Иэн Рэнкин - Крестики-нолики Страница 9

— Пойду-ка я, пожалуй, домой, — проговорил Ребус.

— Нет, выпей еще.

Джек Мортон начал пробираться к стойке с пустым стаканом в руке.

Ребус, путаясь в мыслях, вновь задумался о своем таинственном корреспонденте. Он подозревал Рону, хотя подобные выходки не вполне в ее стиле. Подозревал свою дочь Сэмми, быть может, решившую отомстить отцу, вычеркнувшему ее из своей жизни. Члены семьи и знакомые поначалу всегда числятся в главных подозреваемых. Но письма может писать любой человек — любой, кто знает, где Ребус работает и где живет. А что, если опасаться следует кого-либо из сослуживцев?

Но кто бы ни был автором писем, зачем, ради Христа, он это делает?…

— Вот, пожалуйста, две чудесные пинты пива за счет заведения.

— Похвальная забота об интересах общества, — одобрил Ребус.

— Или об интересах заведения, да, Джон? — Мортон посмеялся собственной шутке и вытер пену с верхней губы. Он заметил, что Ребус не смеется. — О чем задумался? — спросил он.

— Это серийный убийца, — сказал Ребус. — Наверняка. И значит, наш приятель будет продолжать свое черное дело.

Мортон поставил стакан на стол: ему вдруг расхотелось пива.

— Эти девочки учились в разных школах, — продолжал Ребус, — жили в разных районах города, имели разные интересы, разных друзей, исповедовали разную веру и стали жертвами одного и того же убийцы, причем без каких-либо признаков сексуального надругательства. Мы имеем дело с маньяком. Найти его можно только чудом.

У стойки завязалась драка — по-видимому, из-за крупного проигрыша в домино. На пол упал стакан, и в баре ненадолго воцарилась тишина. Потом одного забияку увели на улицу приятели, а другой, оставшийся лежать у стойки, бормотал что-то подошедшей к нему женщине.

Мортон отхлебнул большой глоток пива.

— Слава богу, мы не на дежурстве, — сказал он. — Пойдем есть карри?

Мортон дожевал вареную курицу и бросил вилку на тарелку.

— Наверно, мне следует потолковать с ребятами из министерства здравоохранения, — проговорил он, морщась. — Или из комитета по торговым стандартам. Это было что угодно, только не курица.

Они сидели в небольшом ресторанчике неподалеку от Хеймаркет-стейшн. Фиолетовое освещение, стены, обтянутые красной тканью, и тихие звуки ситара для создания восточного колорита.

— Мне показалось, ты ел с удовольствием, — заметил Ребус, допивая пиво.

— Да, с удовольствием, но это не курица.

— Ну, раз ты получил удовольствие, тогда и жаловаться не на что. — Ребус сидел развалясь, вытянув ноги, перекинув руку через спинку стула и дымя, наверное, тысячной за день сигаретой.

Мортон с трудом наклонился к напарнику:

— Джон, всегда найдется, на что пожаловаться, особенно если при этом удастся не платить по счету.

Он подмигнул Ребусу, откинулся на спинку стула, рыгнул и полез в карман за сигаретой.

— Не еда, а настоящие отбросы, — сказал он.

Ребус попытался сосчитать, сколько сигарет выкурил за день он сам, но рассудок подсказал ему, что заниматься подобными подсчетами не следует.

— Интересно, что замышляет в данный момент наш приятель убийца? — осведомился он.

— Может, хочет карри доесть? — предположил Мортон. — Беда в том, Джон, что он может выглядеть совершенно нормальным парнем, живущим вполне добродетельной жизнью с женой и детьми, этаким рядовым работягой. А под этой личиной скрывается обыкновенный псих.

— Нашего убийцу «обыкновенным» не назовешь.

— Это верно.

— Но, возможно, ты прав. Ты хочешь сказать, что это оборотень — наподобие Джекила и Хайда, так?

— Именно. — Мортон стряхнул пепел на стол, и без того уже забрызганный соусом карри и пивом. Он пялился на свою тарелку так, точно не мог понять, куда подевалась вся еда. — Джекил и Хайд. Ты попал в самую точку. Знаешь что, Джон, я бы сажал этих ублюдков на миллион лет, на миллион лет — в одиночку размером с коробку из-под башмаков. Вот как бы я поступал.

Ребус разглядывал обои. Ему вспомнились те дни, когда он сам сидел в одиночке, дни последнего испытания в спецназе — попытки сломать его психику, дни вздохов и тишины, голода и грязи. Не хотел бы он, чтобы нечто подобное повторилось. И все же его они не одолели, не сумели одолеть. Остальным повезло меньше.

