Джон Соул - Манхэттенский охотничий клуб Страница 9

Джаггер. Такая у него фамилия: Джаггер. Разумеется, у этого человека было и имя, но она, как и остальные охранники тюрьмы Рикерс-Айленд, никогда им не пользовалась.

Не пользовались они также и прозвищем, которое ему дали заключенные еще раньше, когда он содержался вместе со всеми.

Драггер[4].

Джаггер-Драггер.

Первое время Джоанна не вполне понимала его смысл, решив, что он любит работать. Многие заключенные были трудоголиками. Вынужденными. Иначе чем заполнишь бесконечные часы, дни, месяцы и годы отмеренного срока? Они трудились в поте лица на кухне, в прачечной, столовой и вообще где угодно, лишь бы подольше не возвращаться в камеру. Но Джаггер получил свое прозвище не поэтому. Оно возникло совсем по иному поводу.

Вначале Джоанна даже не поверила, решив, что это выдумка заключенных. Ведь по камерам бродит немало диковинных баек. Но потом ей показали фотографию.

На полу в луже крови лежало тело. Лужа была огромная, она покрывала чуть ли не весь потертый ковер, а тело истерзано настолько, что даже невозможно было понять, мужчина это или женщина. На лицо наложен макияж, яркий и безвкусный, как будто это сделал ребенок. Мускулистые руки трупа засунуты в рукава женской блузки, которая была вся разодрана, потому что оказалась мала. Юбку тоже пытались приспособить, и это частично удалось.

– Джаггер убил своего друга, а затем попытался нарядить, в женскую одежду, – объяснил тот, кто показывал Джоанне фотографию. – Думаю, ему хотелось представить все так, как будто он трахнул девушку.

В желудке у Джоанны потяжелело. Она поспешно уронила фотографию на стол, словно боялась заразиться вирусом безумия.

Сейчас вот, во сне, Джаггер выглядел совершенно безобидным, но она понимала, что это просто иллюзия.

В противном случае Бобби Брин был бы жив. Но Джоанна знала, что это не так, – ведь вчера сама обнаружила его тело в чулане на большой кухне, там где он и Джаггер вместе работали. Бобби был раздет догола, гениталии отрезаны тем же самым рваным куском консервной банки, которым ранее перерезали горло. Губы и щеки испачканы лилово-красным виноградным соком, а вокруг талии обернут передник, видимо, заменяющий юбку.

Джаггер никак не отреагировал на то, что было обнаружено в чулане. Он вообще молчал по любому поводу.

Час назад начальник охраны протянул Джоанне ордер на перевод Джаггера из тюрьмы в больницу.

– Его от нас забирают. Не знаю, чего они с ним канителятся. Чего тут исследовать? Если хотят знать, сумасшедший ли он, то спросили бы у меня.

«Или у меня», – подумала Джоанна, но не сказала, а только посмотрела на стенные часы. Они показывали начало первого ночи, а заключенных обычно переводят в четыре утра.

– Почему сейчас?

Капитан пожал плечами.

– Думаю, боятся, что его кто-нибудь прикончит. Вот и решили убрать отсюда как можно скорее. Ведь все любили Брина и теперь ненавидят Джаггера. С этим ничего не поделаешь.

И вот теперь Джоанна Гартнер стояла перед камерой Джаггера во втором ярусе Центральной тюрьмы.

– Пора.

Она произнесла это достаточно тихо, чтобы не будить остальных заключенных, но Джаггеру два раза повторять было не нужно. Он моментально открыл глаза, сел и уставился на нее. И Джоанне, как всегда, захотелось сделать шаг назад, чтобы как-то укрыться от ярости, полыхавшей внутри этого монстра.

– Встань и повернись спиной к двери. Руки за спину, – приказала она.

Джаггер метнул взгляд в сторону помощников Джоанны, стоящих наготове. Руис поодаль снимал видеокамерой процедуру перевозки заключенного. Такой порядок. Джаггер подчинился, не произнеся ни звука. Когда он поднял с койки свое почти двухметровое тело, сто двадцать килограммов крепких мускулов, покрытых татуированной кожей, которое угрожающе возвысилось над Джоанной, ей снова захотелось отступить на несколько шагов.

Она немного успокоилась, когда на руки Джаггера надели наручники. Он начал разворачиваться, и Джоанна схватила цепь между наручниками и чуть потянула вверх, давая понять, как будет больно, если она поднимет ее еще выше.

– Теперь давай вперед, медленно и спокойно, – сказала она и вывела Джаггера на площадку. Они направились по ступенькам вниз на главный этаж. Руис шел сбоку, не сводя с них объектива камеры. На площадке у входа в центральный блок они остановились. Двое охранников надели Джаггеру ножные кандалы и пояс с цепью, затем переместили его руки вперед и прикрепили цепью к поясу. После чего процессия медленно двинулась к главному входу. Им приходилось часто останавливаться, потому что, прежде чем открыть очередную зарешеченную дверь, необходимо было запереть заднюю.

