Найджел Маккрери - Тихий омут Страница 9

И это до того, как она очистит имущество Дэйзи от небольших пенсионных сумм, накопившихся за многие годы, различных облигаций и акций, которые могут оказаться в наличии, и, что самое важное, от дома. Этого чудесного, незаложенного, построенного в 1950-х годах дома в тихой части города, идеальной для людей, которые хотят жить недалеко от места работы и при этом быть в стороне от него. По словам агента по недвижимости, с которым у Вайолет однажды случился интересный разговор, за него можно получить больше четверти миллиона фунтов.

Не то чтобы она собиралась сразу продавать дом. Нет, это вызвало бы слишком много вопросов. Несмотря на то что потребовалось всего две рюмки коньяка, чтобы убедить Дэйзи подписать на нее доверенность несколько месяцев назад, Вайолет немного опасалась принимать на себя слишком много прав. Как говорится, тише едешь — дальше будешь. Лучше подождать, когда пыль немного осядет.

Хоть уже поздно, ей нужно сделать одно важное дело, прежде чем забраться в постель и смотреть в потолок своей комнаты со спокойным удовлетворением, которое приходит после хорошо выполненной работы. Ей нужно вымыть гостиную.

Вайолет прошла на кухню и взяла со стойки пластиковый пакет с чистящими средствами. Глядя на полки в магазине, она поразилась разнообразию вещей, которые люди используют для наведения чистоты в доме. Разве можно использовать столько товаров? И как получается, что сейчас дома намного грязнее, чем во времена детства Вайолет, когда имелись лишь восковая мастика, мыльный камень да мыло из каменноугольной смолы?

И конечно, кристаллическая сода.

Она с гордостью вытащила из сумки синюю, довольно скромную коробку. По крайней мере кто-то еще производит кристаллическую соду.

Набрав из крана горячей воды в ведро, она приготовила концентрированный раствор соды, вооружилась парой резиновых перчаток и щеткой и принялась втирать жидкость в расстеленный в гостиной ковер и удалять коричневые следы — остатки крови и фекалий Дэйзи — с помощью кухонных полотенец. Место, где стояло кресло, было практически незапачканным, если не считать брызг и капель, которые просочились через обивку. Через полчаса ковер на краях практически не отличался от центральной части, а запах перебрался в растущую кучу полотенец. Она осторожно перенесла полотенца в сад, бросила в металлический бак и сбрызнула сверху отбеливателем. Вслед за ними швырнула туда и резиновые перчатки. Почти наверняка они не сгорят полностью, но по крайней мере на них исчезнут последние следы Дэйзи.

Часы в гостиной — украшенные самоварным золотом, к сожалению, производства 1950-х годов, стоимостью менее десяти фунтов — показывали почти полночь. Приглушенные звуки телевизора, доносившиеся от соседей, уже смолкли. Теперь не было слышно ни звука, кроме медленного потрескивания, которое издает, готовясь отойти ко сну, всякий старый дом.

Вайолет отчаянно хотелось спать, но, прежде чем погрузиться во тьму, ей необходимо сделать еще одну вещь. Последнее действие, чтобы дом стал ее.

Методично, переходя из комнаты в комнату, Вайолет принялась собирать все фотографии Дэйзи. Одна, в рамке, стояла высоко на книжной полке в столовой: старый, с погнутыми краями черно-белый снимок молодой женщины с высокой прической, позирующей на фоне пляжа. На обороте похожими на паучков коричневыми буквами было написано: «Кэмбер-Сэндс, июль 1953 года». Женщина не очень походила на сморщенную старуху в мешковатых лечебных чулках и со старческими пятнами на руках, в которую она превратилась, но еще меньше она напоминала Вайолет, и потому ее оставить нельзя.

Вайолет немного подержала фотографию в руках. Ей не хотелось убирать ее. Кэмбер-Сэндс, июль 1953 года. Снимок сделан молодым человеком, с которым Дэйзи в то время встречалась. Он работал в банке. Они встречались два года — «гуляли», как Дэйзи это называла, — пока его не призвали в армию. Он обещал писать, но так и не прислал ни одного письма.

Другая фотография стояла на маленьком столике в прихожей: цветной снимок четырех женщин среднего возраста, смеющихся перед входом в отель. Он был сделан на Майорке где-то в 1980-х годах; Дэйзи точно не помнила года. Сьюзан, Дженис и Патриция. Одно время они вместе работали кассирами в супермаркете на окраине города и решили вместе отправиться в отпуск. Патриция встретила вдовца, и дело кончилось тем, что она провела с ним большую часть дней и все ночи. Дэйзи очень ревновала.

