Энн Бенсон - Похититель душ Страница 75

Почему же здесь оказалось так много обуви для подростков?

В комнате Натана Лидса мне запомнилась пустая коробка от кроссовок.

В этот момент вернулся адвокат. Он стоял возле двери вместе с ассистентом, который вызвал его, как только появилась я.

– Черт побери. Давайте соберем обувь в коробку, – негромко сказала я, обращаясь к полицейским. – Мы заберем все это с собой.

Должно быть, они подумали, что я спятила. Один из них даже бросил на меня удивленный взгляд.

– И постарайтесь не раздражать понапрасну этого маленького прощелыгу.

Когда мы выносили коробку из студии – Спенс держал ее с одной стороны, а я с другой, – адвокат пришел в неистовство.

– Что вы делаете? Куда вы идете? В вашем ордере ничего не говорится о личных вещах моего клиента… – Он нависал надо мной, кричал, брызгал слюной, продолжая сжимать в руке ордер на обыск.

– Заткнись! – бросила я, и, к моему удивлению, он повиновался.

Мы остановились возле двери, не выпуская из рук коробку, и я спокойно повторила свое первое заявление:

– У нас есть ордер, позволяющий забирать вещи, которые могут оказаться уликами при расследовании нескольких преступлений.

Он снова принялся кричать, но это нас не остановило.

Двое дюжих полицейских принесли коробку с обувью из гаража и поставили ее на пол рядом со стойкой дежурного сержанта. Потом я сама притащила коробку в комнату для допросов, несмотря на множество предложений помочь, – теперь, когда коробка оказалась в моем полном распоряжении, мне не хотелось, чтобы кто-то к ней прикасался, пока я сама не рассмотрю каждую кроссовку.

«Найк», «Нью Бэланс», «Адидас», «Пума» – здесь была обувь всех фирм. Я начала звонить родителям, чтобы договориться с ними о времени визитов, с получасовыми интервалами. Таким образом, у меня оказался занят весь вечер и завтрашнее утро.

Интересно, когда мой бывший муж потребует, чтобы я платила ему деньги за содержание детей, – ведь сейчас платил он. У него имеются все основания назвать меня плохой матерью. У меня возникло неприятное чувство. И все же мои дети в безопасности.

Родители и опекуны приезжали в назначенное время. Некоторые проявили нетерпение и прибыли раньше; им пришлось ждать. В воздухе повисло напряжение, пока родители исчезнувших детей сидели на неудобных оранжевых стульях из пластика, понимая, что теперь наконец появился шанс установить факт гибели их любимых детей на основании косвенных улик.

Два больших стола поставили в центре комнаты для допросов, на каждом из них стояли аккуратные ряды кроссовок. Эскобар сбегал домой и принес несколько пар, позаимствованных у своих детей; их мы пометили наклейками, спрятанными на внутренней части языка. Кроме того, я попросила коллег принести из раздевалки забытые кроссовки. Это напомнило мне опознание, во время которого мы укладывали в ряд фотографии полицейских, одетых в гражданскую одежду, рядом со снимками подозреваемых; юридическая сила такого опознания подкрепляется выбором полицейских, которые хотя бы немного похожи на подозреваемых. Мы сознательно пытались сбить свидетеля с толку, ваша честь, чтобы быть уверенными, что он не сомневается в своем выборе, всякий раз указывая на снимок подозреваемого, в каком бы порядке мы ни выкладывали фотографии.

Фред Васка, Спенс, Эскобар и я наблюдали через специальное двустороннее зеркало, как полицейский в форме приводил испуганных людей, чтобы они могли осмотреть необычные экспонаты. Я проинструктировала родителей и родственников, чтобы они не дотрагивались до кроссовок, но не приходилось сомневаться, что кто-нибудь это обязательно сделает. Так и вышло; вскоре один из отцов протянул руку и тут же ее отдернул, а потом посмотрел в сторону зеркала – он сообразил, что мы за ним наблюдаем, – и кивнул. Его плечи опустились, и он заплакал.

Я вошла в комнату, взяла руками в перчатках пару седьмого размера и спросила у отца:

– Вы уверены, что эта пара принадлежит вашему сыну?

– Да, – прошептал он сквозь слезы. – Мы красили переднее крыльцо в День отца, и Джеми пролил краску на кроссовки. Большую часть мне удалось стереть, но несколько капель осталось.

Я присмотрелась и заметила трещинку на носке кроссовки, окрашенную в зеленый цвет.

Теперь, если возникнут сомнения относительно принадлежности кроссовок ребенку, мы сможем сделать сравнительный анализ краски – на обуви и крыльце, – чтобы это подтвердить.

