Ли Чайлд - Убедительный довод Страница 70

В этом я тоже ошибся.

Первой проблемой стало то, что Элизабет Бек наотрез отказалась уезжать. Я велел ей брать Ричарда, садиться в «кадиллак» и убираться ко всем чертям. Но она отказалась. Она стояла на скалах с распущенными волосами, и ветер трепал ее одежду.

– Это мой дом, – решительно заявила Элизабет.

– Очень скоро он станет ареной военных действий, – сказал я.

– Я остаюсь.

– Я не могу оставить вас одну.

– Я никуда не поеду. Только вместе с мужем.

Я не знал, как на нее повлиять. Растерянно стоял на месте, все больше замерзая. Ричард обошел меня и посмотрел на море, затем повернулся ко мне.

– Это было здорово, – с восхищением произнес он. – То, как ты с ним расправился.

– Нет, он сам расправился с собой, – возразил я.

В воздухе с громкими криками носились чайки. Борясь с ветром, они кружили над океаном ярдах в сорока от берега. Время от времени ныряя и что-то подхватывая с гребней волн. Доедая плавающие на поверхности остатки Поли. Ричард долго смотрел на них.

– Поговори с матерью, – сказал я. – Ты должен убедить ее уехать отсюда.

– Я никуда не уеду, – повторила Элизабет.

– И я тоже, – сказал Ричард. – Здесь мы живем. Мы семья.

Они еще не оправились от шока. Спорить с ними было бесполезно. Поэтому я решил запрячь их в работу. Мы вернулись на дорогу, медленно, молча. Ветер рвал нашу одежду. Я прихрамывал из-за ботинка. Остановившись там, где начинались кровавые пятна, я подобрал устройство электронной почты. Оно оказалось сломанным. Пластиковый экран треснул, питание не включалось. Я убрал его в карман. Затем нашел каблук и, сев на асфальт скрестив ноги, приладил его на место. Ходить стало проще. Мы подошли к воротам, отперли их, и я надел пиджак и плащ. Застегнулся на все пуговицы и поднял воротник. Затем я въехал на «кадиллаке» в ворота и поставил его у домика привратника. Ричард снова запер ворота. Я вошел в домик, поднял крышку ствольной коробки российского пулемета и достал ленту с патронами. Снял пулемет с цепей. Вышел с ним на пронизывающий ветер и положил пулемет наискось на заднее сиденье «кадиллака». Вернулся в домик, свернул ленту с патронами и убрал ее в коробку, а затем снял цепь с крючка под потолком и выкрутил сам крючок. Отнес коробку, цепь и крючок в багажник «кадиллака».

– Я могу чем-нибудь помочь? – предложила Элизабет.

– Там двадцать коробок с патронами, – сказал я. – Они будут нужны все.

– Ноги моей больше там не будет, – сказала она. – Ни за что на свете.

– В таком случае, полагаю, вы ничем не сможете мне помочь.

Я носил по две коробки, поэтому мне пришлось ходить за ними десять раз. Я до сих пор не согрелся, и все мое тело ныло от боли. Во рту по-прежнему ощущался привкус крови. Я уложил коробки в багажник и на пол перед задним, а также перед передним правым сиденьями. Затем сел за руль и повернул зеркало. У меня была рассечена губа, а десны кровоточили. Передние верхние зубы шатались. Это меня расстроило. Зубы мои всегда были кривыми, а с годами они к тому же и обкололись, но они появились у меня, когда мне было восемь лет, и я успел к ним привыкнуть. К тому же, других у меня не было.

– Как вы себя чувствуете? – спросила Элизабет.

Я пощупал затылок. Нашел шишку от удара об асфальт. На левом плече была серьезная ссадина. Грудь ныла, и дыхание причиняло боль. Но в остальном все было в порядке. По сравнению с Поли я был в лучшей форме, а только это и имело значение. Я вставил большим пальцем резцы в десны.

– Как никогда прекрасно.

– У вас распухла губа.

– Как-нибудь переживу.

– Надо бы отпраздновать вашу победу.

Я вышел из машины.

– Надо бы поговорить о том, как вывезти вас отсюда, – сказал я.

Элизабет промолчала. В домике привратника зазвонил телефон. Аппарат был древний, с настоящим звонком, звучавшим негромко и успокаивающе. Раздался один звонок, второй. Обогнув капот «кадиллака», я вошел в домик и снял трубку. Произнес имя Поли и через мгновение впервые за десять лет услышал голос Куинна:

– Он еще не приехал?

Я ответил не сразу.

– Десять минут назад, – произнес я, прикрывая микрофон и стараясь изобразить в своем голосе беззаботное веселье.

– Он уже мертв? – спросил Куинн.

– Пять минут назад.

