Измайлов Андрей - Русский транзит Страница 8

Выход один. Черный…

Я взял две скатерти, отложенные в куче других для стирки. Перевалил, завернул в них почившего Борюсика. Оттер кровь с пола – не так чтобы идеально, однако сгодится. На всякий пожарный переставил коробки с «Туборгом» на место, где была лужица, а теперь непонятное пятно (к тому времени, когда коробки пойдут в дело, пятно станет совсем непонятным, если вообще внимание обратят).

Выключил свет. Вышел во двор. Осторожно, без лишнего шума завел свою потрепанную «шестерку» и подал ее задом к самой двери, перетащил куль (маленький, но толстенький – тяже-о-олый!) в багажник.

Вернулся в бар. Сел. Закурил сигаретку. Сейчас лучше не спешить, сейчас лучше осмотреться лишний раз, покумекать. План – проще некуда: выехать за город, подальше, и так запрятать труп, чтобы никто никогда не нашел. Потом разберусь: кто, когда, зачем, кому выгодно. Но разберусь! Не могу позволить, чтобы на мне висело убийство, которого не совершал. А разобравшись!.. Ладно, потом…

Позвонил на пульт сигнализации, сдал бар под охрану, на инстинкте пробормотав нечто гнусавым, не своим голосом. Какого черта! Все равно есть свидетели, что я последний, покинувший «Пальмиру»!

Кстати! Свидетели! Тезка-Саша-Сандра сидит в «Северной Пальмире» в ожидании обещанного сейшна. Алиби не алиби, но в моем положении предпочтительней, чтобы меня видело как можно больше народа. Меня – непринужденного, веселенького, безмятежного. У кого хватит нервов ворковать с дамой, зная: в багажнике труп? Борюсик убит. И убит кем-то из своих (бред какой-то!), из тех, кто работал вместе со мной. Тем более надо вести себя как ни в чем не бывало. Назначил встречу в ресторане – иди! И воркуй… Но – к вопросу о нервах: они у меня покрепче, чем у кого бы то ни было, но очаровывать тезку-Сашку и предвкушать, как мы с ней покатим на Кораблестроителей, а в багажнике такой груз… себе дороже. Значит, сначала все-таки необходимо избавиться. От трупа.

Вывернув на «шестерке» со двора, я тормознул тут же у «Северной Пальмиры». Все как обычно – у входа безнадежная очередь, шансов попасть внутрь – никаких, но кто-то хорохорился, стремился выяснить отношения с «чертовыми халдеями». Я ледоколом сквозь торосы пробурил очередь, кивнул коллеге-швейцару, проник в холл. Тут же наткнулся на Мишу Грюнберга, администратора ресторана. Колоритная личность! Высоченный, здоровенный, в классном фирменном костюме, наверняка стоившем не меньше, чем моя «лохматка». Олежек с Юркой поутру тренд ели о фильме «Однажды в Америке». Так вот Грюнберг – оттуда. Устоявшееся заблуждение: еврей – значит, с носом, грассированием, умный, но слабый, кучерявый или залысый. Думаю, фильм многих разубедил и показал, чего стоит по-настоящему этот клан. «Однажды в Америке»… И не только в Америке, но и тут, в России, в Питере. И – не однажды! Тот же Грюнберг – отнюдь не борюсикинского типа, разве что кучерявость. В остальном – де Ниро, только помощней. Или Грюнберг – немец? Бог их знает, мне как-то без разницы, был бы человек хороший. Грюнберг – человек! Поначалу-то у нас с ним бывали стычки, нашла коса на камень. Но потом… «каждый на своем месте»… оба занимаемся одним делом – я в «Пальмире», он чуток севернее, в «Северной Пальмире»… даже дружились. По крайней мере, выручать друг друга приходилось частенько, особенно мне его: ресторан есть ресторан – пьют там не меньше, чем в баре, но куражатся больше. Ладно, если мужики просто помашут кулаками, утрут кровавые сопли и возвращаются к своей водке. Но в последнее время драки стали не в пример прежним: баллончики с газом, ножи, даже пистолеты. В «Приюте» и в «Черной лошади» за последний месяц уже две перестрелки. В «Приюте»-то обошлось малой кровью, даже без вмешательства ментов. А в «Черной лошади» бах – и труп. (Труп! Труп! Вот и в «Пальмире» труп!) Инициаторы стрельбы скрылись, похоже, с концами. Официанты потом рассказывали, как там дело было, и ребят этих огнестрельных назвали. Да найти их едва ли возможно – давно засели у себя в горах, на родине.

Но моя родина – Питер, у меня на родине гор нет. И прятаться я не собираюсь. Труп спрятать – да. А самому-то зачем скрываться?! Наоборот! На люди, на люди!

Миша Грюнберг стоял в проходе, машинально потирая запястье. Работа такая, вечные разборки с жаждущими.

– Что, опять разборки? – небрежно спросил я.

– Лезет, понимаешь, всякая пьянь!..

– Не переборщи, Мишаня.

– Будь, спок! Я – не ты.

