Пол Сассман - Последняя тайна храма Страница 9

– Черт!

Детектив обещал своей жене Зенаб, что будет дома в девять и прочтет детям сказку на ночь, а стрелка часов уже перевалила за десять. Досадуя на забывчивость. Халифа обвел подвал прощальным взглядом и направился к лестнице. Он поднес руку к выключателю, когда заметил вверху двери, с внешней ее стороны, зеленую широкополую фетровую шляпу, украшенную длинными перьями. Инспектор замер, не в силах отвести глаз, затем медленно, словно против воли, побрел вверх по лестнице и снял шляпу с крючка.

– Точно с птицей на голове, – пробормотал он, вглядываясь в оперение головного убора. Голос полицейского внезапно сел, будто поперек горла встал комок. – Такая забавная птичка…

Вдруг, в приступе ярости. Халифа стукнул с размаху ладонью по двери, да так, что она с грохотом захлопнулась.

– Это не случайное совпадение, будь я проклят! – произнес он сквозь зубы. – Совсем не случайное!

Иерусалим

Старый город в Иерусалиме, морочащий путника сложной вязью улочек и площадей, синагог и мечетей, базаров и сувенирных лавок, ночью вообще превращается в настоящий город-призрак. Бесконечный поток суетливых прохожих, заполняющий днем каждый проход и закоулок – особенно плотен он в мусульманском квартале, где едва удается протиснуться сквозь несчетные ряды торговцев в обход шныряющей там и сям ребятни, – с закатом сильно редеет, ставни на лавках опускаются, и наконец длинные извилистые улицы совсем пустеют, точно обескровленные каменные вены. Немногочисленные ночные скитальцы шагают более быстро и целеустремленно, чем днем, тревожно озираясь по сторонам, словно хотят поскорее вырваться из района, отпугивающего нереальной безлюдностью и лимонно-ржавым отсветом фонарей.

Было почти три часа ночи, когда Барух Хар-Зион с двумя спутниками проник через Яффские ворота в этот пустынный сумеречный мир. Самое глухое время суток, когда даже бродячие кошки предпочитают укрываться, и кажется, будто резкий звон колоколов притупляет обволакивающая тишина. Хар-Зион был низкоросл и коренаст, почти такой же в ширину, как и в высоту. В одной руке он сжимал автомат «узи», в другой – кожаный рюкзак. У каждого из его спутников также было по «узи». Один из мужчин был худой и бледный, в куртке, из-под которой высовывались кисточки талита катана ; другой – высокий смуглый молодчик с накачанными бицепсами и стриженный «под ежик». На голове у всех троих были ермолки.

– А камеры? – взволнованным голосом спросил бледнолицый, кивая на установленные через равные интервалы устройства видеонаблюдения.

– Успокойся, я позаботился и об этом, – с ноткой самодовольства заверил напарника Хар-Зион, распрямляя грудь и поправляя тугой ворот джемпера. – Мои друзья из службы безопасности обещали отключить их.

– Но вдруг…

– Успокойся, – сердито повторил Хар-Зион и смерил собеседника презрительным взглядом. В его прищуренных, гранитного цвета глазах так и читалось: «Трусы мне не нужны».

Спустившись по уступам улицы Давида, трое вооруженных людей свернули на опустевший рынок, глубоко вклинивавшийся в мусульманскую часть города. Однотипные серые ставни прилавков были изрисованы арабскими надписями вперемежку с отдельными английскими словами и выражениями: «Фатх», «ХАМАС», «Мочи евреев». Город словно вымер; по пути троице встретились лишь коптский священник, спешивший к прихожанам в храм Гроба Господня, да пара пьяных туристов, пытавшихся найти дорогу к гостинице.

Где-то вдали пробили часы, и звук колокола эхом прокатился по крышам домов.

– А я надеюсь , что эти суки нас видят! – рявкнул стриженый, постукивая пальцами по своему «узи». – Ни одного арабского ублюдка не должно остаться в нашем городе!

Хар-Зион скорчил гримасу и молча указал на узкий переулок с высокими стенами по обеим сторонам. Трое прошли через заваленный отбросами двор, мимо деревянной двери, из-за которой слабо доносилось бормотание телевизора, затем миновали ворота небольшой мечети и вышли к безлюдной мощеной улице. Прямо перед собой они увидели указательный знак с надписью: «Шоссе аль-Вад». Направо улица уходила к Западной стене, теряясь из виду за рядом низких арок; налево поднималась по направлению к виа Долороза и Дамасским воротам.

Убедившись, что в округе, кроме них, нет ни души, Хар-Зион с некоторым усилием, будто одежда была ему мала, присел на корточки, расстегнул ранец и извлек два лома для напарников и аэрозольный баллончик с краской – для себя.