Еще была свадебная фотография. Она красовалась на меламиновой прикроватной тумбочке, чтобы быть первым предметом, который Дэйзи увидит, просыпаясь, и последним — засыпая. Тоже черно-белая. На ней Дэйзи в огромном белом закрытом платье, пенящемся кружевами, в широкополой шляпе на голове, а рядом высокий усатый мужчина с короткой стрижкой, втиснутый в строгий утренний костюм. Его звали Питер, и Дэйзи не могла говорить о нем без дрожи в голосе и без слез. Он был ее единственной любовью и умер от аневризмы в 1979 году после двадцати одного года в браке.

Это все, что осталось от жизни Дэйзи, и потому, несмотря на воспоминания, которые всплывали каждый раз, когда Вайолет смотрела на них — воспоминания, которые не были ее, но становились ее, — фотографии отправятся в бак. Для сожжения.

Разумеется, рамки она оставит себе. За них можно получить несколько дополнительных фунтов.

Быстро приняв ванну, чтобы смыть с себя все, что накопилось за день, Вайолет поменяла постельное белье Дэйзи на новый комплект и голой легла в кровать. Она лежала, глядя в потолок и давая подушкам и матрасам постепенно привыкнуть к форме своего тела. Или может быть, дать своему телу приспособиться к вмятинам, оставленными Дэйзи Уилсон за те многие годы, что она спала на них.

Уличный фонарь отбрасывал на потолок оранжевое сияние. Будильник на прикроватной тумбочке тикал громко, размеренно. Где-то на улице промяукала кошка, потом все стихло, если не считать обычного фона из далекого рокота автомобилей, от которого никто в городе не может спрятаться.

Когда Вайолет ощутила, что тело становится все более безвольным, а мысли перебегают от образа к образу, не останавливаясь нигде достаточно долго, чтобы загрузить их в память, она поняла, что слышит тихое шипение крови в ушах: шепот, как будто волны накатывают на покрытый галькой берег. Кошка снова мяукнула, но теперь это походило на крик чайки, парящей над волнами подобно тому, как она покачивалась на них. Комната погружалась во мрак, и холодное оранжевое сияние уличного фонаря превращалось в теплый свет солнца, опускающегося за морской горизонт и отбрасывающего мерцающую дорожку в сторону ее плывущего по волнам тела. Она плыла, одиноко и ничего не боясь, позволяя течению уносить ее дальше и дальше в море. Море очищало ее от содеянного, отпускало грехи, смывая грязь с тела. Свет мерк по мере того, как солнце опускалось к горизонту. Тьма подступала со всех сторон, и она уснула, не зная, что уже спит.

Следующие несколько часов Вайолет тонула в медленном калейдоскопе снов, порой всплывая на поверхность настолько, чтобы осознавать, где находится, а порой погружаясь в прошлые события и воспоминания и пытаясь осмыслить хаос их обрывков.

Поднимаясь из затягивающих глубин сна и неуверенно вступая в галерею, полную портретов незнакомых людей, она вдруг обнаружила, что находится на берегу, усыпанном камнями разных оттенков серого и коричневато-желтого цвета. Где-то в стороне волны в темноте разбивались о каменистый берег и, постукивая галькой, откатывались, затем набегали снова, неустанно, бессмысленно, раз за разом.

Тук.

Она испуганно обернулась. Ничто не двигалось. Куда ни посмотри, всюду камни. Где-то там, слева от нее, виднелись едва заметные контуры волнореза, но это единственное, что выделялось в этом совершенно безликом месте.

Тук.

Она снова обернулась, оглядев все вокруг. Ничего не видно, лишь камни и темнота. Ничего не слышно, только шум волн.

Тук.

Звук идет от земли, от ее ног. Взглянув вниз, она с изумлением увидела, что один камень движется. Отшлифованный морем, темно-красного цвета, он неожиданно кинулся к ней на крошечных ножках. Вайолет попятилась, быстрее, чем мог передвигаться камень. У него были маленькие ручки, которыми он махал в ее сторону, и она была готова поклясться, что между ручками виднелось маленькое лицо — сморщенное личико с двумя глазами, глубоко сидящими в припухшей, изборожденной морщинами плоти.

Тук. Тук-тук.

Теперь позади нее. Она повернулась опять, каблуки зарылись в гальку. Еще два камня бежали к ней, размахивая малюсенькими руками. У одного между глаз свисал небольшой завиток седых волос.

Она в страхе стала отодвигаться назад.

Что-то задвигалось у нее под каблуком.

Тук-тук. Тук.

Камни под ней начали перемещаться. Она почувствовала, что теряет равновесие, и закричала, падая в их ручки, в их крошечные, крошечные ручки…