Мы понимающе дружески хлопнули друг друга по плечу. Это он про ту историю – про меня и того мажорного скота. Когда Мезенцев затеял «важный деловой разговор» в баре. С «группой товарищей». Не в кабак же их вести – сочтут подкупом, то есть напьют-наедят, а после сочтут, да постараются громко, с оповещением в печати: пытались нас всяческие мезенцевы охмурить, нас, неподкупных, подкупить, а мы, во, ни в какую! Бар – иной коленкор: бокал, респект, фирма платит, «важный деловой разговор». Что-то там на предмет поглощения-подчинения уважаемому Николаю Владимировичу всех районных точек общепита – спрут и спурт одновременно. «Каждый на своем месте должен делать свое дело» – а директор наш родимый, повторюсь, на своем месте. И я в тот день был на своем… Он, Николай Владимирович, предупредил заранее: «Александр Евгеньевич, сегодня, пожалуйста, будьте в норме, договорились?». Договорились. А я и был в норме. В своей обычной норме. Но когда этот мажорный скот из «группы товарищей», этот комсомольчик-педрила мне на выходе двадцать копеек бросил (бросил!): «Чеаек! Чаевые!»… тут я сорвался и потрепал его от души! Чтоб запомнил! А он, скот, запомнил – и на другой день позвонил Мезенцеву: «Да нет, Николай Владимирович, все было прекрасно! И наш с вами общий вопрос обязательно решим… Какие извинения? За какого швейцара? Что-о вы, я и думать забыл! Мелочь какая!.. Только, Николай Владимирович, кстати о швейцаре, я у него в гардеробе папочку оставил на хранение – там все финансовые документы и разное-всякое. Хотелось бы получить обратно. Там и наш с вами договор…». Какая папочка?! Какой договор?! Вот-т… скот!.. Другой на моем месте вылетел бы с работы без выходного, а также субботнего и пятничного пособия без всяческих объяснений. Но Мезенцев – человек! Да и отца моего знал – я не вникал в подробности, где и как их судьба сводила. Мало ли: отец – верхний эшелон, да и Мезенцев – не из столыпинского вагона. Короче, на работу- то меня зазвали Олежек с Юркой, но когда директор наш прознал о приобретении, то приветил: сдержанно, чтобы ненароком самолюбия не задеть, но тепло. Цену его отношения ко мне я сполна определил, когда он заминал-гасил весь тот скандал – с мажорным скотом, с папочкой, которой не было (не было! не было!), но из-за пропажи коей вся комбинация могла если не рухнуть, то застопориться, и был риск опоздать. А кто не успел, тот опоздал. И директор наш, не знаю уж как, комсомольчика обласкал, все включил, и папочка нашлась, и я – как ни в чем не бывало… Словом, Мезенцев – человек! «На своем месте».

И Миша Грюнберг – на своем. Уж он не переборщит.

– Олежек даму к вам привел?

– Привел, привел. Не беспокойся. И именно даму. А сам усвистал. Сказал, распорядись.

– Распорядился?

– Э-э-э… цветы, шампанское, шоколад, кофе, ликер? – сымитировал Миша «халдейскую» подобострастность. – Только тебя не хватает.

И я знал, что да, у тезки отдельный столик, и там – цветы, шампанское, шоколад, ликер. И что пока меня «не хватает», Миша обеспечит даме режим наибольшего благоприятствования, а там я и вернусь.

– Я вернусь сейчас. Сгоняю кое-куда ненадолго.

Грюнберг понимающе кивнул: да, нелишне перед визитом дамы быстренько навести порядок в холостяцкой квартирке.

Знал бы он!.. Впрочем, как раз к лучшему, что не знал.

А куда? Закапывать трупы мне еще не приходилось. Даже в Афгане. Не знаешь что делать – делай шаг вперед! Пока по Кировскому, потом сверну на Приморский: считай, уже пригород, там где-нибудь и… А главное, все надо делать быстро и аккуратно – успеть в «Северную Пальмиру» обратно и не в глине с ног до головы.

Но… похоже, сегодня – не мой день. Я проскочил мост через Карповку и краем глаза увидел, как из будки регулировщика возник гаишник и требовательно вытянул руку с жезлом. Я чуть не помахал ему в ответ (все гаишники на Кировском давно у меня в приятелях, сколько я им денег пересовал, но с каждым познакомился и подружился), однако этот был… новенький? Почему не знаю?

Рисковать нельзя. Новенький засечет запашок – а выхлоп у меня сейчас не приведи господь, «антиполицай» глотать поздно, – «ваши права», то, се, «откройте багажник». Вдруг он чокнутый и не берет денег? Говорят, такие бывают. Рисковать нельзя и… нужно рисковать. Риск, он разный. Из двух зол – тормозить или рвануть – я выбрал второе. Выжал газ и рванул. Ерунда! Не впервой. Рация у него наверняка не работает, а я сейчас сверну направо и дворами, дворами, по родной Петроградской. Надо как можно быстрее уходить с Кировского. Поздно!..