– Ну что, приступим?..

Он подвел спутников к высокому ветхому зданию с каменным фасадом, деревянным проходом и стрельчатыми окнами, защищенными от внешнего мира решетками и ставнями.

– Там точно никого нет? – нервно спросил бледнолицый.

– Сейчас не время для неббиш[14], Шмуели, – ответил Хар-Зион, вновь пронзая его недовольным взглядом.

Низкорослый моргнул и пристыженно склонил голову.

– За дело! – скомандовал Хар-Зион.

Он встряхнул баллончик и стал неровно выводить на стене по обеим сторонам от входа изображения семисвечников. Местами краска подтекала, так что в блеклом уличном освещении казалось, будто в камень впился гигантский коготь и стал кровоточить. Напарники сунули ломы в проем между дверью и косяком и раскачивали их, пока замок не сломался. Оглядевшись, они вошли в темное помещение. Хар-Зион закончил рисовать вторую менору, после чего прихватил рюкзак и последовал за спутниками, прикрыв за собой дверь.

О том, что хозяева отправились в паломничество и в доме никого нет, им рассказал знакомый в иерусалимской полиции. Конечно, захват здания где-нибудь у самой Храмовой горы сильнее ударил бы по чувствам мусульман, но и эта вылазка казалась Хар-Зиону значительной акцией.

Он достал из рюкзака ручной фонарь, включил его, и яркий луч запрыгал по полу и стенам. Комната была просторной и скудно обставленной; воздух в ней пропитался острым запахом лака и табачным дымом. В дальнем углу луч нащупал лестницу, ведущую, по-видимому, на крышу; на стене над диваном мелькнул плакат со строками из Корана, написанными белой арабской вязью на зеленом фоне. Резким движением руки Хар-Зион содрал плакат и разорвал в мелкие клочки.

– Ави, осмотри другие комнаты. Верх беру на себя. Ты, Шмуели, пойдешь со мной, – лаконично распорядился он.

Вручив второй фонарь стриженому и захватив рюкзак, Хар-Зион стал подниматься по лестнице, заглядывая на ходу в прилегающие помещения; бледнолицый брел за ним по пятам. Добравшись до верха, лидер налетчиков толкнул металлическую дверь и вышел на плоскую крышу, заставленную телевизионными антеннами, спутниковыми тарелками и солнечными батареями. Над крышей были натянуты веревки для сушки белья. Прямо впереди возвышались купола храма Гроба Господня и шпиль церкви Спасителя. Сзади вздымалась громада Храмовой горы, в самой середине которой сияла на фоне ночной мглы освещенная мощными прожекторами луковица храма Скалы.

– Ибо разбредетесь вы по всему свету, и будут потомки ваши править народами и заселять опустошенные города, – пробормотал Хар-Зион.

Сколько лет он мечтал об этом моменте!.. Когда на Украине его преследовали из-за национальности, когда в армейском госпитале душа и плоть плавились от ожогов – все время он ждал этой минуты. За последние несколько лет многие области – вокруг Назарета, вблизи Хеврона, у Газы – перешли под их контроль, но без Иерусалима это не имело никакого значения. То, что гора Мориа, где Авраам был готов принести в жертву Исаака, своего единственного сына, то, что место, где Иаков мечтал о возведении лестницы к небу, где Соломон воздвиг Священный Храм, то, что все эти места могут оказаться под властью мусульман, причиняло Хар-Зиону почти физическую боль, словно от не затянувшейся раны.

И вот они возвращают принадлежащее им по праву. Разве многого они требуют? Вернуть родину, получить назад свою столицу – Золотой Ерушалаим… Однако арабы и антисемиты отказывают им даже в этом. Мразь – все до одного, тараканы. Вот кого надо бы послать в газовые камеры!

Хар-Зион медленно огляделся, наслаждаясь величественным видом, затем достал из ранца большой сверток ткани с веревками по краям и протянул напарнику.

– Натягивай!

Его спутник подошел к краю крыши и, встав на колени, начал привязывать веревки к торчавшим из бетонного покрытия стойкам. Хар-Зион вынул из кармана мобильный телефон и набрал номер.

– Мы на месте, – глухо сказал он, когда в трубке послышался голос. – Высылай остальных.

Он прекратил разговор и положил телефон обратно в карман. Напарник тем временем закрепил веревки и вывесил на фасад дома бело-синий флаг с гордой звездой Давида в центре. Выпущенная на свободу материя издала, простираясь, легкий свистящий звук.

– Хвала Господу, – произнес бледнолицый, улыбнувшись.

– Аллилуйя, – с торжественным придыханием сказал Хар-Зион.