К этому моменту в участок вернулся патрульный, которого я отправила в дом Эллен Лидс за коробкой от кроссовок. Не успела я убрать коробку в ящик для вещественных доказательств, как в комнате для допросов появился другой мужчина – дядя жертвы. Он сделал шаг в сторону, опустился на колени, и его вырвало. Я поспешила ему на помощь. Вытерев рот рукавом, он указал на пару со шнурками из «Дисней Уорлд», которые привез племяннику из командировки во Флориду. Шнурки пришлось обрезать, поскольку они оказались слишком длинными. Он опознал кроссовки по капельке цемента, который нанесли, чтобы концы шнурков не истрепались.

Родителям удалось опознать еще несколько пар. Когда все назначенные на вечер родители ушли, мы остались одни, чтобы отпраздновать нашу печальную победу.

Тяжесть полученных сведений невыносимым грузом легла на наши плечи. Наконец Фред повернулся ко мне и сказал:

– Похоже, он у тебя в руках. Ты понимаешь, что небеса разверзнутся, как только эта информация выйдет наружу.

Он был прав: начнется настоящий ад. Я вдруг ощутила ужасную усталость. Теперь, когда Уилбур Дюран оказался в западне, которую я ему расставила, мне вдруг стало понятно, что я еще не готова вызвать его в суд. Мне было необходимо привести дело в порядок.

– Мне нужен один день, чтобы закончить все дела, – сказала я.

Фред с изумлением на меня посмотрел.

– В каком смысле?

– Дела, Фред. Детали. Я должна все записать, кроме того, мне необходимо выспаться. На все хватит одного дня.

– А нет ли риска для других детей, если мы будем ждать?

Теперь он спрашивает.

– У меня нет ответа. Я знаю, что ему требуется время на подготовку, если он намерен сохранить прежнюю схему, а мы его вывели из состояния равновесия, так что, скорее всего, он еще не готов для нового похищения.

– «Скорее всего» меня не устраивает. Как и всех нас.

– Один день, – тихо повторила я.

Это был вечер вторника. Фред дал мне время до утра четверга, чтобы мы могли успешно провести арест.

Мы даже пожали друг другу руки. Возможно, он поздравлял меня, не знаю, но у меня возникло ощущение, что мы заключаем джентльменское соглашение. У меня появилось время, если только не произойдет утечки информации. Я сказала всем родителям, что мы готовим ордер на арест, но пока не можем назвать имя подозреваемого – хотим все сделать должным образом, и нам необходимо сохранять тайну. Это далось мне нелегко; все они требовали правды. Я ничего им не сказала и чувствовала себя ужасно.

Время подходило к полуночи, когда я все закончила. Затем незаметно пробралась в комнату для допросов и прикрыла двустороннее зеркало, чтобы никто не мог меня увидеть. Я уселась в кресло, чувствуя, как во мне разгорается жажда мести. Наверное, это последние мгновения, которые я смогу провести в одиночестве; мне предстояло труднейшее восхождение. Ордер на арест, сам арест, предъявление обвинения, процесс, приговор, а если мы одержим победу…

Пожалуйста, Господи, сделай так, чтобы никто ничего не испортил… Пусть он сделает признание, чтобы нам не пришлось копаться в этой ужасной грязи…

Но хотела ли я этого на самом деле? Конечно, так было бы легче, но нам наверняка придется идти на уступки. Если суд примет заявление защиты, то приговором, скорее всего, будет не смертная казнь, а пожизненное заключение.

Действительно ли я хочу, чтобы все так закончилось? Сейчас нет смысла размышлять на эту тему. Очень скоро вся моя жизнь изменится – и, скорее всего, к худшему. Если мы одержим победу, я получу поощрение, возможно, повышение по службе, но в ближайшем будущем моя жизнь превратится в настоящий ад. И жизнь моих детей тоже. У нас больше не будет спокойных вечеров, которые мы сможем проводить, делая домашние задания или смотря телевизор. Наши прогулки на пирс Санта-Моника прекратятся. Дети будут больше времени проводить с отцом – впрочем, в этом нет ничего страшного. Их будут преследовать с расспросами одноклассники и друзья.

Наконец я встала и взяла коробку от кроссовок Натана. Затем выбрала пару, принадлежавшую ему, и осторожно положила ее в коробку; они легко легли на место, как хрустальный башмачок Золушки. Я оставила их напоследок, поскольку раньше убрать в коробку не могла. С этого момента все остальное станет лишь подтверждением, и я не хотела обманывать родителей, которые должны были еще раз пережить кошмар, глядя на кроссовки своих пропавших детей. Мне это вдруг показалось несправедливым.