Полина Дашкова - Золотой песок Страница 72

– Спасибо, – кивнул капитан, – не откажусь. Газеты и журналы были сложены в строгом хронологическом порядке. Сверху лежал свежий майский номер толстого ежемесячного журнала «Калейдоскоп». Глянцевая яркая обложка, тонны рекламы, минимум текстов, обычный набор – на первом месте проблемы секса, пикантности из жизни секс-символов эпохи, потом немного политики, мода, косметика, мистика, несколько диет для быстрого похудания, гороскоп. Где-то в середине целый разворот отдан интервью с писателем Годуновым. Две большие цветные фотографии. На одной писатель за своим компьютером, на другой – во дворе на лавочке с дочерью Машей.

Леонтьев пробежал глазами гладкий, совершенно пустой текст. Судя по всему, писатель Годунов не любил давать интервью. Довольно скоро Леонтьев понял почему. Корреспонденты разных изданий задавали одинаковые вопросы: «Почему вы начали писать детективы? Где вы берете сюжеты? Что думаете о сегодняшнем книжном рынке? Ощущаете ли конкуренцию? Как относитесь к тому, что за год стали знаменитым? Каковы ваши творческие планы?»

В преамбуле к одному из интервью, опубликованному в сомнительной молодежной газетенке, было сказано, что Годунов отказывается отвечать на вопросы, касающиеся его личной жизни. Известно, что писатель был женат один раз, развелся семь лет назад, имеет дочь Марию двенадцати лет.

«Я попросил писателя рассказать о его первой любви, – признавался корреспондент. – Читатели замечают, что при всем разнообразии и непохожести героев в романах сквозит образ одной и той же женщины, которая выступает под разными именами, но ее всегда можно узнать по светло-карим глазам, длинным русым волосам. У нее тонкие пальцы и длинная шея. Главный герой любит ее преданно, но безответно, что не мешает ему иметь и другие привязанности. Я спросил: это некий идеал или существует реальный прототип? Никакого ответа я не получил. Ну что ж, у автора детективов должны быть свои тайны».

Только в самых первых интервью было что-то живое. Умные, небанальные вопросы, подробные ответы. Чувствовалось, что собеседники симпатичны и интересны друг другу. Но таких интервью оказалось всего два. Дальше шли пустые общие слова. Попадались обзорные статьи с упоминанием имени Годунова в ряду самых популярных детективщиков, анонсы новых романов.

Леонтьев заметил странную закономерность. Чем более знаменитым становился Годунов, тем примитивней делались интервью. Слава росла, и пропорционально ее росту падали профессиональный уровень и добросовестность журналистов, беседующих с писателем. Капитан понял почему.

Первые журналисты задавали вопросы писателю книги которого прочитали, выделили из общей массы, открыли для себя благодаря собственному вкусу и чутью. А потом пошли те, кто клевал только на имя, на известность и ни строчки не прочитал.

Леонтьев выписал в свой блокнот пару журналистских имен, из тех, что интервьюировали Годунова в самом начале. Николай Зигс и Татьяна Владимирова. Судя по вопросам, эти двое были самыми умными и добросовестными из всей прочей журналистской братии. С ними хотелось побеседовать.

Надежда Семеновна принесла кофе и заглянула Леонтьеву через плечо. Он читал критическую заметку в «Новых известиях», которая называлась «Как же нам без достоевщины?».

"Гордость переполняет этого интеллигентного молодого человека оттого, что ему известно, например, кого на блатном жаргоне называют опущенными, и он, используя свою утонченную лексику, объясняет это нам, несведущим. Вообще заметно, что уже совсем было заскучавший без застойных задушевных разговоров богемный мужчина вновь ожил. Интерес к жизни в нем пробудили наемные убийцы, красиво именуемые киллерами, экстрасенсы и сексуальные маньяки, спрятанные под маской благопристойных чиновников. Все эти атрибуты восторженно кочуют из романа в роман.

Окончивший Литературный институт и вращающийся в богемных кругах, Виктор Годунов с явным удовольствием фантазирует на тему неведомых ему темных сторон жизни, о которых он слышал от своих точно таких же знакомых. Примерно с аналогичной достоверностью Годунов мог бы описывать внеземные цивилизации или царство гномов… Наконец, надо пожелать Виктору Годунову, если ему, не дай Бог, доведется общаться с реальным наемным убийцей, пусть он обладает хотя бы половиной того благородства, каким он наделил его в своем произведении".

Под шедевром критической мысли стояла подпись

«Мария Тюльпанова».

– Тьфу, дура. Накаркала, – пробормотал капитан под нос.

