Стивен Джонс - Запах страха. Коллекция ужаса Страница 70

Окруженные темнотой, мы с мамой, дрожа, держали фонари, пока папа и Дэниел разделывали лошадь. Папа велел нам быть начеку и внимательно смотреть по сторонам, чтобы заметить, если они вернутся. Завернутое в одеяло ружье лежало рядом с ним. Только Джудит не работала. Ее била такая дрожь, что она не могла держать фонарь на холоде.

«Смотрите, какие следы лап на снегу», — сказал Дэниел. «Я видел, — кивнул папа. — Неестественные». Я оторвала взгляд от темноты и посмотрела на следы. Никогда не видела ничего подобного. Они были похожи на огромные капли растопленного воска. И все разного размера, большие, причудливые и беспорядочные. «Рут, следи за темнотой», — сделал мне замечание папа.

Мы сложили большие куски лошадиного мяса в джутовые мешки и понесли в яму, которую папа вырыл у хижины. Там уже лежало мясо овцы. Папа накрыл яму досками и придавил их сверху камнями. «При таком холоде мясо замерзнет и сможет пролежать всю зиму, — сказал папа. — По крайней мере, мы не умрем с голоду». «А как же корова?» — спросила мама. «Загоним ее на ночь в сарай», — ответил папа.

Вернувшись в хижину, мы увидели, что Джудит сидит у очага и кашляет. Огонь ревел, но она все равно никак не могла согреться. Лицо у нее раскраснелось. «Кто-нибудь видел Честера?» — спросила она. Я задумалась. Последний раз собаку я видела еще утром. «И где кошка?» — прибавила Джудит. Я посмотрела на остальных. Они хмурились. «Они что-то почувствовали и убежали?» — задумчиво произнесла мама. «Они должны были очень сильно испугаться, чтобы убежать», — сказал Дэниел. «Может, они и не убегали вовсе», — подумала я.

Ау-ау-ау-аууу. Мы повернулись к окну, в которое бил снег, и прислушались к вою. Они были совсем недалеко. «Заварю кофе. Согреемся», — сказала мама. Ау-ау-ау. Вой теперь звучал еще ближе. Папа перестал расстегивать куртку. «Лучше я побуду ночью в сарае с коровой», — сказал он.

До рассвета оставалось всего несколько часов. Из-за облаков и снега утренний свет казался серым. Пока Джудит кашляла, я выглянула в заледеневшее окно и увидела, как папа выходит из сарая, который был достаточно большим, чтобы вместить его, корову и тюки люцерны, сложенные у дальней стенки. Папа показался мне бледным. Напряженным. Плечи его поникли. Тогда я впервые подумала о нем как о старом человеке. Он осмотрелся по сторонам, держа наготове ружье. Потом помахал мне, чтобы я выходила доить корову и заниматься обычной повседневной работой.

День прошел незаметно. Вечером Дэниел пошел с папой в лес в самом конце долины, они собрали несколько вязанок хвороста и потащили их обратно. Ружье они захватили с собой. Я стирала и помогала тушить баранину, пока мама обтирала Джудит губкой, смоченной в талом снеге, чтобы уменьшить жар.

«Во всей долине только у нас дым из трубы поднимается», — сказал папа, когда они с Дэниелом вернулись. В окно было видно, что снова пошел снег. Снежинки липли на стекло. Мама оторвалась ото лба Джудит. «Должно быть, больше людей уехало, чем мы думали, — сказала она. — Кто знает, может, потому эти твари сюда и повадились». «После засухи и пожаров в горах не осталось добычи, — сказал папа. — И остальные фермы брошены. Во всей долине скотина только у нас осталась».

После ужина Дэниел надел куртку и взял с полки ружье. «Папа, ты две ночи провел в сарае, теперь моя очередь».

Ау-ау-ау-ау-аууу. В темноте я прислушалась к вою. Кашель Джудит все не унимался, и мама пошла делать чай из коры, который, как сказал папа, должен был уменьшить жар. Я услышала, как она тихо произнесла: «Может быть, и нам лучше было уехать».

Утром, перед самым рассветом, я, вздрогнув, проснулась от звука выстрела.

«У меня все хорошо! — донесся из сарая крик Дэниела. — Вышла луна, и я их заметил! Пять собак, как ты и говорил. Одна хромала! Наверное, та, которую ты ранил, папа. Я попал в нее. Остальные убежали».

Мы все, кроме Джудит, оделись потеплее и вышли посмотреть, что подстрелил Дэниел. Небо было синим и холодным. Выглянувшее солнце блестело на снегу, отчего приходилось щуриться. От мороза онемели щеки. Мы вывели корову в загон рядом с сараем и покормили. Потом прошли ярдов сто по следам лап и увидели что-то в снегу. «Хороший выстрел, — похвалил папа Дэниела. — В темноте, после бессонной ночи, на таком расстоянии». Дэниел засиял от удовольствия. «Мне помогала луна, но все равно спасибо», — сказал он.

