Роберт Уилсон - Тайные убийцы Страница 73

— И он носил длинные волосы.

— И у него были высокие скулы, — добавил Ково. — И длинный нос: часть носовой перегородки осталась нетронутой. Думаю, у этого человека была довольно примечательная наружность, вот почему над ним так потрудились, чтобы стереть его черты.

— Удивляюсь, почему они не раздробили ему зубы.

— Для надежности им пришлось бы выдергивать их по одному, а это слишком долго, — объяснил Ково. — Давайте я вам покажу, что я сделал.

Сделав последнюю долгую затяжку, Ково затушил свой «дукат» в пепельнице, и они прошли в студию. Свет с улицы озарял здесь лишь определенные участки. Посреди помещения высилась каменная глыба, из которой выступали лица. На всех было выражение борьбы, словно они были заключены внутри скалы и теперь выглядывали наружу, отчаянно стремясь освободиться из постыдного плена косной материи. А из сумрака на них глядели зрители, расположившиеся вдоль стен: сотни голов, некоторые — из глины, некоторые — устрашающе жизнеподобные — из воска.

— Я мало кого сюда вожу, — заметил Ково. — Люди пугаются.

— Думаю, их пугает тишина, — сказал Фалькон. — Невольно ожидаешь, что все эти лица должны как-то себя проявлять, издавать звуки.

— Это зрелище слишком напоминает о смерти, — проговорил Ково. — Я не художник, я ремесленник. Я могу воссоздать лицо, но не могу вдохнуть в него жизнь. Все они неживые, их не воспламеняет душа. Я словно бальзамирую людей с помощью воска и глины.

— Лица, которые выступают из камня, кажутся мне живыми, — сказал Фалькон.

— Видимо, я начал ощущать границы, которые устанавливает моя собственная смертность, — ответил Ково. — Давайте я вам покажу вашего друга.

Справа от каменной глыбы стоял стол, на котором лежало что-то похожее на четыре головы под покрывалом.

— Я сделал четыре копии его головы без лица, — сказал Ково. — Потом я сделал серию набросков его предполагаемой внешности. И наконец я начал строить модель.

Он поднял покрывало, показав первую голову. У нее не было ни носа, ни рта, ни ушей.

— Здесь я пытался понять, сколько кожи и жира было у него на лицевых костях, — пояснил Ково. — Я осмотрел его тело и оценил толщину кожных покровов и жировых отложений.

Он показал две следующих головы.

— Здесь я работал с чертами лица, пытаясь одновременно поместить на лицо нос, рот, уши и глаза, — сказал Ково. — Третья голова, как вы, наверное, видите, выполнена более тонко. Дойдя до этой стадии, я еще поработал с волосами и цветом. Четвертую я сделал вчера вечером. Сегодня утром я ее раскрасил и добавил волосы. На мой взгляд, это самая близкая модель.

Покрывало соскользнуло. Фалькон увидел голову с карими глазами, длинными ресницами, орлиным носом и острыми скулами, при том что сами щеки были слегка впалыми. Борода была совсем короткая, ниспадающие волосы — длинные, темные, а зубы — идеальные, белоснежные.

— Боюсь только, что я увлекся, — заметил Ково, — и сделал его слишком уж щеголем.

Фалькон фотографировал, пока Ково выбирал самые удачные наброски, отражающие другие возможные варианты внешности. В одиннадцать утра Фалькон уже ехал на ту сторону реки, обратно в управление полиции. Наброски отсканировали, изображение жертвы ввели в компьютер. Он позвонил Пинтадо и попросил его переслать по электронной почте рентгеновские данные о зубах убитого. Он собрал на одну страницу сведения о предполагаемом возрасте жертвы, о росте и весе, а также данные об операции грыжи, татуировках и трещине в черепе. Он позвонил Пабло, и тот дал ему электронный адрес нужного сотрудника СНИ в Мадриде, который разошлет эту информацию по всем разведслужбам, а также в ФБР и Интерпол.

Когда он уходил, позвонил Рамирес.

— Я поговорил с хирургом в больнице, он специалист по операциям на сосудах, — сообщил он. — Он опознал нитки швов, которые извлекли из трупа: марка — «Сурумеш», их производит компания «Суру интернешнл лимитед», город Бомбей, Индия.

— Он их использует?

— При паховой грыже он применяет немецкие, марки «Тимеш».

— Ты расширяешь сферу своих познаний, Хосе Луис.

— Я в полном восторге, — сухо отозвался Рамирес. — А еще он сказал, что «Суру интернешнл», вероятно, снабжает больницы через посреднические компании, которые торгуют медицинским оборудованием и препаратами.

— Я поговорю с Пабло. СНИ может получить их список у «Суру интернешнл».

