Уоррен Мерфи - Детские игры Страница 8

— Принято исходить из ста процентов.

— В таком случае, единица против сотни.

— Ты уверен в этом?

— Почти.

— Тогда единица против девяноста девяти.

— Пусть так, — согласился Чиун. — Ставлю девяносто девять против одного, что Кауфманн — не жилец. Недаром инстинкт подсказывает ему, что надо улепетывать.

— Почему ты так думаешь?

— Тебе известно, как погибли те трое? Их, между прочим, тоже тщательно охраняли.

— Нет, не известно. Именно поэтому я и прикинул, что меры безопасности эффективны только наполовину.

— Предположим, у тебя есть миска риса, которая стоит на земле, и кто-то вздумал ее украсть.

— Ну и что?

— Что ты предпримешь?

— Буду стеречь миску.

— Так, хорошо. Как?

— Привяжу рядом собаку.

— А если на следующий день собаку убьют?

— Возведу вокруг миски забор.

— Проходит еще день — и риса как не бывало, хотя забор стоит на месте.

— Придется замаскировать рис. Получится замаскированная миска с рисом, дырявый забор и дохлый пес.

— Следующим утром ты приходишь — а рис опять исчез. Твои действия?

— Очевидно, попробую придумать что-нибудь еще.

— И столь же очевидно, что это твое «что-нибудь еще» не даст никакого результата.

— Вовсе не обязательно, — возразил Римо.

— Обязательно, — отрезал Чиун.

— Откуда ты знаешь?

— Очень просто, — сказал Чиун. — Нельзя защититься от того, что тебе неизвестно.

— А вдруг это «что-нибудь еще» сработает? Знаю, шансов не так уж много, но все же они есть.

— Нет у тебя шансов, — заверил его Чиун. — Удачи как таковой попросту не существует. Существуют только благоприятные условия, которыми люди не умеют пользоваться.

— Тогда как быть со мной? Разве не удача, что я постиг тайны Синанджу?

— Ответ прост, — сказал Чиун, и Римо пожалел, что затронул эту тему. Он заранее знал, что сейчас последует: довольная ухмылка на морщинистом лице Мастера Синанджу. — Мое решение учить тебя, посвятить тебя в тайны Синанджу объясняется очень просто, — сказал Чиун. — С раннего детства я мечтал преодолеть непреложные законы жизни. Но это все равно что пытаться превратить свиное ухо в нечто стоящее или сделать из грязи алмаз. Я уже признался в ошибке: напрасно мой выбор пал на тебя.

— Знаешь что, — взвился Римо, — хватит с меня этой болтовни! Я ничем не хуже прежних Мастеров, исключая, возможно, только тебя. Но если ты считаешь иначе, что ж, вольному воля.

— О, я вижу, ты сердишься?

— Дело не в этом. Что толку плевать против ветра?

— Обидеться из-за такого пустяка!

— Мне осточертел весь этот бред про твою деревню в Северной Корее. Я видел ее. Если бы такая появилась в Америке, ее бы дружно прокляли.

Улыбка Чиуна растаяла.

— Очень типично — превратить безобидную шутку в зловредную клевету.

Чиун насупился и побрел на противоположный конец гарнизона. Римо остался стоять у забора. От нечего делать он покидал с детьми легкий мяч, показывая, как заставить его зависнуть в горячем воздухе летнего вечера. Один из военных полицейских попытался повторить его фокус, но так и не сумел, хотя когда-то был вбрасывающим в команде международной лиги «Тайдуотер». Примерно в 3 часа 42 минуты пополудни Римо услышал два резких хлопка, похожих на удары молотка по гвоздю, загоняемому в фарфор. Он велел полицейским проверить, все ли в порядке с Кауфманном.

— Зачем?

— Я слышал какой-то звук, — объяснил Римо.

— А я ничего не слышал, — был ответ.

— И все же проверьте, — отрезал Римо. Таким тоном разговаривает старший по званию с подчиненным.

Полицейский понял, что придется подчиниться, хотя никаких знаков отличия на одежде Римо не наблюдалось: просто приказ есть приказ.

Полицейский бросился выполнять приказание. Римо пошел вслед за ним, хотя знал, что предстанет его взору. То были не просто хлопки, а небольшие взрывы. Не мог же он объяснить полицейскому, что натренированный организм не только слышит, но и чувствует звуки.

Часовой в гостиной защищал печенье от одиннадцатилетней девочки, которая утверждала, будто Кауфманн всегда разрешал ей брать по семь штук, на что часовой резонно заметил, что даже если мистер Кауфманн и разрешает брать по семь штук, в чем он, по правде говоря, сомневается, то мать наверняка велела бы ей положить шесть обратно. И весь разговор!

