Анатолий Королев - Инстинкт № пять Страница 8

Отсюда я хорошо видела свой подъезд, там стояла машина скорой помощи, белый пикап с красным крестом на борту. Но кабина была пуста. Оставалось самое простое — ждать.

Безмятежный волан летал над головами. Все-таки как хорошо жить… Минут через двадцать появилась Фелицата. Она старалась идти как можно медленней. Сделав вид, что поправляет туфлю, ухватилась рукой за борт скорой помощи и бросила взгляд в кабину. Она явно кого-то искала за рулем. Затем поставила на скамейку у входа поклажу, закурила — и вдруг! — заметила меня среди играющих девочек. Она была ошарашена, напугана, больше того — раздавлена. И не смогла скрыть своих чувств.

— Элайза! — ее голос сипел, лицо пошло пятнами. Она не знала, что сказать.

Наконец взяла себя в руки:

— Ты почему во дворе? А уроки?

— Там пришел мастер ремонтировать телефон.

— Какой еще мастер? И ты оставила его одного?! В квартире!

Ничего не соображая, кроме того, что я не попалась в ловушку, она кинулась в подъезд.

Конец ее был ужасен.

Увидев «большую черную писюху», психопат перерезал служанке горло. Всего на теле несчастной насчитали больше сорока ран от скальпеля… впрочем, все это я узнала от девочек во дворе на следующий день. Кажется, психопата даже не судили, а упрятали обратно в клинику для душевнобольных.

После того, что стряслось, тетка немедленно сменила роковую квартиру на другое жилье. В доме у Патриарших прудов. А конец несчастной служанки мы обсудили только один-единственный раз, в годовщину ее гибели, после того, как тетушка сводила меня в церковь заказать поминание. Когда мы возвращались домой, Магда рассказала о том, что узнала от следователя. Этот сумасшедший раньше убил несколько девочек. В тот роковой день ему каким-то чудом удалось сбежать из психбольницы и, завладев машиной скорой помощи, проехать до самого центра Москвы, где он зашел в поисках жертвы в первый попавшийся дом. На беду это был наш дом… Поднялся по лестнице и увидел ключ, забытый служанкой в замочной скважине… «Как хорошо, Элиза, что ты играла на улице».

Я сделала вид, что верю всей взрослой чепухе, ведь я ничего и никому не собиралась рассказывать о том, что было на самом деле.

А сокровища Фелицаты, ее сумочка из крокодиловой кожи и духи в парчовом мешочке, а главное — револьвер из золота с брюликами в ручке, стали моими. Только к ним спрятались и мои амулеты: металлическая пудреница без пудры с зеркальцем внутри и женской головкой на крышке да моя спасительная книга сказок Шарля Перро.

«Я научусь стрелять, — думала я про себя, слушая тетку. — Я смогу постоять сама за себя. Мне не на кого надеяться в этой жизни».

Тут тетушка подала милостыню нищенке у церковной ограды, которая жадно схватила деньги и крикнула: «И увидел Бог, что это хорошо!» Я оглянулась, у нее было лицо дурочки.

Мне уже шел четырнадцатый год. Я наконец пошла в рост, рассталась с углами на теле, завела моральные правила. Я становилась привлекательной девушкой. Кружила голову одноклассникам и ребятам постарше. Я прекрасно плавала, лихо держалась в седле, знала приемы кунг-фу и три языка, не считая французского. Я занялась акробатикой, ходила по проволоке, играла на флейте, решила стать знаменитым клоуном, наконец научилась стрелять. Я узнала, что в барабане моего револьвера пять патронов 22-го калибра, что марка оружия — «Беверли Хиллз», что мой револьвер изготовлен из 18-каратного золота, украшен брюликами и стоит 98 тысяч долларов!

Да, это оружие для тех, кому есть что защищать.

В семнадцать лет я смогла исполнить задуманное. Я окончила школу, получила паспорт и удрала с труппой московских клоунов, которые создали маленький клоунский театр на колесах. Компания была исключительно мужской, но для некоторых сценок требовалась клоунесса. Я умела смешить. Жонглировала булавами. Ходила по проволоке. Не боялась грязной работы, была хороша собой, и меня легко приняли в бродячий театрик: автобус с прицепом, где есть крошечная кухня, две спальни, санузел, душевая кабинка… Я взяла сценическое имя — Катя Куку, сбрила наголо свою львиную гриву. Я затерялась песчинкой в пустыне жизни. Я была уверена, что больше никто и никогда не сможет найти Лизу Розмарин, которой я когда-то была.

Сначала мы колесили по Крыму и Кавказу, затем перебрались в Прибалтику, оттуда уехали в Польшу, затем — в Австралию, а через два с половиной года странствий оказались в Праге, где на меня снова упала тень смертельной погони.

