Марсель Монтечино - Убийца с крестом Страница 79

Спустя полчаса открылась дверь, и на запущенную побуревшую лужайку упал луч света. Из дома вышла маленькая чернокожая женщина лет шестидесяти, за ней показался мальчик девяти-десяти лет. Он нес на плече рюкзак, набитый чем-то похожим на книги. Они сели в стоящий у обочины старый «бьюик» и уехали. Через несколько минут на улицу вышла стройная женщина с коричневой кожей.

Она напомнила Голду Анжелику. Разумеется, Анжелика была куда красивее, но какое-то сходство все же было.

Это должна была быть жена Фиббса. Голд прочел в бумажке ее имя. Эстер.

Эстер Фиббс держала в руках пару завернутых в полиэтилен швабр и пластиковое ведро. Уложив свою ношу в багажник стоявшего на улице фургона, вернулась к дому и заперла дверь. Затем забралась в фургон и поехала по направлению к северу.

Голд подумал, не поехать ли ему следом. Она вполне могла ехать на встречу с Бобби Фиббсом. Она могла солгать полицейскому и как раз в этот момент ехать к своему мужу.

Поразмышляв, Голд решил оставаться на месте. Он еще раз глотнул из фляжки и принялся рассматривать дом. В квартиру никто не входил. Теней в окнах не появлялось.

Голд жевал сигару и наблюдал, внимательно слушая радио.

Он ждал больше часа. Ничего — ни в доме, ни по радио. На улице ни души, если не считать двух школьников в спортивных куртках, которые прошли по тротуару, перебрасываясь баскетбольным мячом.

Голд завел мотор и отъехал от обочины. Проезжая под уличным фонарем, он посмотрел на часы. Пятнадцать минут одиннадцатого. Голд сжал в зубах сигару и поехал назад в «Ле Парк».

Автомобиля Нэтти на стоянке не оказалось. Чтобы удостовериться в этом, Голд трижды объехал площадку. Затем он включил первую передачу и направил свой «форд» вверх по улице, ведущей к Голливудским холмам. На пути к вершине пожиратель бензина закашлялся и задымил, и Голд остановил машину, чтобы остудить мотор. Отсюда, даже сквозь неизбежный смог, Лос-Анджелес выглядел великолепно — огромное множество ночных огней, сияющих словно рождественская елка.

Наконец «форд» перестал дымить, и Голд поехал дальше.

Отыскать дом Нэтти Сэперстейна было нетрудно. Уже шестьдесят лет, с момента постройки в двадцатые годы, он был знаменит на весь Лос-Анджелес установленной на крыше сиреной, которую, впрочем, никогда не включали. Дом не был очень уж большим или роскошным, но его архитектура в стиле египетского дворца и яркая розово-зеленая штукатурка стен постоянно привлекали внимание экскурсоводов, путешествовавших по Голливудским холмам на автобусе.

Голд остановил дымящийся «форд» на вершине холма и вылез наружу. На подъездной дорожке стоял «роллс-ройс» Сэперстейна. Голд осмотрелся и, не увидев никого вокруг, быстро прошел вокруг дома, направляясь к арке дверей, ведущих к балкону, окаймляющему стены дома. В доме играла музыка. Голд шагал беззвучно и осторожно, стараясь не задеть датчики сигнализации. Он аккуратно отодвинул ветку с листьями и заглянул в скошенное окно.

На подушках дивана, листая журнал, развалился юный немец — обнаженный, если не считать черных узеньких трусиков. Его гибкое молодое тело, намазанное кремом, блестело. Нэтти Сэперстейн стоял у полированного бара красного дерева, одетый в длинное кимоно из черного шелка, перехваченное на поясе лентой того же цвета, и насыпал в крошечный стеклянный флакончик кокаин. Его серебристые волосы были собраны сзади в пучок. Добавив соды и немного воды, он нагрел флакончик в пламени маленькой золотой бунзеновской горелки, встряхивая его время от времени, чтобы отделить кокаин от примесей. Вода во флакончике закипела, и Нэтти процедил содержимое флакона через шелковый лоскуток. На ткани остались маленькие зернышки — чистый кокаин. Нэтти осторожно взял зернышко и положил его на решетку чашечки маленькой трубки. Чиркнув золотой зажигалкой, он поднес пламя к кокаину и резко вдохнул. Подержав дым в легких почти минуту, он медленно выдохнул. Юноша, лежащий на диване, хихикнул. Нэтти обернулся к нему, улыбаясь.

— Иди сюда, — низким голосом проговорил коротышка. Юноша медленно приподнялся и подошел к Сэперстейну, шагая мягко, словно кот. Нэтти протянул руку, и юноша скользнул ему в объятия, потираясь телом об Сэперстейна. Они страстно поцеловались, и Нэтти положил свободную руку на обтянутые трусиками ягодицы парня. Юноша отпрянул, кокетливо хихикая.

— Это мне?

