Нельсон Демилль - В никуда Страница 77

Я не нашел никаких изъянов в ее программе и поэтому встал.

– Пошли. У меня в номере есть мини-бар. Вставай.

– Завелся?

– Да. Трогаемся.

Мы вышли в вестибюль, вызвали лифт, и я привел Сьюзан в свой номер.

– Очень мило, – заметила она. – А у меня малюсенькая комнатенка на первом этаже окнами на улицу. Номер сто шесть.

Сьюзан приблизилась к застекленной двери и вышла на лоджию. Я последовал за ней.

Берега реки Перфум, связывая Новый город со Старым, соединяли два моста. Рядом с тем, что был ближе к нам, сохранились развалины другого, видимо, разрушенного во время войны.

На другом берегу стоял обнесенный стенами город Хюэ, также известный как Цитадель – императорская столица. С высоты пятого этажа мы могли заглянуть за стены, и меня поразило, что в центральной части недоставало половины строений – вместо них зияли пустые пространства, и только фундаменты обозначали былое положение домов.

– Видишь те стены внутри городских стен? – спросила Сьюзан. – Это императорский чертог. А внутри есть еще стены – там Запретный Красный город. Туда допускались только сами императоры, их наложницы и евнухи.

– Значит, мне туда не войти. А ты можешь.

– Очень смешно! Большинство старинных зданий разрушено в шестьдесят восьмом году, – продолжала она урок.

– Я догадался. – Вот там внизу завтра в полдень или немного позже я должен встретиться со связным. Я очень надеялся, что это не женщина.

– Гид сообщил мне, – продолжала Сьюзан, – что американцы тридцать дней нещадно бомбили Хюэ и разрушили большинство старинных зданий.

У меня не было желания оправдывать огонь по площадям, но все-таки я заметил:

– Северяне взяли город неожиданно, в канун Тета, когда было объявлено перемирие. Потребовался месяц бомбежек, артобстрела и наземных операций, чтобы отбить его обратно. Такова война.

Сьюзан кивнула:

– Но все-таки какой позор!

– Коммунисты пришли со списком тех, кто подлежал ликвидации. И расстреляли три тысячи военных и гражданских. Про это тебе твой гид рассказал?

– Нет.

Я посмотрел на северо-запад.

– Вон там, у подножия холмов, как-то окопалась моя рота. Мы наблюдали, как разворачивалось сражение в Хюэ и Куангчи. А потом выдвинулись вперед, чтобы блокировать отступавшие части северян и не дать им просочиться в горы.

Сьюзан обвела взглядом пейзаж.

– Значит, ты был прямо здесь?

– Да.

– И бои шли в самом городе?

– Да. На этом берегу, где сейчас мы, занимали позиции морские пехотинцы и удерживали Новый город. А Куангчи примерно в шестидесяти километрах к северу по шоссе номер один.

– Тебе надо обязательно туда съездить.

– Думаю, что получится, раз уж сюда добрался.

– Если ты не против, я бы хотела поехать с тобой. Я кивнул.

Участок шоссе от Хюэ до Куангчи французские солдаты назвали Безрадостной улицей. Странное имя. Но мы тоже так его звали, хотя некоторые предпочитали другие имена – Дорога Засад или Выдолбанное шоссе № 1.

– А где долина Ашау? – спросила она.

Я показал на запад.

– Прямо за горами, в семидесяти километрах, рядом с лаосской границей. Изолированное место, со всех сторон склоны – скорее каньон, чем долина. И круглый год над ней нависают облака. Туда, наверное, непросто добраться.

– Я бы добралась.

Я посмотрел на нее и улыбнулся:

– Неужели ты была когда-то занудой?

– Занудой и неженкой. Закатывала истерику, если обслуживали недостаточно быстро.

Я бросил последний взгляд на Хюэ и вышел с лоджии.

Потом принял душ, мы занялись со Сьюзан любовью в удобной постели, и я уснул.

Встали мы в шесть, оделись и спустились в гостиничный ресторан, где был накрыт новогодний ужин-буфет.

Все места были заняты, нашелся только столик на двоих рядом с прибрежным садом. Где-то неподалеку, как говорила Сьюзан, был закопан ее пистолет.

Все гости были европейцы и американцы, и я заметил тех троих ребят, которых видел вчера. Они сидели за столиком с женщинами, и по жестам я понял, что эти дамы – не жены и не подружки. Мужики дурачились, а дамы то ли веселились вместе с ними, то ли притворялись.

Оркестр играл бодрые мелодии. В зале – море улыбок, блеск драгоценностей, суета официантов. В 68-м я не подозревал, что такое возможно.

