Вильям Кобб - Клуб Мертвых Страница 73

За бюро сидел человек, не поднявший даже головы при входе арестанта. Это был господин Варнэ, следователь. Неподалеку за маленьким столом сидел его секретарь, с любопытством взглянувший на вошедшего.

Жандарм, введя арестанта, вытянулся у дверей.

— Хорошо, — сказал следователь, по-прежнему не поднимавший головы. — Жандарм, вы можете идти…

Дьюлуфе остался стоять у дверей.

— Сядьте, — сказал ему следователь, перелистывая лежавшие перед ним бумаги.

Дьюлуфе повиновался.

Прошло несколько минут. Дьюлуфе больше не думал. Он был захвачен колесами страшной машины правосудия.

Молчание тяжело давило его, ему хотелось, чтобы следователь заговорил.

По мере того, как длилось ожидание, присутствие духа покидало его. Он приготовил было несколько ответов и теперь забыл их.

Наконец следователь оттолкнул от себя бумаги и поправил синие очки, скрывавшие его глаза.

— Как вас зовут? — спросил он.

Дьюлуфе вздрогнул.

Варнэ повторил вопрос.

— Варфоломей Дьюлуфе!

— Сколько лет?

— Пятьдесят два.

— Родился в…?

— В Тулоне.

— У вас есть еще прозвище?… Вас зовут, кажется, «Китом»?

— Да, — отвечал Дьюлуфе. — Это потому, что я был толст. Прежде…

Новая пауза.

— Вы знаете, без сомнения, что ваше положение очень серьезно, — раздался снова спокойный и монотонный голос следователя… — Для вашей же пользы я предупреждаю вас, что только абсолютная искренность может обещать вам снисхождение судей.

Дьюлуфе хотел отвечать, но Варнэ остановил его жестом.

— Не спешите говорить,— сказал он. — Вы видите перед собой не врага. Следователь — это исповедник, вы можете ему все сказать. Итак, помните, что малейшая ложь повредит вам.

Впрочем, все красноречие следователя было бесполезно. Дьюлуфе и не думал теперь о том, что могло или не могло ему повредить. Его грудь была сжата, как в тисках.

— Я начинаю — продолжал следователь. — Не спешите с ответами, обдумывайте хорошенько, у вас есть время… Вы принадлежите к шайке, носящей имя «Парижские Волки», не правда ли? Это неоспоримо, и я иду далее. Ведь это правда? Вы принадлежите к этой шайке?

— Да, — отвечал Дьюлуфе.

— Глядя на вас, — продолжал Варнэ, — я не вижу на вашем лице печати преступных инстинктов, и я готов верить, что вы не раз были увлечены гораздо далее, чем хотели.

Голос следователя принял ласковое, дружеское выражение. Это обмануло грубую, но наивную натуру Дьюлуфе.

— О! Да, это правда!

— Вы слабы… О! Слабость ведет далеко… И я уверен, что в вашу душу уже проникло раскаяние…

Как ни был ограничен ум Дьюлуфе, но это преувеличенное снисхождение изумило его. К чему следователь не приступал прямо к делу? Слово «раскаяние» звучало фальшиво в его устах. К тому же он, Дьюлуфе, не произнес ни одного слова, которое могло бы дать повод к подобным заключениям.

Следователь не спускал глаз с его лица. Очевидно, он пытался прочесть там впечатление, произведенное его словами.

— Вы были очень виновны, Дьюлуфе, — сказал он. — Само ваше стремление скрыться от розысков правосудия доказывает, что вы вполне сознавали лежавшую на вас огромную ответственность…

— Черт побери! — пробормотал Дьюлуфе, которым начинало овладевать глухое раздражение. — Уж не надо ли было мне самому лезть в лапы жандармов?

— Не говорите так. До сих пор ваше поведение было прилично, не заставляйте меня отказаться от доброго мнения, которое я составил о вас. Друг мой, мы хорошо знаем, что значит увлечение. Без сомнения, дурные советы увлекли вас на путь зла, привели на край бездны, в которую вы готовы упасть. Расскажите мне о первых годах вашей жизни…

— Я страдал, — сказал отрывисто Дьюлуфе, — я страдал, когда я был мал, я страдал потом, я страдаю и теперь… Вот моя жизнь. Она очень проста.

— Это очень печально, — заметил Варнэ, — но, скажите мне, не пытались ли вы когда-нибудь вернуться к добру?

— К добру! А я знаю, что это такое? Я знаю только каторгу и трущобы больших городов. Разве это путь к тому, что вы называете добром?

— Прежде всего надо отказаться от дурных знакомств, которые вас соблазняют на преступления.

— У каждого свои друзья. Я не хочу бросать своих.

— Согласен. Но можете ли вы называть друзьями людей, которые, подобно Бискару, сделали вам столько зла?

