не могут прокормить, кроме самих себя.

– Что же вам тогда нравится в Третьем мире?

– Отсутствие белых, – сказал Чиун.

Увидев азиата, дающего интервью, к ним присоединился еще один телерепортер с намерением спросить, что тот думает о судьбе Вундед-Элк, об индейском движении и о том, как должно повести себя в данной ситуации правительство.

Чиун подумал и пришел к выводу: так как все любят деньги, правительство должно давать индейцам больше денег, вместо сушеной рыбы. Ведь им может не нравится сушеная рыба. На собственном горьком опыте Чиун понял, что многие люди терпеть не могут сушеную рыбу, особенно американцы.

Поэтому деньги – лучший выход из положения.

Речь Чиуна была немедленно транслирована по телевидению, как требование воинствующего представителя Третьего мира.

Репортера сопровождал фотограф, который, когда Чиун и Ван Рикер садились в машину, сфотографировал их. Ван Рикер закрыл лицо рукой, но это спровоцировало фотографа на новые снимки. Рассерженный Ван Рикер рванул машину с места и помчался по полю с телевизионными кабелями, мимо полицейских, что-то пробормотав Чиуну, у которого был абсолютно безмятежный вид.

– У вас очень хрупкая аппаратура? – спросил Чиун.

– Нет. Я не захватил ее с собой, – ответил Ван Рикер. – Мы едем за ней.

Ван Рикер припарковал машину в ближайшем придорожном отеле, стилизованном под избу из неотесанных бревен, сбитых скобами. Он сразу же отправился в номер и открыл смолистую дверь собственным ключом. Он видел, как старик подошел к индейцу Алова в холщевых штанах у бюро регистрации. Индеец помог ему вытащить из машины и отнести в номер расписной сундук.

Старик велел индейцу оставить сундук у порога, потому что другой молодой человек сам занесет его. Ван Рикер дал индейцу доллар чаевых и выпроводил из комнаты достал из чулана серую униформу уборщика и похожую на метлу щетку на длинной ручке.

– Вот все, что мне нужно, – сказал он. – Правда, мне еще понадобится комната для работы над схемами.

Чиун, поразмыслив с минуту, пришел к выводу, что бледнолицый человек говорит что-то не то, а поэтому не обратил на его слова никакого внимания.

Ван Рикер поразился тому, с какой быстротой старик освоился в комнате.

На столе, где Ван Рикер хотел разложить географическую карту Вундед-Элк и монтажную схему монумента, Чиун поставил телевизор с записывающим устройством и уже смотрел одну программу в то время, как магнитофон записывал то, что шло по двум другим.