Снег вокруг убитого существа покраснел. Само существо было коричневым, с заостренными ушами и черным кончиком хвоста, как и описывал папа. Острые зубы были оскалены, как будто оно умерло, рыча. Холодный ветер гнал по земле тучки снега. «Сказать трудно, но, по-моему, у нее дырка от пули на передней правой лапе», — неуверенно промолвил Дэниел. «Наверное, это от моего выстрела, — сказал папа. — А вот твой, в груди. От него она и умерла».

А сказать было трудно, потому что животное было истерзано: брюхо вспорото, из левого бока вырван кусок. «Проклятые твари сожрали одну из своих!» — воскликнул папа. «Какие же они голодные», — сказала мама. «Не знал, что они бывают такими крупными, — удивился папа. — От носа до кончика хвоста тут все пять футов будет. Наверное, это помесь».

«Но ее не просто хотели съесть, — заметил Дэниел. — Что с ее лапами, ушами, мордой?» «Наверное, обгорели, когда в горах был пожар», — предположил папа. Я больше не могла смотреть и отвернулась. Лапы зверя были покрыты страшными шрамами и ожогами, как будто огонь выжег подушечки; шерсть опалена, уши изодраны. Нос был так обожжен, что даже потерял форму. «Этот, как видно, попал в огненную ловушку», — сказал папа.

Ау-ау-ау.

Мы повернулись к ближайшему холму. «Днем? — удивился папа. — Они воют при свете дня? Никогда такого не слышал». Ау-ау-ау. «Они наблюдают за нами», — сказал Дэниел. «Да, — ответил папа. — Рут, достань нож, освежуем то, что осталось, — сказал он мне. — Даже если на шкуре шрамы, ее можно использовать. Ничто не должно пропадать, даже это. Кроме того, я хочу, чтобы они увидели, что мы с ними делаем. Чтобы знали, что нас нужно бояться». Мама сказала: «Ты говоришь так, будто они умные и могут думать». «Не сомневайся, они умные, — ответил папа. — Мне в детстве один траппер рассказывал, что эти твари охотятся стаей лучше, чем волки».

Вечером, под кашель Джудит, я ножом счистила со шкуры остатки мяса. Потом растянула ее на раме, как учил папа, чтобы шкура высохла, не съежившись. Мама снова напоила Джудит чаем с корой. Дэниел наточил нож и топор. Пока металл звенел о камень, я подошла к окну и посмотрела на лампу в сарае, где папа охранял корову.

Ночью умерла Джудит. Она все время кашляла, ее грудь ходила ходуном, и ей не хватало дыхания. Щеки сделались пунцовыми, но она продолжала бороться. Потом ее губы и лицо посинели, и спустя два часа она умерла. Мама, рыдая, прижала ее к себе. Дэниел не отрывал взгляд от пола. Я стояла у окна и смотрела на темный сарай.

Между хижиной и сараем темным пятном по снегу промелькнула тень. Потом еще одна. Вой слышался очень близко. Раздался выстрел, но мама его как будто не заметила и продолжала плакать. «У меня все хорошо! — крикнул из сарая папа. — Они убегают! Только на всякий случай не открывайте дверь!»

Потом стало тихо, и ночную тишину нарушали только ветер и всхлипы мамы. «Нужно рассказать папе», — проговорила я. «Расскажем, когда рассветет, — ответил Дэниел. — Если мы расскажем ему сейчас, это Джудит не поможет». Мама начала тихонько молиться: «Если я пойду и долиною смертной тени…» Я подошла к ней и взяла ее за руку. «Бедная Джудит», — сказала я. Глаза мамы покраснели. «Не убоюсь зла», — прошептала она, прижимая ее к себе.

Когда утром вернулся папа, он остановился в дверях и сразу понял, что произошло. Брови его сдвинулись, он подошел к маме, которая все еще держала Джудит, и опустился передней на колени. «Господи, дай нам силы», — тихо произнес он. В окно я увидела на снегу следы. Папа заплакал. Мне захотелось показать ему, какая я храбрая. «Я займусь делом, папа, — сказала я. — Пойду подою корову».

Куртка почти не согревала меня, пока я сначала доила, а потом кормила корову в стойле. Взяв вилы, я перебросила навоз на кучу у стойла. С вершины холма за мной наблюдали четыре коричневые точки.

Мама нарядила Джудит в ее лучшую одежду. Она называла ее «церковной одеждой», хотя в церкви мы не были уже два года. Папа положил Джудит на кухонный стол, и мы по очереди стали читать Библию. Про Иова и Лазаря, про воскресение Христово. Только мама не читала. Она плакала и не могла заставить себя читать. Потом папа с Дэниелом оделись и пошли в сарай за лопатами и киркой. Весь день до самого вечера они копали. Это напомнило мне о том, как они хоронили других моих сестру и брата, когда мы жили в другой долине. Могилу они вырыли в хорошем месте, возле яблони. Джудит это понравилось бы. Она любила яблоки. Земля замерзла так, что сделалась как каменная, и, когда Дэниел с папой вернулись в хижину, пот лился с них ручьем.