Нэтти улыбнулся и положил в трубку еще немного кокаина. Юноша, продолжая хихикать, взял пальцами черенок, и Нэтти поднес к чашечке огонек зажигалки. Парень всосал дым между стиснутыми зубами, крепко зажмурив глаза. Нэтти положил трубку на стойку бара. Юноша вновь зашелся от смеха.

— Зря потратил затяжку, — мягко упрекнул его Нэтти.

— Прости меня, — отозвался юноша и обвил руками тонкую шею Нэтти. Тот погладил его соски и лизнул в шею. Сунув руку в трусики юноши, он вынул его необрезанный член и ласкал, пока тот не поднялся в эрекции.

Голд вернулся к машине. Под горку «форд» бежал гораздо резвее.

10.30 вечера

Хаймен Гусман по прозвищу Гершель с трудом поднял свое двухсотшестидесятифунтовое тело с дивана, стоявшего в его двухэтажной квартире, и выключил телевизор, немедленно разбудив тем самым свою малютку жену Рут, уже около часа дремавшую в соседнем кресле.

— Гершель, — сонным голосом спросила она, увидев в его руке связку ключей, — ты что — в ресторан собрался? В такое-то время?

Гершель не мог припомнить, когда его в последний раз звали настоящим именем — Хайменом. Его все звали Гершелем, и жена не была исключением. По имени его отца. По названию ресторана. Даже когда он был ребенком и его старик был еще жив, завсегдатаи звали мальчика «молодым Гершелем». Теперь, спустя тридцать лет после смерти отца, он стал собственно Гершелем. Теперь он уже и сам так себя называл.

— Да, — буркнул он. — Схожу туда.

— Зачем? — спросила Рут, вновь погружаясь в сон.

— Сегодня собирался прийти Джеки Макс. Может быть, приведет с собой еще несколько человек. Я должен быть на месте.

В ответ послышалось сопение.

Гершель вышел, беззвучно заперев замок. Проезжая по холмам в сторону Лорел-Каньона, он перебрал в памяти все, что ему предстояло сделать. Печеночный фарш — Джеки Макс обожал котлеты из печени с луком. Содовая — Джеки терпеть не мог льда в содовой, но теплое пиво он ненавидел еще больше. Хлеб — достаточно ли его напекли утром? Джеки Макс был бы очень разочарован, если бы у Гершеля не нашлось котлет из печенки с луком. Он мог бы устроить скандал в присутствии своих парней. Разумеется, он ограничился бы насмешкой, но это все равно повредило бы репутации заведения. Такой уж у него стиль. От Джеки Макса всегда можно ожидать дурацкой выходки.

Гершель Гусман и Джеки Макс были — как бы это выразиться — друзьями, если вам будет угодно так сказать, уже в течение тридцати лет. Аккурат с той поры, когда старший Гершель умер и ресторан достался сыну. Тогда Макс был молодым безработным писателем-юмористом. Он подрабатывал на роли конферансье в стрип-шоу на западном конце улицы Сансет и шлялся по телестудии Си-би-эс, расположенной в квартале Ферфакс неподалеку от заведения Гершеля в надежде найти кого-нибудь, кто мог бы помочь ему реализовать свои таланты.

Гершелю было жалко худосочного, постоянно голодного бродягу. Как-то вечером он по своей инициативе соорудил для Джеки отменную печеночную котлету толщиной в три пальца и украсил ее свежим укропом. Котлета была горячая и издавала соблазнительный аромат. Он положил ее на стол Джеки Макса, который с видом голодающего человека сидел, прихлебывая остывший кофе и читая недельной давности журнал. Парень посмотрел на сандвич, затем поднял глаза на Гершеля.

— Я это не заказывал.

— Знаю.

— Но... у меня нет денег. Мне нечем заплатить.

— Ну и ладно. Заплатишь, когда станешь знаменитым. Как и все вокруг.

На лице Джеки Макса появилась серьезная мина.

— Я обязательно стану знаменитым. Но я вовсе не такой, как все вокруг. Я отработаю вам за бутерброд.

— Ешь, парень, — рассмеялся Гершель. — И не беспокойся. Это всего-навсего сандвич.

— Нет, Гершель, я хочу отработать. Может быть, помыть чашки и миски?

— Для этого у меня есть судомойки. Сделай одолжение, съешь сандвич — и все тут.

— Минутку, — отозвался Макс, оглядывая помещение. — У вас старые ценники. Я могу сделать новые. Мой старик рисовал вывески. Утром я приду сюда и все вам сделаю. Новые ценники украсят магазин. Зачем вам оставаться внакладе?

С этими словами Джеки набросился на сандвич, улыбаясь Гершелю, и, набив рот, принялся пережевывать печенку. И утром он, конечно же, явился с карандашами и кисточками и нарисовал новые ярлыки, без спросу завысив все цены на двадцать процентов. Гершель выразил удивление, и Джеки Макс спросил:

— Сколько они тут провисели?