Роберт Кормер - Среди ночи Страница 8

— У нее останавливалось сердце? — спросил я, пытаясь держать голос ровным, из-за чего мне показалось, что вместо меня говорил кто-то еще.

— Это был очень длинный день, — глубоко вздохнув, ответил он. — Но позвольте рассказать вам о ее ранах и о том, что еще предстоит.

И он начал рассказывать обо всех ее переломах и сотрясении мозга, о месяцах терапии и реабилитации.

Он ничего не говорил об остановке ее сердца.

Но и ничего не отрицал.

Позже, я расспрашивал Лулу о том, что произошло.

— Ничего не случилось, — ответила она.

— Когда рухнул балкон, — пытался напомнить я ей. — Я пригнул голову и вдруг оказался на полу. Надо мной было сиденье. Я начал чихать. Это выглядело глупо. Ты это помнишь?

— Нет, — ответила она.

Но ее черные глаза рассказывали о другом. Они устремились куда-то вдаль, прочь от меня. Она никогда не отводила глаз, разговаривая с кем-либо, даже если ее собеседником был я.

— И ты ничего не почувствовала?

— Нет.

— И ты ничего не можешь вспомнить?

— Ты повторяешься. Я… не помню… ни… чего, — четко отделила она одно слово от другого. — Что еще я могу тебе сказать?

— Может, ты сошла с ума?

Она не ответила, но ее гнев обжигал, как раскаленная печь.

Я знал, что хотел от нее услышать. Мне не терпелось узнать, что она видела, когда у нее остановилось сердце, когда в ее венах перестала течь кровь, когда у нее не могли нащупать пульс.

Что она видела и что чувствовала? На что похоже ощущение смерти?

Наконец, она посмотрела мне прямо в глаза:

— Я не воскресала на смертном одре, — сказала она.

Спустя продолжительное время я снова пришел к ней в реабилитационное отделение. Она уже могла сидеть в инвалидном кресле, повязки с ее головы были удалены, и она уже была в платье, которое ей принесла тетя Мери.

Когда я пришел, то она рассматривала сложенные в стопку на ее коленях газеты. Она посмотрела на меня с таким выражением, которого на ее лице прежде еще я не видал. Когда я это осознал, то у меня в уме все засуетилось. В ее глазах наблюдалась все та же злость, к которой добавилось нечто еще — какое-то необъяснимое спокойствие и холод — холод смерти.

— Он на свободе, — сказала она.

— Кто?

— Мальчишка, который устроил поджог. Все из-за него.

Она взмахнула газетой. Я увидел фотографию и заголовок:

«БИЛЕТЕР ОПРАВДАН».

— Мальчишка, — продолжала она. — Который…

Она смотрела мимо меня в окно, будто видела снаружи нечто, недоступное другим глазам. Я наблюдал движение ее губ, когда она заканчивала предложение. Ее голос был настолько тих и низок, какой только мог у нее быть. В ее глазах был ужас.

— Мальчишка-билетер, который меня убил.

Признав, наконец, что она все-таки воскресла.

2

Джон-Пол Колберт, отец Дэнни среди ночи думал о том, как изменилась его жизнь навсегда с тех пор, когда в шестнадцатилетнем возрасте он начал работать помощником управляющего и билетером в театре «Глобус», расположенном в центре города Викбург, штат Массачусетс.

Его должность была не столь привлекательной, как она называлась. «Глобус» был умирающим реликтом золотых времен «Голливуда», когда роскошно оформленные залы театров были облицованы золочеными орнаментами, сидения обшиты вельветом, а на потолках висели огромные люстры из граненого хрусталя, и когда одетые в униформу по типу военной времен гражданской войны билетеры проводили зрителей на их места. Так было во времена двойных сеансов (два фильма по цене одного) и двенадцатисерийных ковбойских сериалов по утрам в каждую субботу.

«Какие были времена!»

Мистер Зарбур был владельцем «Глобуса» уже много лет и рассказывал Джону-Полу о том, как все это выглядело, когда еще никто и не слышал о телевидении, бесплатно доставляющем кино в каждый дом радиоволнами.

И хуже всего было то, что теперь так называемые «Синима» стали открываться при каждом торговом центре. Он ненавидел это слово: «Синима». «Синима один и два», — стенал он. — «Будто, ящик для угля. Ни вельветового занавеса, ни золоченых обоев — ничего».

В «Глобусе» можно было посмотреть старые фильмы, которые не показывали в торговых центрах. Кроме того, именно здесь можно было увидеть специальные представления для детей и взрослых, такие как ежегодное «Веселье вокруг Рождественской Елки» или подобные проводимым в былые времена шоу, в которых был кордебалет, фокусники, танцоры и акробаты — все, что так любил мистер Зарбур. Но особо он гордился представлением «Грандиозное магическое шоу» перед каждым Хеллоуином, в первую очередь предназначенным для сирот и воспитанников детских приютов. Несмотря на то, что эти представления для детей оплачивались «Ротари-Клубом», основные расходы были из кармана мистера Зарбура, как рассказывал Джону-Полу его отец.

