Ли Чайлд - Триллер Страница 75

С этими словами Рита решительно захлопнула за собой дверцу.

Мэгги и Кэтлин в немом изумлении взирали друг на друга, совершенно ошеломленные. И только когда мать Гарольда уже поднималась на крылечко дома, Мэгги заметила, что старушка больше не ковыляет. Нет, она шагала прямо и ровно, хотя трость осталась на заднем сиденье «тойоты».

Грант Блэквуд

Бриггз Таннер, главный герой дебютного романа Гранта Блэквуда «Конец врагов» («The End of Enemies»), становится случайным свидетелем убийства неизвестного, после чего его втягивают в заговор, и он попадает сначала в Японию, затем на затерянный тихоокеанский остров и в конце концов на кривые улочки Бейрута, где частенько постреливают.

В романе «Стена ночи» («The Wall of Night») мир неумолимо катится к катастрофической войне, а Таннер возвращается в Китай, чтобы раскрыть тайну, которая преследует его вот уже двадцать лет.

В романе «Эхо войны» («An Echo of War») Таннер отправляется на поиски пропавшего родственника, но неожиданно для самого себя включается в охоту за биологическим оружием, разработанным в секретном бункере в последние дни Первой мировой войны.

В приведенном ниже рассказе «Жертвенный лев» вниманию читателей представлен персонаж по имени Генри Колдер, британский шпион, который тайно едет с «невыполнимой миссией» в Восточный Берлин времен холодной войны. В те годы судьба Европы, да и, возможно, всего мира, висела на волоске. Но «Жертвенный лев» не простая шпионская история, это еще и своеобразный мостик между поколениями. Генри Колдер приходится дедом новому герою Блэквуда — Сэму Колдеру, который через пятьдесят пять лет после роковой миссии деда оказывается в самом эпицентре бурных событий и вступает в противоборство с агентами-предателями, боссами мафии, правящей элитой Вашингтона и олигархами, стремящимися взять бразды правления Америкой в свои руки.

В настоящее время Блэквуд планирует написать несколько произведений о приключениях Сэма Колдера.

Оба Колдера, и дед, и внук, живут в то время, когда мир пребывает в крайне хрупком равновесии.

Но и Генри, и Сэм готовы к осуществлению «невыполнимой миссии».

Грант Блэквуд

Жертвенный лев[88]

Москва, январь 1953 года

Генри Колдер услышал шаги и понял: настал его последний час.

Для чего разыгрывался этот спектакль: чтобы вселить страх в заключенных или же внушить мысль, что никто не скроется от всевидящего ока Сталина? Так или иначе, все обитатели застенков Лубянки узнавали зловещую поступь охранников по коридору. Звук их шагов наводил ужас, их вид производил сильное впечатление. Но Генри уже давно готовился к этому дню, и единственной его мыслью было: «Ну вот все и закончилось».

Перед ним увели как минимум троих бедолаг, и каждый получил в голову пулю из пистолета Макарова. Как и большинство заключенных, они до последнего твердили о своей невиновности, пока их затылка не коснулась ледяная сталь пистолетного дула.

Звуки шагов замерли за дверью. Генри в последний раз оглядел помещение: стандартная мрачная камера без окон с брошенным на полу соломенным матрасом и переполненной парашей в углу. Стены выкрашены в серый и гнойно-желтый цвета. Щель между дверью и стеной — единственный источник света. Солнечного света Генри не видел уже сорок дней. Удивительно, но больше всего он страдал не от пыток, не от постоянного чувства голода и холода, а именно от отсутствия солнца. Как же ему хотелось оказаться под чистым небом!

Тело отказывалось повиноваться. С тех пор как заплечных дел мастера принялись за него, Генри исхудал настолько, что ребра и ключицы буквально выпирали из кожи. Нос и правая рука были сломаны, а яички… в общем, он не мог заставить себя посмотреть на них. Ступни раздулись от многочисленных гематом, пальцы на ногах почернели.

«Похоже, я лишился всех ногтей, — печально усмехнулся Генри. — Не носить мне больше сандалии».

Кроме всего прочего, он страдал от сильного и мучительного кашля. Наверное, пневмония. А может, что-то другое.

Снаружи отодвинули засов. Генри сгорбился и придал лицу безразличное выражение. Дверь широко распахнулась. В коридоре одетые полностью по форме стояли два знакомых охранника, которых он про себя окрестил Борис-один и Борис-два.

— На выход! — скомандовал Борис-один.