– Простите, что вы сказали? – Надежда Семеновна осторожно наливала ему кофе из старинной мельхиоровой турки в фарфоровую чашку, такую тонкую, что в руки взять страшно.

– Очень уж гадостная статейка, – поморщившись, объяснил капитан.

– Гадостная? Ну что вы, это же крик души. Человек ночами не спит от лютой зависти. А это крайне вредно для здоровья. Знаете, многие болезни от зависти. Она гложет, сжигает заживо. Иммунитет резко падает, кровяное давление подскакивает, начинаются всякие сложные хвори.

– И как Никита реагировал на этот «крик души»? – криво усмехнулся капитан. – Он искренне пожалел автора. – Пожалел? Не обиделся, не разозлился?

– Ну разве можно обижаться и злиться на убогого человека?

– Мне кажется, вы слишком снисходительны, – усмехнулся капитан.

– А как же без снисхождения? Завистник самого себя так сильно наказывает, как никто другой не сумеет. Я же говорю вам, зависть – это болезнь, медленное самоубийство.

– Или мотив убийства… – капитан отхлебнул кофе, – скажите, Никита, случайно, не был знаком с этой самой Тюльпановой? Ни разу их пути не пересекались?

– Почему вы спрашиваете?

– Очень много личного в статейке. Невозможно так сильно ненавидеть человека, которого совсем не знаешь, просто за то, что он талантливей тебя.

– Ну, во-первых, Тюльпанова – псевдоним. На самом деле писал мужчина. Его лично Никита не знает, но в газете работает один его давний приятель. Он позвонил Никите, хотел предупредить, что выйдет такая вот статейка, ну, знаете, заранее подготовить. Правда, под большим секретом. Материал-то платный.

– Даже так?

– Да. Представляете, человек деньги заплатил, и не маленькие, чтобы часть своей кипящей желчи излить на публику, до того ему тяжко все это в себе держать.

– А настоящую фамилию автора этот знакомый не называл, не знаете?

– К сожалению, нет. Честно говоря, мы не так уж много беседовали с Никитой на эту тему. Он забыл на следующий день.

– Ну хорошо, Надежда Семеновна, а фамилию того знакомого, который работает в газете, тоже не знаете?

– Миленький мой, у Никиты столько этих газетных и журнальных знакомых, разве я могу всех помнить? Он ведь много лет занимался журналистикой, сотрудничал с разными изданиями. Хотите курить? – она заметила, что Леонтьев теребит в пальцах сигарету,

И поставила перед ним пепельницу. – Не стесняйтесь. Я спокойно отношусь к дыму. Послушайте, Андрей Михайлович, вы мне главного не сказали. Насколько я знаю, никакого уголовного дела не возбуждено. Принято официальное решение, что произошел несчастный случай, и виноватых искать никто не собирается. д вы из уголовного розыска, и вопросы задаете вполне целенаправленные. Это как же понимать?

– Это понимать так, Надежда Семеновна, что я лично сомневаюсь в несчастном случае и пытаюсь выяснить, а вдруг они все-таки есть, виноватые?

– То есть вы не исключаете убийство?

– Не исключаю.

– И пытаетесь найти убийцу?

– Пытаюсь.

– Спасибо, миленький.

– За что?

– За то, что вам не все равно. Вы даже не представляете, как это важно, чтобы кто-то нашел убийцу или хотя бы попытался.

– Вы кого-то подозреваете?

– Нет-нет-нет, – она покачала головой, – никого я не подозреваю.

– Но ведь были у Никиты враги, недоброжелатели? Вы сказали, он ничего от вас не скрывал.

– Не было у него врагов, – быстро проговорила Надежда Семеновна и отвернулась.

– Ну как же? – вскинул брови капитан. – Вот хотя бы автор этой статейки…

– Пустое, – она стянула со спинки стула вязаную шаль, накинула на плечи, закуталась, словно ей вдруг стало холодно. – Врагов у Никиты нет, – повторила она, чуть повысив голос, – их нет потому, что он не отвечает им взаимностью.

– То есть?

– То есть обидеть его может только человек, которого он любит. Только очень близкий человек.

– Такое случалось?

– Никогда.

– Простите, Надежда Семеновна, я понимаю, вопрос очень личный, но как же развод с женой? Там что не было никаких обид?

– С Галочкой они расстались мирно. Они просто не любили друг друга, и им было совсем не больно.

– А ребенок?

– А что ребенок? Машенька не лишена ни матери ни отца. С ней все нормально, – быстро, сердито проворчала Надежда Семеновна и вскинула на капитана близорукие глаза, – еще кофе?