— Им надо будет связаться с больницами, которые снабжали эти поставщики. Вполне возможно, что одна больница может получать нитки от разных производителей. А еще есть клиники, которые специализируются на грыже. Это займет много времени.

— Мы продвигаемся по нескольким фронтам, — сказал Фалькон. — Сейчас у меня есть модель лица, с ней можно работать. У нас есть рентгеновские данные по его зубам. Я все больше думаю об Америке. С ним поработали стоматологи…

— Обычно паховая грыжа случается после сорока лет, — сказал Рамирес. — Доктор Пинтадо предполагает, что этому типу сделали операцию года три назад. Значит, мы должны рассматривать лишь последние четыре года таких операций, максимум — пять. По всему миру их за это время провели что-нибудь около двух с половиной миллионов.

— Оставайся оптимистом, Хосе Луис.

— До встречи в следующем году.

Фалькон сообщил ему о встрече с судьей дель Реем, намеченной на полдень, и попрощался. Он послал тому же «нужному человеку» из СНИ запрос о «Суру интернешнл». Он снова встал, чтобы уйти. Завибрировал его личный мобильный, но на экране не высветилось никакое имя. Все равно он принял звонок.

— Diga, — сказал он.

— Это я, Консуэло.

Он медленно сел, думая: о господи. Внутри у него что-то дрогнуло, кровь побежала быстрее. Сердце громко стучало в голове.

— Давненько, — произнес он.

— Я смотрела новости, узнала про Инес, — проговорила она. — Хотела сказать тебе, что мне очень жаль. Хочу, чтобы ты знал: я о тебе думаю. Я знаю, ты сейчас, наверное, занят, так что я не буду тебя отвлекать.

— Спасибо, Консуэло, — ответил он, желая, чтобы в голову пришло что-нибудь еще. — Приятно снова услышать твой голос. Когда я увидел тебя на улице…

— И насчет этого мне тоже жаль, — сказала она. — Это не могло быть иначе.

Он не понимал, что она имеет в виду. Ему нужно было сказать что-то, чтобы удержать ее у телефона. Ничего подходящего он придумать не мог. Голова у него была забита мыслями о трупе, нитках для зашивания грыжи и двух с половиной миллионах операций по всему миру.

— Я не должна тебя отрывать, — сказала она. — У тебя сейчас, наверное, все очень напряженно.

— Хорошо, что ты позвонила.

— Это самое меньшее, что я могла сделать, — ответила она.

— Знаешь, я был бы рад, если бы ты объявилась еще.

— Я о тебе думаю, Хавьер, — сказала она, и на этом все кончилось.

Он откинулся на спинку кресла, глядя на телефон; ее голос по-прежнему звучал внутри него. Она хранила его номер все эти четыре года. Она думает о нем. Имеет ли все это значение? Может быть, это была просто дань вежливости? Но ему так не показалось. Он записал ее номер в память телефона.

На автостоянке за зданием управления полиции было адски жарко, в ветровые стекла машин било ослепительное солнце, висевшее в безоблачном небе. Фалькон сел в машину, струя воздуха из кондиционера ударила ему в лицо. Эти ее несколько фраз, сам звук ее голоса, — все это открыло в его памяти целую главу, которую он несколько лет держал закрытой. Он покачал головой и выехал со стоянки. Он направился в район Сересо кружным путем, через старую площадку «Экспо», и переехал реку по мосту Аламилло. Он оказался на месте взрыва одновременно с Рамиресом.

— Есть новости насчет электриков? — спросил Фалькон.

— Звонил Перес. Они обошли семнадцать строек. Ничего.

— Чем занимается Феррера?

— Охотится на свидетелей, которые могли видеть, как нашего приятеля с грыжей кидают в мусорный бак на улице Ботерос.

Они вошли в здание детского сада. Судья дель Рей в одиночестве ждал их в классе. Они уселись на парты. Дель Рей, сложив руки на груди, смотрел в пол. Он с исчерпывающей полнотой изложил им все главные факты, которые на данный момент обнаружило следствие. Он не использовал никаких заметок. Он правильно назвал фамилии всех марокканских свидетелей. У него в голове имелся полный график событий, происходивших внутри и вокруг мечети. Он явно решил произвести впечатление на двух детективов, и ему это удалось. Фалькон почувствовал облегчение Рамиреса. Человек, заменивший Кальдерона, не был болваном.

— Больше всего меня беспокоят два самых заметных момента среди недавних событий, — сказал дель Рей. — Самоубийство Рикардо Гамеро и предположение, что его источник был двойным агентом.

— Один из охранников Археологического музея в парке Марии-Луизы видел Гамеро, — сообщил Фалькон. — Полицейский художник пытается составить портрет человека, с которым на глазах у этого свидетеля разговаривал Гамеро.