Дьюлуфе поднял голову и его взгляд встретился со взглядом следователя.

— Бискар умер! — сказал он твердо.

— Вы думаете? — спросил следователь, снова перелистывая бумаги. — Вы твердо в этом уверены?

— Бискар умер! — повторил Дьюлуфе.

Варнэ вздохнул.

— В таком случае, — сказал он, — бесполезно сообщать вам некоторые факты, которые, мне кажется, должны интересовать вас… Они, в таком случае, основаны на клевете…

— Факты… интересные для меня?…

— Да… впрочем, я сообщу их вам… Может быть, узнав содержание одной из этих бумаг, вы будете не так уже уверены в смерти Бискара. Желаете послушать?

— Разве я свободен?

Следователь, казалось не расслышал этой логичной фразы и продолжал.

— У вас была любовница, которую звали «Поджигательницей»?

Смертельная бледность покрыла лицо Дьюлуфе и его руки судорожно сжались.

— Да, — отвечал он.

— Вы знаете, что она умерла?

Дьюлуфе утвердительно кивнул головой.

— Умерла в страшных муках, — продолжал следователь. — Но вы не знаете, без сомнения, что перед смертью к ней вернулось сознание и она рассказала, каким образом произошел случай, стоивший ей жизни…

Дьюлуфе не пошевелился.

— Я сказал — случай… Это выражение не совсем точное, так как эта женщина стала жертвой ужасного преступления, такого ужасного, что, несмотря на ее преступность, я невольно чувствую к ней жалость… Мне говорили, что вы ее очень любили?

— Это правда! — сказал хриплым голосом Дьюлуфе.

— Слушайте же. Я зачитаю сейчас показания, которые дала эта несчастная за несколько минут до своей смерти…

Секретарь взял поданную ему следователем бумагу и начал читать ровным, монотонным голосом.

«Сегодня, мы… товарищ королевского прокурора, были приглашены в один из домов улицы Арси. Там в одной из комнат второго этажа, мы нашли лежащую на постели женщину, пребывающую в ужасных муках вследствие ожогов, полученных во время пожара.

Три человеколюбивые особы окружили ее и одна из них, маркиза Ф., послала за нами, чтобы записать последние показания умирающей.

Мы, подойдя к постели и сообщив умирающей наш чин и звание, сняли с нее следующий допрос:

Вопрос:— Как ваше имя?

Ответ: — У меня нет имени. Меня звали «Поджигательница»… Я сама сгорела.

Вопрос:— Имеете вы что-нибудь сообщить?

Ответ:— Да, я хочу чтобы убили, чтобы сожгли убийцу!

Вопрос:— Кто убийца?

Ответ:— Волк!…

Ответы этой женщины прервались раздирающими душу криками, так что только с трудом мы могли уловить истинный смысл ее слов.

Вопрос:— Кого вы подразумеваете под именем «Волк»?

Ответ:— Его!… Разбойника! Биско!

Вопрос:— В каком убийстве вы его обвиняете?

Ответ:— В моем… Какое мне дело до других!… Он меня убил… Он меня сжег!… Я хочу, чтобы его сожгли!

Вопрос:— Правосудие будет совершено. Но для этого необходимо, чтобы вы рассказали подробно, как все произошло.

Ответ:— Вчера… Я встретила Биско…

Вопрос:— Вы уверены, что вы не ошиблись? Тот, кого вы зовете Биско и который не кто иной, как так называемый Биско или Блазиас, умер уже три дня тому назад.

Тут умирающая громко расхохоталась.

Ответ:— Умер! Нет, это неправда!… Это было не привидение. Разве у привидений есть зубы, чтобы кусать, когти, чтобы терзать?… Это был он!… Вы думаете, что я лгу?… Спросите тогда у моего Дьюлу… Ведь он помог ему спрятаться…»

На этом месте следователь прервал чтение.

Выражение лица Дьюлуфе было ужасно.

— Этот рассказ произвел на вас слишком сильное впечатление, — сказал господин Варнэ. — Может быть, вы слишком слабы, чтобы быть в состоянии прослушать его до конца?

— Нет, продолжайте! — сказал, стиснув зубы, Дьюлуфе. Чтение возобновилось.

« Вопрос:— Предположим, что это был Биско, что же дальше?

Ответ: — Мы поссорились… Я немного выпила… Я упрекала его, что он погубил Дьюлу… Я не хотела, чтобы он дал его схватить… Я назвала его громко по имени… Он запретил мне повторять… Он стал грозить мне, говоря, что если я изменю ему, выдам его… Он тогда разорвет меня, убьет, истолчет в ступке. Я расхохоталась ему прямо в лицо и убежала.

Вопрос:— Он вас преследовал?

Ответ:— Нет.