Один стол-буфет был накрыт вьетнамскими праздничными национальными блюдами с табличками на нескольких языках, чтобы люди поостереглись. Другой – с псевдовьетнамскими, китайскими и западными. Мы со Сьюзан ели, как настоящие свиньи, – палочками, ножом и вилкой и просто пальцами.

В девять мы вышли из гостиницы и по берегу добрались до моста Трангтьен. Небо разъяснилось, и ночь была свежей. Ярко сияли звезды, а луна превратилась в тоненький ободок, который должен был вскоре исчезнуть. По тенистой набережной между стенами Цитадели и водой бродило множество людей. Город был разукрашен флагами, и контуры зданий выделялись в свете китайских фонариков.

Центр праздника находился у флаговой башни напротив главных ворот. Здесь сидели и прогуливались целые семьи и желали друг другу счастливого Нового года.

– Фейерверки частным лицам запрещены, – объяснила Сьюзан. – Но город, наверное, запустит несколько ракет, как это бывало в Сайгоне. Когда я туда приехала три года назад, фейерверки еще разрешали, и казалось, что в городе идет бой.

– Я знаю, как это бывает.

За флаговой башней я увидел распахнутые массивные ворота Цитадели, а за ними – украшенный орнаментом мост к императорскому дворцу. Дворец был массивным, из камня и лакированного красного дерева, под традиционной черепичной крышей. Его праздничное убранство заливали потоки света. Я удивился, как это место уцелело после бомбардировок.

– Люди и организации всего мира пожертвовали деньги, чтобы восстановить его в первоначальном виде, – развеяла мои сомнения Сьюзан.

– Отлично. Пошли. Я тоже пожертвую пятерку.

– Сегодня туда не попасть. Видишь солдат? Они не пускают людей. Видимо, намечается официальная церемония.

– Тогда я дам десятку.

– Успокойся. У тебя и без того полно неприятностей.

Мы продолжили прогулку по набережной и попали в город через маленькие ворота.

Там уже было полно народу. Мы посмотрели танец дракона и идиотское марионеточное представление в передвижных театрах. Там и сям играли музыканты, извлекая из струнных раздражающе-радостные мелодии.

Большинство кафе и ресторанов оказались закрыты, но мы нашли одну маленькую кафешку, которой владели муж и жена католики, горбатившиеся за всех своих коллег-буддистов.

За столиками сидели и вьетнамцы, и иностранцы. Но нам удалось найти место и выпить кофе.

– Здесь хорошо. Я рад, что мы пришли, – сказал я Сьюзан.

– Я тоже, – ответила она.

– Ты пропустила вечеринку у Винсентов в Сайгоне.

– Мне с тобой лучше, чем где бы то ни было.

– И я тоже так чувствую.

Мы допили кофе и, поскольку ни такси, ни велорикш не было, пошли пешком к реке и перебрались на другую сторону, в Новый город, по мосту Фухуан. Там, как сказала Сьюзан, находился католический собор.

С моста я заметил на берегу большой спортивный комплекс с теннисными кортами, бассейном и игровыми полями.

– Cercle Sportif[67], – объяснила Сьюзан. – Французский спортивный клуб. Такие есть в Сайгоне и в других крупных городах. Раньше ими пользовались исключительно белые, а теперь – партийные бонзы.

– Комми играют в теннис?

– Не знаю. Наверное. А почему бы и нет?

– Пытаюсь представить полковника Манга в белом теннисном костюме.

– Когда никто не видит, свиньи ходят на задних ногах, – рассмеялась Сьюзан.

– Я слышал.

Мы шли по мосту, когда небо озарили оранжевые вспышки, а потом послышались взрывы. Я вздрогнул, но тут же понял, что это праздничные ракеты. Сердце бешено колотилось, я перевел дыхание.

Сьюзан покосилась на меня. Мне стало стыдно, и я попытался отшутиться:

– Решил, что красные пошли в наступление.

– Именно поэтому я заранее предупредила тебя о фейерверке, – отозвалась она.

На другом берегу я собрался перейти на противоположную сторону улицы, но Сьюзан остановила меня.

– Видишь будку на углу? Это пост полицейского контроля. Давай обойдем стороной. Я уже испытала: они иногда пристают к иностранцам.

– Ко мне полиция не цеплялась с вечера четверга, и я чувствую себя заброшенным. Пойдем полаемся.

– Что ж, вперед!

Но мы не стали ругаться – перешли улицу не на перекрестке, а в середине квартала.