– Хорошо, будь наготове. День обещает быть длинным.

«Это ты точно подметил», – подумал я. В трубке послышался щелчок. Положив ее, я вышел на улицу.

– Кто это был? – спросила Элизабет.

– Куинн.

Впервые я услышал голос Куинна десять лет назад, записанный на магнитофон. Коль вела прослушивание телефонных разговоров. Санкции у нее не было, но в те времена законы в армии были менее строгими, чем на гражданке. Сквозь прозрачный пластмассовый корпус кассеты были видны два маленьких мотка магнитной ленты. Коль достала магнитофон размером с коробку из-под обуви, вставила кассету и нажала клавишу. Мой кабинет наполнился голосом Куинна. Куинн разговаривал с оффшорным банком, договариваясь о переводе денег. Его голос звучал совершенно спокойным. Куинн говорил медленно и раздельно с тем самым безличным акцентом, который вырабатывается за долгие годы службы в армии. Он зачитал номера счетов, назвал пароли и отдал распоряжения относительно суммы в полмиллиона долларов. Большая часть этих денег должна была быть переведена на Багамы.

– Он отправляет наличные по почте, – сказала Коль. – На Каймановые острова.

– Это безопасно?

Она кивнула.

– Достаточно. Куинн рискует только тем, что посылку могут украсть почтовые работники. Но адрес получателя – почтовое отделение, и посылка отправляется в категории «книги». А сейчас книги на почте не воруют. Так что Куинн может быть спокоен.

– Полмиллиона долларов – это большие деньги.

– Речь идет об очень важном оружии.

– Настолько важном?

– А ты так не думаешь?

Я пожал плечами.

– По-моему, все равно, это слишком дорого. За дротик для дартса?

Коль указала на магнитофон. Обращая внимание на голос Куинна, наполняющий помещение.

– Что ж, судя по всему, именно такую сумму ему готовы заплатить. Я хочу сказать, откуда еще у него могли взяться полмиллиона долларов? Определенно, он не отложил их из своего жалования.

– Когда ты совершишь первый шаг?

– Завтра. Ждать больше нельзя. Завтра Куинн получит последние чертежи. По словам Горовского, они являются ключом ко всему.

– Как это пройдет?

– С сирийцем работает Фраскони. Он пометит деньги в присутствии судьи. Затем мы станем свидетелями обмена чемоданчиками. Сразу же откроем чемоданчик, который Куинн передаст сирийцу, на глазах у того же самого судьи. Оформим надлежащим образом содержимое – то есть чертежи. Затем отправимся за Куинном. Арестуем его и опечатаем чемоданчик, который ему передаст сириец. Потом вскроем чемоданчик в присутствии судьи. Обнаружим внутри помеченные купюры. Таким образом, документально зафиксируем факт передачи чертежей в обмен на деньги. То есть Куинну будет крышка. Полная крышка.

– Непробиваемое дело, – согласился я. – Отличная работа.

– Спасибо.

– Фраскони не подведет?

– Без него не обойтись. Сама я не могу общаться с сирийцем. Эти восточные люди ведут себя с женщинами странно. Не могут к нам прикоснуться, посмотреть, иногда не могут даже говорить. Так что этим придется заняться Фраскони.

– Хочешь, я подержу его за руку?

– Его работа второстепенная, – сказала Коль. – Ничего существенного он испортить не сможет.

– Думаю, я все же подержу его за руку.

– Спасибо, – повторила она.

– И он пойдет с тобой осуществлять задержание.

Коль промолчала.

– Один на один я тебя отпустить не могу, – продолжал я. – И ты это понимаешь.

Она кивнула.

– Но я предупрежу Фраскони, что командовать будешь ты. И прослежу за тем, чтобы он это уяснил.

– Ладно, – сказала Коль.

Она остановила магнитофон. Голос Куинна оборвался на полуслове. Это должно было быть слово «долларов», «двести тысяч долларов». Но осталось только «долл». Куинн говорил веселым, жизнерадостным тоном, как человек в разгар игры по-крупному, уверенный в своем выигрыше. Коль достала кассету. Убрала ее в карман. Затем, подмигнув, вышла из кабинета.

– Кто такой Куинн? – десять лет спустя спросила меня Элизабет Бек.

– Фрэнк Ксавье, – ответил я. – Когда-то его фамилия была Куинн. Его полное имя – Френсис Ксавье Куинн.

– Вы его знаете?

Я кивнул.

– Именно поэтому я здесь.

– Кто вы?

– Я тот, кто знал Фрэнка Ксавье еще тогда, когда его звали Френсис Ксавье Куинн.

– Вы работаете на правительство.

Я покачал головой.

– Это сугубо личное дело.

– Что станется с моим мужем?

– Понятия не имею. И если честно, мне все равно.