Лицо человека запертого в камере… Пронзительный крик…

Выпустите меня… Выпустите меня…

Выпустите меня…

— Джон! Что с тобой? Если тебя тошнит — туалет за кухней. Слушай, когда будешь проходить мимо, сделай одолжение — постарайся выяснить, что они там режут на куски и бросают в кастрюлю…

Осторожной походкой жутко пьяного человека Ребус тотчас направился в туалет, но пьяным он себя не чувствовал, по крайней мере не настолько. В нос ему ударили запахи карри, дезинфекции, экскрементов. Он умылся. Нет, его не тошнит. Вряд ли он перебрал — ведь и у Майкла его охватил тот же страх, тот же мимолетный ужас. Что с ним происходит? Казалось, все его внутренности спеклись в твердый ком, замедляя жизненные процессы, и мертвое прошлое вот-вот настигнет его. Похоже на нервный срыв, которого он давно опасался, но здесь было нечто иное… Впрочем, все это пустяки. Все уже прошло.

— Может, тебя подвезти, Джон?

— Нет, спасибо. Пройдусь пешком. Надо проветриться.

У выхода из ресторана они расстались. В сторону Хеймаркет-стейшн направилась подвыпившая компания конторских служащих — ослабленные узлы галстуков и резкий, тошнотворный запах духов. Хеймаркет была последней в Эдинбурге станцией перед расположенным в центре величественным вокзалом Уэверли. Ребус вспомнил, что выражение «сойти на Хеймаркет» на сленге обозначает «выскочить прежде, чем кончить» — самый дешевый способ избежать нежелательного зачатия. Кто сказал, что в Эдинбурге живут мрачные люди? Улыбка, песня — и удавка на шею. Ребус вытер со лба пот. Все еще чувствуя слабость, он прислонился к фонарному столбу. Он смутно догадывался, что с ним происходит. Все его существо отторгает прошлое, как организм отторгает донорское сердце. Он так старался забыть отвращение и страх, испытанные в армейских учебных лагерях, что малейшие отголоски этих воспоминаний вызывают у него в душе яростный протест. И все же именно там, в заключении, он узнал, что такое дружба, братство, дух товарищества — как бы это ни называлось. Да и о себе он многое узнал — больше, чем люди узнают за целую жизнь. Его дух не был сломлен. Из учебки он вышел героем. А потом случился нервный срыв.

Довольно. Он пошел дальше, успокаивая себя мыслями о завтрашнем выходном дне. Весь день он будет читать, спать и готовиться к вечеринке — к вечеринке у Кэти Джексон.

А послезавтра, в воскресенье, он наконец проведет день с дочерью. Потом, возможно, выяснит, кто же все-таки пишет ему анонимные письма.

8

Девочка проснулась с солоноватым привкусом в пересохшем рту. Она будто оцепенела, хотела спать и не могла понять, где находится. Раньше, до того как он угостил ее кусочком шоколадки, ей спать не хотелось. И вот она проснулась, но не дома, не в своей спальне. В этой комнате на стенах висели картинки — картинки, вырезанные из глянцевых журналов. Среди них были фотографии солдат со свирепыми лицами, а также девочек и женщин. Она внимательно посмотрела на несколько моментальных снимков, которые висели рядышком на стене. На одном была запечатлена она, спящая на кровати, с широко раскинутыми руками. От удивления она раскрыла рот.

За дверью, в гостиной, подготавливая удавку, он услышал, что она проснулась.

В ту ночь Ребус опять спал беспокойно. Ему снился долгий поцелуй, такой долгий и чувственный, что он кончил — и во сне и наяву. Сразу после этого он проснулся и насухо вытерся. Дыхание поцелуя по-прежнему окружало его, словно некая аура. Пытаясь избавиться от этого наваждения, он потряс головой. Ему явно нужна женщина. Вспомнив о предстоящей вечеринке, он слегка успокоился. Но во рту пересохло. Он добрел до кухни и нашел бутылку лимонада. Газировка выдохлась, но жажду утоляла. Потом он вспомнил, что все еще пьян и, если не примет мер, будет страдать с похмелья. Он налил три полных стакана воды и заставил себя их выпить.

Обнаружив, что газовая горелка не погасла, Ребус обрадовался. Это было сродни хорошему предзнаменованию. Быстренько вернувшись в постель, он даже не забыл помолиться. Вот, должно быть, удивится главный начальник там, наверху! Он запишет в свою большую книгу: сегодня вечером Ребус вспомнил обо мне. Да будет у него завтра удачный день! Аминь.

9

Свой «БМВ» Майкл Ребус любил так же нежно, как саму жизнь, если не более. Когда он мчался по автостраде и казалось, что слева транспорт почти не движется, у него возникало странное приятное чувство, будто его машина в некотором смысле и есть жизнь. Майкл направлял автомобиль к наиболее яркой точке горизонта и устремлялся навстречу будущему, резко увеличивая скорость, никому и ничему не уступая дорогу.