Джон-Пол работал в театре по выходным и два-три раза в неделю в зависимости от занятости. Он продавал билеты и проверял их на входе, мыл полы и как курьер доставлял срочные бумаги в разные учреждения города. Мистер Зарбур был хорошим боссом, к тому же он относился к Джону-Полу и его семье, как к самым близким друзьям. За несколько лет до того они прибыли из Канады и начали новую жизнь в Америке. Мистер Зарбур также был иммигрантом. Его семья прибыла в Америку из Венгрии, когда ему было шестнадцать, примерно, как и Джону-Полу, когда тот устроился на эту работу. «Ты напоминаешь меня в молодости», — как-то сказал ему мистер Зарбур.

В Америке каждое утро Джон-Пол просыпался в ожидании лучшего. Его родители были готовы уехать из маленького поселка, расположенного на север от Монреаля в провинции Квебек. Его отец, скорый на язык, беспокойный низкорослый человечек, потребовал от людей в Квебеке сохранить его семье канадское гражданство. Вдвоем с матерью они не пожалели своих сбережений, на образование сына в частной гимназии, в которой основной упор делался на английский язык, американскую культуру и историю. Когда вся их семья уже пересекла границу в южном направлении, то ко многому они уже были готовы, хотя сам Джон Пол в этом сомневался, в первую очередь во владении английским языком. Он говорил без заметного акцента, но его английский был языком школьных учебников, разговорной практики ему, конечно, не хватало. Он был рад затеряться среди тысячи учащихся региональной средней школы Викбурга. И для него началась новая американская жизнь. Жизнь в Америке пришлась ему по вкусу.

Когда у него уже не было проблем с языком, ему пришлось заняться изучением сокращений в словах на американский манер, где он ощутил заметную разницу с тем, чему он учился ранее. Мистер Бернс, учитель английского как-то ему сказал: «У тебя неплохой словарный запас, но надо научиться говорить кратко — по-американски».

— Я буду стараться, — ответил ему Джон Пол. В уме у него это получалось, но, когда ему нужно было говорить, то он начинал спотыкаться на словах.

— Нет, — поправил его учитель, вежливо, но жестко. — Я постараюсь. Только так твой английский будет звучать как у американского подростка.

— Окей, — ответил Джон Пол. Это простое американское слово всегда было у него под рукой.

В день волшебного представления Джон-Пол проснулся рано. Он был рад тому, что представление должно было состояться именно в субботу, что делало его еще более драматичным. Он видел невинные глаза детей, полные ожидания магии, что возвращало предвкушение волшебства ему самому, после рутины, увиденной им на репетиции за день до того.

Рано утром он спешил в «Глобус». Завывал сильный, порывистый ветер, который срывал листья с деревьев, заставляя их разноцветными вихрями кружиться над брусчаткой тротуара. В небе висели тяжелые облака, вероятно, принесшие дождь, который должен был политься позже. Самая подходящая погода для Хеллоуина и для предстоящего представления.

Когда он вошел в театр, мистер Зарбур разговаривал с шестью сверстниками примерно его возраста, которых он нанял в помощь на этот день. Хотя они учились в той же школе, что и Джон-Пол, ни с кем из них он знаком не был — четыре парня и две девушки. Его глаза остановились на тонкой, светловолосой девушке с длинными прямыми волосами, которые ложились на ее плечи. Ее темно-карие глаза были в резком контрасте с ее белоснежными волосами. Его сердце чуть ли не разорвалось у него в груди. Любовь всегда казалась ему нереальной сказкой из «кинофильмов для взрослых» с пышными поцелуями, с девчонками группы поддержки на футбольных матчах и с влюбленными парами, следующими по улице.

«О, ты уже здесь», — сказал мистер Зарбур, заметив Джона Пола. Затем он снова обратился к школьникам: — «Это ваш босс, он будет с вами весь этот день. Джон-Пол Колберт».

Вдруг, почувствовав, что он покраснел, Джон-Пол взглянул на публику, которой его представили. Он изо всех сил старался не встретиться взглядом с прекрасной блондинкой, побоявшись, что совсем лишится дара речи. Четыре рослых парня, похоже, были не из робкого десятка — наверное, спортсмены-баскетболисты. Другая девочка была худенькой, мелкого сложения. Ее черные волосы были коротко пострижены, и, по всему было видно, что она нервничает: трогает руками щеки, уши, нос, глаза, волосы.