Заслышав шаги, он выглянул из кухни, однако Римо и полицейский уже поднимались по лестнице в спальню Кауфманна, так что он даже не успел спросить, в чем, собственно, дело.

Они нашли Кауфманна сидящим на полу с вытянутыми вперед ногами и опущенными вдоль туловища руками. Плечами он упирался в картину, сорванную с крючка у него над головой. Видимо, он отпрянул к стене с картиной, а потом съехал на пол, утащив картину за собой. Глаза его были закрыты. На его яркой тенниске расплывалось пятно крови. Сандалии отскочили в сторону, словно отброшенные электрическим зарядом.

— Слава Богу, жив, — проговорил полицейский. — Наверное, упал и порезался.

— Он мертв, — сказал Римо.

— Но я только что видел, как он дернулся.

— Просто его тело освободилось от последней, ставшей ненужной энергии. Его покидала жизненная сила.

Как было установлено позднее, Кауфманн был убит двумя пулями 22-го калибра, вошедшими ему под подбородок и застрявшими в мозгу. Сотрудники, направленные министерством юстиции — белый по имени Римо и его коллега-азиат, — проявили, согласно докладу генерала Хапта, полную безответственность, и их полномочия требуется взять под сомнение.

В самый разгар поднявшейся суматохи генерал-майор Уильям Тэссиди Хапт продемонстрировал, каким способом он заслужил свои звезды и почему подчиненные неизменно называют его «самым непотопляемым из всех проклятых генералов во всей проклятой армии».

Сначала, попав под обстрел тяжелой вашингтонской артиллерии, он провел срочные фланговые маневры. Была немедленно создана сверхсекретная следственная комиссия, возглавляемая молодым полковником. Комиссии вменялось в обязанность разобраться, в чем состояло упущение лейтенанта. Подобно всем великим военачальникам, генерал Хапт заранее принял все меры предосторожности. Он хитроумно призвал на помощь подразделение военной полиции из Форт-Дикса, тем самым ловко подставив под удар командира подразделения, которому было приказано обеспечить охрану Кауфманна. Генерал Хапт никого об этом не уведомил, и все секретные распоряжения, касавшиеся военной полиции, поступали из Нью-Джерси непосредственно лейтенанту, командовавшему злополучным подразделением. Сперва начальник штаба генерала Хапта не понял, что к чему, однако позднее, в день убийства Кауфманна, загадочный бумажный маневр продемонстрировал всю гениальность Хапта. Узнав о гибели Кауфманна, Хапт выдвинулся прямиком на линию огня: ведь это его полковнику было приказано разобраться с недосмотром Форт-Дикса. Форт-Брэгг не только не был обвинен в случившемся, но и превратился в обвиняющую инстанцию.

Кроме того, генерал продемонстрировал тактическую гибкость: он перешел в решительное наступление и нанес официальному Вашингтону удар прямиком в челюсть в телефонной беседе с генеральным прокурором (он же — министр юстиции), выложив все, как есть:

— Последние, кого видели с пострадавшим, Кауфманном, приписаны к вашему департаменту, господин генеральный прокурор. Передо мной лежат все документы.

— Что такое?

— Возможно, что вина лежит на Форт-Диксе. Пока что мы ничего не знаем. Но я не собираюсь отправлять на виселицу своего коллегу по вооруженным силам, если на самом деле прокол допустило министерство юстиции. Белый и азиат, являющиеся сейчас главными подозреваемыми, — ваши люди.

Начальник штаба разинул рот от удивления. Капитан, недавно переведенный в гарнизон из Пентагона, где не принято вести фронтальную атаку на другие правительственные ведомства, тем более на министра, почувствовал, как у него подгибаются ноги. Сержант глядел прямо перед собой; никто не заметил, как побелели у него костяшки пальцев. Хапт держал телефонную трубку и не пытался в нее кричать, его слова были и без того весомы. Вашингтон притих; Хапт прикрыл трубку ладонью.

— Проверяют, — объяснил он и подмигнул капитану. Показать войскам стойкость под огнем — дело полезное, Это успокаивает личный состав и закаляет его нервы.

— Полагаю, вы правы, — снова раздался в трубке голос генерального прокурора. — Эти двое действуют не по обычным каналам, но у них действительно имеется мандат министерства юстиции. Сейчас проверяются подробности.

Генерал заранее подключил к телефону динамик, чтобы разговор был слышен подчиненным.

— Хочу заверить вас, сэр, — сказал Хапт, — что расследование будет справедливым и беспристрастным. — С этими словами он повесил трубку.

Начальник штаба, старый вояка, десять лет просидевший в официальном Вашингтоне, первым понял смысл случившегося. Форт-Брэгг обратил в бегство само министерство юстиции, и если тому удастся перейти в контрнаступление, то удар придется исключительно по Форт-Диксу. Так прокладывается дорога к славе: катастрофа превращается в победу.