Из здания они вышли в двадцать минут первого. Черный фургончик уже ждал. Сопровождать заключенного должны были капитан и полицейский из подразделения специальной службы.

Через двадцать минут фургончик въехал на площадку перед приемным покоем больницы. Его встретили четыре человека в форме санитаров с металлической тележкой для перевозки тяжелобольных пациентов. Оба полицейских вышли. Один быстро осмотрел площадку, кивнул второму, и тот начал отпирать висячий замок на задней двери фургончика. Через минуту Джаггер вылез.

– Давай на тележку, – сказал один из санитаров.

Джаггер подчинился, когда полицейский подтолкнул его рукояткой пистолета МП-5.

– Делай, что сказано.

Злобно блестя глазами, Джаггер лег на тележку. Санитары туго перевязали его ремнями, затем быстро провезли по холлу к лифту – два санитара впереди, два сзади.

Когда двери кабины закрылись, один санитар вставил в замок специальный ключ и повернул. Нажал кнопку, и кабина пошла вниз.

Спустившись в самый нижний подвал, санитары вывезли тележку в длинный коридор и направились в его дальний конец, минуя две темные комнаты, и остановились в третьей, освещенной единственной лампочкой в металлической сетке, свисающей с потолка.

В дальнем конце комнаты виднелась обитая металлом дверь. Один санитар достал ключ и открыл ее.

За ней простиралась тьма.

Глава 5

Возможно, Джефф и спал, только его мозг и тело в этом процессе не участвовали. Койка была металлическая, а матрас очень тоненький, и потому, как всегда, левое бедро онемело, а спина казалась воспаленной. Какой же это отдых, если, просыпаясь, чувствуешь себя слабее, чем накануне перед сном, словно всю ночь бежал без остановки? О голове лучше не вспоминать. Там вообще был сплошной кавардак.

Медленно ползли бесконечные минуты, а Джефф все еще не мог полностью осознать весь ужас того, что с ним произошло. Ум по-прежнему отказывался принимать правду, побуждая Джеффа хвататься за тоненькую ниточку надежды. Она уже вся износилась, но все равно даже сейчас, когда суд закончился и был вынесен приговор, ему казалось, что должно произойти какое-то чудо и его освободят, выпустят из этого сюрреалистического мира, в который он неожиданно попал, как в капкан. Но ночные звуки – возгласы заключенных, скрип и стук зарешеченных дверей (это охрана выполняла свою обычную работу) – загоняли надежду в угол, и она угасала, уступая место правде, которая начинала терзать его мозг, наверное, сильнее, чем тело – холодная камера и жесткая лежанка.

«Может быть, мне следовало ее убить? – в отчаянии спрашивал себя Джефф. – Тогда свидетельствовать было бы некому. Да и доказать, что я ее не убивал, наверное, было бы легче, чем то, что я хотел ей помочь. Боже, какие чудовищные мысли лезут в голову! Нет, надо слушать ребят, с которыми я познакомился с тюрьме. Они верно говорят. Как только тебя поимели копы, все кончено. И нет разницы, совершил ты что-либо или не совершил. Ведь они всегда правы. Так что нужно терпеть. Просто сжать зубы и терпеть. Постараться избегать неприятностей и выйти отсюда как можно скорее. А потом...»

Но о «потом» Джефф сейчас даже и не помышлял. Мешала зияющая впереди пропасть, в которой не было ничего, кроме камер, скуки и постоянного страха.

Когда шум голосов и лязганье дверей усилились, Джефф встал с постели и оделся. Эту одежду принесла Хедер. Он носил ее всю последнюю неделю, во время заключительного этапа суда.

Костюм она выбрала ему со вкусом, только носить его не придется, потому что сегодня Джеффа переводят в тюрьму Рикерс-Айленд.

Его вывели из камеры, и он поплелся, как автомат, даже не глядя под ноги. Других заключенных нигде видно не было. Только двое охранников, которые следовали по бокам.

Одни зарешеченные двери, другие... Казалось им не будет конца. И вот наконец они вышли в проход между следственной тюрьмой и зданием уголовного суда. Рассвет только занимался, но темноту во внутреннем дворе с надежно запертыми тяжелыми воротами рассеивали прожектора. Джефф видел соединяющий два здания мост, который проходил над двором на уровне второго этажа. У двери здания суда стоял автобус, на котором только что привезли первую партию заключенных из тюрьмы Рикерс-Айленд. Следующие несколько часов они будут находиться в специальных камерах ожидания. В одной из них Джефф провел долгие часы во время судебного процесса. Неожиданно последний заключенный, перед тем как войти в здание, оглянулся и посмотрел на Джеффа. Он, конечно, понял, куда его повезут, поэтому дружески подмигнул и улыбнулся. Охранник легко толкнул заключенного в спину, и тот исчез в дверном проеме.