Сделав пару неуверенных шагов, Генри рухнул прямо между охранниками. Он уже давно подозревал, что является единственным заключенным в этом блоке, и теперь убедился в верности своей догадки. Двери всех камер были открыты настежь, показывая только непроглядную темень и голые лампочки, свисающие с потолка. Коридор заканчивался массивной дверью, и, когда они приблизились к ней, Борис-один крикнул по-русски:

— Открывай! Заключенный номер один-ноль-девять-два.

Дверь с грохотом распахнулась. Они вышли и повернули налево. У Генри затряслись руки, и он сжал кулаки. «Ты молодец… ты все сделал как надо…» Затем они начали спускаться по лестнице. Чем ниже, тем слабее становился проникающий сверху свет; когда ступеньки закончились, вокруг стояла почти полная темнота. Впереди смутно угадывался дверной проем. Генри застыл на месте, ноги отказывались двигаться. Идущий позади Борис-два осторожно, едва ли не нежно, положил руку ему на талию. Впервые за сорок дней до Генри дотронулись не с целью причинить боль. На глаза у него навернулись слезы. «Давай, Генри».

Он поковылял во мрак. У двери Борис-один шагнул в сторону и щелкнул каблуками сапог, словно хотел привлечь внимание. Генри судорожно набрал полные легкие воздуха и переступил порог.

«Два месяца, — подумал он. — Господи, неужели это все?»

А сколько ему довелось пережить…

Понимая, что бонзы из МИ-6 не одобрят его план, Генри первым же рейсом вылетел из Лондона в Вашингтон. В аэропорту он взял такси до Е-стрит, где располагался офис недавно образованного Центрального разведывательного управления США. Правда, про себя он продолжал называть контору старым названием — УСС[89] — и сомневался, что сможет перестроиться. У Генри в управлении имелись друзья, с большинством из которых он не раз в составе отрядов «Джедбург»[90] совершал рейды за линию фронта.

У сидящего в будке охранника он спросил Люсиль Руссо. Тот набрал номер, выслушал ответ, после чего вручил Генри бедж и объяснил, как пройти к квонсет-бараку Люсиль. Она уже ждала старого знакомого.

— Генри! Вот так сюрприз! А мне казалось, ты ненавидишь летать.

— Так и есть. Ненавижу. — Воспоминания о самолетах, парашютах и всем с ними связанном были для Генри неприятны. — Люсиль, я тут занимаюсь одним делом, и мне нужна твоя помощь. Я могу рассчитывать на беседу без свидетелей — ты, я и Джо?

Джо Пультц, еще один друг Генри по отряду «Джедбург», теперь трудился в отделе специальных операций. Он сидел, развалившись на стуле и закинув ноги на стол, но при виде гостей проворно вскочил и бросился навстречу.

— Генри? Генри Колдер? Боже, как я рад тебя видеть!

— Взаимно, Джо.

— Генри хотел бы поговорить с нами, — вмешалась Люсиль.

— Валяй, — согласился Пультц.

Закрыв дверь, он предложил гостям стулья.

На то, чтобы обрисовать ситуацию, у Генри ушло меньше пяти минут.

— Дело рискованное, но если мы победим…

— Господи, Генри, не знаю, что и сказать. Как у тебя со временем?

— Все должно произойти в ближайшую пару месяцев. У нас масса времени, если мы поторопимся.

— А твои люди?

— Я в долгосрочном отпуске.

Пультц на мгновение задумался, затем кивнул.

— Даллес сейчас в отъезде. Пойдем пообщаемся с Жуком.

Уолтер Беделл Смит по прозвищу Жук в прошлом командовал штабом генерала Эйзенхауэра в Европе, затем президент Трумэн своим указом назначил его на пост директора ЦРУ. Смит был солдатом до мозга костей, и Генри надеялся повернуть это обстоятельство в свою пользу. Внимательно выслушав план Генри, Жук воскликнул:

— Боже, приятель, тебе жить надоело?

Подпиравшие стену Люсиль и Джо нервно заерзали. Генри только улыбнулся.

— Прошу прощения, — продолжил Смит. — Ладно, сколько тебе нужно контактов?

— Три. — Генри назвал имена. — Сомневаюсь, что на большее у меня хватит времени.

— Тебе требуется основательная подготовка.

— Да.

— Насколько я помню, ты знаешь немецкий. А как у тебя с русским?

— Йа ищу девушку, которая хочет любит и быт любимой.

— А кто этого не хочет? — отреагировал Смит. — Ты собираешься ехать без ничего?

«Без ничего» означало без дипломатического прикрытия. Если Генри схватят, ему никто не поможет.

— Это единственный шанс, — объяснил он.

— Как по времени?