В тот вечер, после клоунады на Староместской площади у ратуши, я оказалась в модном подвальчике с баром недалеко от Мустека с конной статуей святого Вацлава, где тусовалась артистическая публика. Я была на роликовых коньках. Ждала приятеля-журналиста. Официант поставил на мой столик пепельницу в виде собачьей головы. Пепел следовало стряхивать в зубастую пасть. Все как бы с юмором, но мне стало не по себе от вида оскаленной морды. Я поежилась. Черный пес — не самое приятное воспоминание в моей жизни. Помните, как меня — трехлетнюю крошку — отыскал под столом мой дружок пес-предатель в красном ошейнике и выдал убежище?..

— Почему вы боитесь черных собак?

Незнакомец был обаятельно наглым. И хорош той мужской красотой, которую я ценила, — ни капли слащавости, длинных томных ресниц и еще когда пальцы — веером! В лице, фигуре и жестах — броская смачная злобность. Я чувствовала, что он вооружен. А у мужчины должно быть оружие… Как видите, я презираю пресность.

Он говорил по-английски, но с русским акцентом. Я напряглась.

— Не люблю, когда со мной знакомятся в полночь.

— Я не знакомлюсь, я спасаю вас, Элиза, — это было уже сказано на родном и могучем.

— Вы ошиблись! — я вскочила с места.

— Сядьте! — и он властно, но красиво усадил меня обратно. — Не бойтесь. Теперь у вас есть я.

И он рассмеялся открытым смехом сильного человека.

И тут…

Я видела его впервые в жизни, но вдруг прониклась к незнакомцу полным доверием, доверием жертвы, загнанной в угол. И тут же открыла в себе неизвестную прежде черту — доверие меня возбуждало.

— Кто вы? — я перешла на русский.

— Я — наемный убийца, Лиза. Я согласился убить тебя за хорошие бабки. Но передумал.

Так в мою жизнь вошел Марс. Первый человек, которому удалось меня обмануть.

И был вечер, и было утро: день второй.

Рассказ третий

Я все вспомнил, и душа моя облилась слезами — ведь я человек, потерявший свою память. Я не знаю ни своего настоящего имени, ни дня и года своего рождения. Не знаю, кто мои родители и как называется то место, где я однажды появился на свет. На вид мне около двадцати пяти лет.

Мой великий учитель почти ничего не рассказал мне про мою прежнюю жизнь. Он сказал только, что однажды меня зверски избили, да так жестоко, что отшибли память и я стал нулевым человеком.

Он так и сказал — нулевым.

Я был помещен в клинику для душевнобольных, где внезапно открылись мои способности к ясновидению.

Отсюда я уже себя помню…

Вот мое печальное детство: я лежу на кровати у самого окна и любуюсь распятием из бумаги. Оно вырезано из журнальной картинки и наклеено на стену. По щекам распятого текут слезы, на лоб сочится кровь из-под тернового венчика. Стена залита жарким солнцем. Я опускаю босые ноги на кафельный пол и вдруг понимаю, что я в сумасшедшем доме… Я провел там больше трех тоскливых лет и постепенно стал популярен и знаменит на всю клинику. Сначала я разоблачил дрянного человечка, который обкрадывал больных с невероятной ловкостью и подлостью, подставляя каждый раз под подозрение людей неповинных. Затем помог одному доброму санитару отыскать сначала пропавшие деньги, а затем найти угнанную машину. Он никогда не бил нас, и я ему помог. А когда у главного врача пропал по дороге из школы домой маленький сын, я не только назвал имя похитителя — когда-то он тоже лечился здесь, — но и указал точный адрес насильника, где была найдена связанная жертва. Еще бы час промедления, и психопат перерезал бы мальчику горло. Так он хотел отомстить врачу… Счет таким озарениям пошел на десятки. Слух обо мне дошел до людей, которые профессионально изучали феномены человеческой психики. В один прекрасный день я был взят из психушки, и после серии мучительных испытаний, суть которых не имею права рассказывать под страхом смертной казни, меня увезли из Москвы, и я оказался в одном секретном учреждении, где и был представлен великому ясновидцу, директору института, генералу Августу Эхо. Так закончилась моя юность.

Это он назвал меня Германом. В лечебнице я носил другое имя. Даже не имя, а постыдное прозвище. Это он вдохнул в меня новую жизнь, приблизив к себе, и сделал любимым учеником. Это он заставил меня поверить в свое будущее. Наконец, это он пообещал полностью восстановить мою память, поведать все о моем прошлом и однажды вернуть блудного сына любящим родителям, которые, по его словам, живы и здоровы, но только с одним условием. Вот оно: