Майкл Бирнс - Святая кровь Страница 8

8

Иерусалим, Израиль

Спускаясь по крутым ступеням из еврейского квартала Старого города, раввин Аарон Коэн вглядывался в укрепления комплекса Храмовой горы. Они покрывали тридцать пять акров вершины горы Мориа — искусственной террасы с прямоугольником сохранившихся мощных стен, парапетов и крепостных валов. Вторая платформа, поменьше, поднималась из центра Храмовой горы и служила основанием храма, господствовавшего над этим местом с конца семнадцатого века, — искусно отделанного здания с массивным золотым куполом, возвышающимся над восьмиугольным цоколем из мрамора и красочными арабскими изразцами.

«Купол скалы» — третья по значимости исламская святыня.

Лишь только взгляд Коэна нашел храм и глаза ослепил яркий блик купола, он съежился от отвращения. Раввин пробормотал молитву, чтобы подавить неискоренимые эмоции, волной поднимающиеся в нем каждый раз, когда он думал о великом иудейском храме, некогда украшавшем самую священную горную вершину в мире. Чувство потери и глубокого оскорбления поднималось в его душе.

Закончив спуск, он подошел к блокпосту перед Вестерн-Уолл-плаза. Здесь, как всегда, предстояло пройти через металлодетектор. Отступив в сторону, он поднял вверх руки. Молодой израильский солдат в оливкового цвета форме и берете, с переброшенным через плечо «узи» поднялся со стула и покачал головой. Достав из сумки зонд, он поздоровался:

— Шалом, равви.

— Шалом, Яков.

Солдат вяло прошелся ручным зондом металлодетектора по рукам, ногам и туловищу хасида. Как всегда, прибор выдал тонкий писк у левого бедра и голени. Вздохнув, солдат на всякий случай осторожно провел рукой по бедру, чтобы убедиться, что там ничего нет.

— Никак не избавиться от этой штуки, равви? — с вежливой улыбкой спросил он, поворачиваясь назад к своему стулу.

— Если избавлюсь, ходить не смогу, — покачал головой Коэн. — Так что привыкайте.

Засевшая глубоко шрапнель была напоминанием о взрывах на иерусалимском рынке Махане Йехуда, в результате которых погибли шестнадцать человек. Десятки людей, включая Коэна, оказавшегося буквально в нескольких метрах от шахида-самоубийцы, были ранены. Несмотря на четыре хирургические операции и пять месяцев в медицинском центре Хадасса, гвозди и металлические шарики остались в тех местах, где их удаление грозило параличом. Почти два года после взрыва Аарон ходил с палочкой.

Обычно перед прохождением металлодетекторов Коэн предъявлял медицинский бедж. Но сейчас этого не требовалось: здесь все очень хорошо его знали. За прошедшие двадцать с лишним лет уроженец Бруклина пятидесятитрехлетний хареди[26] стал одним из преданных сторонников самых влиятельных религиозных и политических движений Израиля, стойким сторонником ультраортодоксального иудаизма. Он ратовал за возвращение в Сион и официальное принятие Халаха (еврейских законов Торы) как принципа управления общественной жизнью. В молодости Коэн отслужил два срока в левой Национальной религиозной партии кнессета, и его кредо было: «Земля Израиля для людей Израиля по законам Торы Израиля». В самых престижных израильских иешивах бурно приветствовались его учения. Иудейские и светские израильтяне пророчили его в претенденты на пост главного раввина.

— Хорошего вам дня, — пожелал солдат.

Прощаясь, Коэн коснулся кончиками пальцев широкополой шляпы и зашагал на выход, чуть прихрамывая. Белые кисточки молитвенного шарфа, надетого под черным жилетом, покачивались в такт его торопливой походке, и легкий ветер играл прядями длинной черной бороды и плотно завитыми пейсами.

Широкая улица вела к открытой секции сохранившейся Западной стены Храмовой горы — пятьдесят семь метров в длину и девятнадцать в высоту — Котелю.[27] Обычно место это полнится евреями, распевающими молитвы, раздирающими одежды и оплакивающими разрушение храма, недаром оно называется Стеной Плача. А туристы здесь просовывают в тончайшие щели между громадными каменными блоками стены царя Ирода записки «на счастье».

Но в последний месяц картина наблюдается совсем иная.

Улицу зигзагами перечеркнули баррикады. Экскаваторы с «обратной лопатой» вываливали каменные обломки на самосвалы, подъезжающие за Навозные ворота, где прежде располагалась стоянка туристических автобусов. Величайшая святыня иудаизма выглядела сейчас как стройплощадка.

Коэн направился на север к высокому арочному входу в туннель Западной стены, части подземной сети древних дорог, резервуаров и водоводов, проложенных глубоко под зданиями мусульманского квартала вдоль западного основания Храмовой горы. До его недавнего закрытия туристы могли пройти пешком по подземному коридору прямо до ступеней, поднимающихся к выходу на виа Долороса у подножия северо-западного угла Храмовой горы. Археологический феномен.

«Но что более важно, — подумал Коэн, — это прямой доступ в Иерусалим первого века».

Раввин поздоровался с полудюжиной солдат АОИ,[28] стоявших кружком и праздно болтавших. Он настоял на усилении мер безопасности, прежде чем дать свое согласие на курирование деликатного и сверхсекретного проекта, проводящегося здесь. От мусульман-фанатиков поступили угрозы терактов, и он был уверен — не последние.

Прохлада внутри несла облегчение. Высоко над головой изгибалась арка Уилсона — все, что осталось от величественного моста первого столетия, соединявшего Верхний город с внутренними дворами Храмовой горы. Вереница сообщающихся сводчатых помещений образовывала просторный зал, обычно использовавшийся как синагога. Близ того места, где лишь четыре недели назад стояла арка Торы, Коэну пришлось маневрировать меж груд известняковых кирпичей и куч цемента. По железной лестнице он спустился на следующий уровень туннеля.

И тотчас оказался во власти эмоций, всегда охватывающих его в этом таинственном месте — вратах, ведущих в древний мир, о чем в секретной комнате бруклинского дома так много рассказывал ему дед.

Сменив свою зайен[29] на ярко-желтую защитную каску, раввин вошел в просторную подземную комнату — Большой зал. Обычно здесь туристам рассказывали о том, как в первом веке римскими и египетскими архитекторами под руководством архитектора-мечтателя царя Ирода Великого создавалась Храмовая гора.

Коэн остановился у массивных скошенных Иродовых блоков, формировавших основание горы, — один из них был крупнейшим камнем Израиля и весил более шестисот тонн.

Осветительные люстры заливали светом рабочих, которые на верхнем ярусе строительных лесов заделывали глубокие трещины четырех высоченных соединяющихся сводов. Во многих местах зияли большие проломы — там, где вывалились целые секции сводов тринадцатого века до нашей эры.

Землетрясение, вызвавшее эти разрушения, произошло почти шесть недель назад. Оно явилось частью Божьего плана, не сомневался Коэн. Еще одно подтверждение того, что пророчество сбывается.

Взгляд его упал на расположенные ярусами места для сидения. Они находились в дальней части зала перед миниатюрным макетом горы с храмом, обнесенным стенами, на вершине. Так выглядела Храмовая гора приблизительно в 70 году нашей эры. Сейчас макет был раздавлен тремя огромными обломками скалы. Удивительное дело: туристы, оказавшиеся здесь в момент землетрясения, ничуть не пострадали.

— Доброе утро, равви! — крикнул ему рабочий, перекрывая грохот молотковых перфораторов.

Коэн помахал ему.

Масштабы землетрясения силой 5,3 балла, произошедшего в восточно-африканской зоне разломов и прокатившегося через Мертвое море далее на восток, бледнеют в сравнении с землетрясением 1927 года силой в 6,3 балла. Эпицентр подземных толчков находился в 15 милях к северу от Иерихона. Тогда погибло более двухсот человек. Однако Старый город Иерусалима, построенный преимущественно из древнего неукрепленного известняка, возводился на «слоеном пироге» многовековых развалин и перестроек. Вот почему удар сейсмических волн оказался таким страшным.

Политические последствия землетрясения тоже были впечатляющими.

Непрекращающиеся уже более десяти лет земляные работы были источником нескончаемых распрей между израильтянами и мусульманами из-за права контроля над Храмовой горой, самой желанной религиозной землей на планете. И односторонняя реставрация, проводящаяся здесь, вызвала мощный протест всех мусульманских группировок: ВАКФа, Хамаса, ООП…[30]

Коэн еще раз горестно взглянул на своды: над ними располагался жилой сектор мусульманского квартала.

Мусульмане возвели каменные своды, чтобы поднять свои жилища до уровня эспланады Храмовой горы и таким образом облегчить доступ к мечетям. За минувшие столетия туннельные пустоты наполнились грязью и обломками, и это придало устойчивости расположенным наверху строениям. Начатые Израилем земляные работы якобы угрожали целостности верхних строений. Мусульмане и палестинцы хотели засвидетельствовать масштаб разрушений, утверждая, что волнения и гибель людей, ознаменовавшие открытие туннеля в 1996 году, не пойдут ни в какое сравнение с насилием, которое может спровоцировать реставрация.