Том Мартин - Обитель ночи Страница 9

Нэнси тяжко вздохнула и прикрыла глаза. Дневной зной закипал, и она чувствовала, как по шее стекает струйка пота. Она бы сама сделала материал о Херцоге, но что толку? Дэн наверняка его «зарежет». Будучи изворотливым и проницательным, он чуял, что иметь дело с Херцогом стало опасно. У него был план, но уж точно не для обнародования в международном масштабе. Откинув голову на спинку засаленного кожаного сиденья, Нэнси чувствовала себя уставшей и напуганной, но все-таки радовалась тому, что не попала на место Херцога, который представлялся ей одиноким и всеми забытым, крайне нуждающимся в дружеской поддержке. Несмотря на слова Дэна Фишера о нежелательности противодействия властям, совесть не позволяла Нэнси забыть о судьбе Антона Херцога.

8

Молодая тибетская женщина в сумерках торопливо пересекла поляну в джунглях, пригнув голову под струями неугомонного ливня и сжав в кулак ткань шали на груди. Это была деревенская учительница, обучавшаяся на курсах медсестер в Лхасе. Она только что отошла от самодельных носилок с чужестранцем. На его тело набросили голубую пластиковую пленку, лоб укутали мокрым полотенцем, прикрывавшим глаза и переносицу, белые руки сложили на груди, как у павшего воина-викинга, ожидающего прощального ритуала погребального костра. По периметру поляны маленькими группками расположились монахи — кипятили у костров воду для чая с маслом яка.[14]

Женщина пригнулась между ветками деревьев под брезентовым навесом, дававшим слабое укрытие от нескончаемого дождя. Она поклонилась помощнику настоятеля и опустилась на колени на коврик из ячьей шерсти. Старый лама махнул двум сидящим подле него монахам, приказывая им удалиться. Монахи поспешно поднялись и быстро пересекли поляну, чтобы присоединиться к пившим чай. Лама подался к женщине. В голосе его звучала тревога, граничащая с отчаянием.

— Ну как, он что-нибудь сказал?

Лицо девушки тоже было взволнованным.

— Он весь горит, доктор очень обеспокоен.

— Так сказал или нет?

Девушка никак не решалась ответить, опасаясь сделать что-то не так.

— Да… Правда, я не уверена. Я не совсем разобрала… Он бредит. У него галлюцинации: ему мерещится что-то, чего здесь нет.

— Расскажи мне все. Какие слова он произносил? Назвал ли он свое имя?

Девушка смутилась.

— Нет, лама. Иногда он говорит по-тибетски. Произносит слова вроде тех, какие говорят монахи во время молитв. Потом вдруг перескакивает на другие языки, которых я не знаю, а иногда на английский. Он бредит. По-моему, он зовет людей. Ему очень больно. Но один раз, когда мы остановились у водопада, он улыбнулся и посмотрел на меня, будто очнулся. В тот момент он был счастлив. Он взял меня за руку и повторял одно и то же: «Шангри-Ла… Шангри-Ла… Шангри-Ла…»

Монах почувствовал, как сердце его замерло, а потом встрепенулось с гулким ударом и резкой болью, словно пронзенное тупой иглой. Пытаясь сохранить самообладание, он кивнул и с напряженным выражением лица проговорил:

— Прислушивайся. Ухаживай за ним хорошенько. Попытайся разговорить его.

— Хорошо, лама. Я не отойду от него ни на шаг.

Девушка поднялась на ноги, собираясь уходить, но вдруг остановилась.

— Лама… А что это означает — «Шангри-Ла»?

— Не бери в голову, девочка, — ответил старый лама. — Просто не отходи от него и сообщай мне все, что бы он ни произнес.

Она поклонилась и вышла. По навесу барабанил дождь. Шангри-Ла! Лама слишком хорошо знал, что означают эти слова. Так люди западной цивилизации называли Шамбалу, таинственную страну в Гималаях, затерявшуюся где-то в долинах к западу. Лишь горстка лам издревле хранила тайну опасного пути к ней. Самому настоятелю было запрещено даже приближаться к этому пути.

Лама перевел взгляд на незнакомца, лежавшего недвижимо на другом конце поляны, после чего закрыл глаза и приготовился к медитации.

Перед его мысленным взором явились духи. Видения давным-давно умерших лам пришли к нему: великие ламы, бывшие его учителями в детстве. В голове зазвучали их голоса, будто он вернулся через годы назад и сидел у их ног. Как-то раз в монастыре Кайлас престарелый лама рассказывал ему, что страшная война разразилась на землях Запада, далеко-далеко за Гималаями. В те годы казалось, что весь мир балансирует на грани, что он готов уйти на темную сторону, что солнце закатится и мир больше не увидит его. Пришли какие-то белые люди искать дорогу в царство Шамбалу. Они намеревались явиться туда и просить царя о помощи. Ламы попытались помочь белым людям в их поисках, и это было страшной ошибкой. Ламы не понимали, что белые люди пришли из другого мира, погрязшего в крови. Не следовало вступать с ними в сговор. Не следовало помогать им. Те люди несли гибель.

Помощник размышлял и пытался урегулировать дыхание, но каждый раз, когда он намеревался приступить к медитации, в памяти всплывало слетевшее с губ чужестранца слово: «Шангри-Ла».

Его обуял отчаянный порыв вскочить, перебежать поляну и оттащить ужасного незнакомца вниз к реке. Там надо выйти на середину потока, подталкивая перед собой носилки с телом, а затем ледяные гималайские воды подхватят и унесут прочь этот кошмар — вниз по течению, к водопаду, к Индии и дальше, дальше…

Однако настоятель велел ему позаботиться об этом человеке. Вопреки всему, что стало известно, лама обязан защитить и спасти этого белого. Он содрогнулся и подумал: о, если бы настоятель был здесь и сам услышал те слова…

9

Уже минула середина дня, когда Нэнси Келли прибыла в офис редакции «Интернэшнл геральд трибьюн» на Акбар-стрит. Почти час такси пробивалось по городу, уворачиваясь от запрудивших улицы рикш, коров, нищих и разномастных полуживых от старости автомобилей, заполонявших все городские артерии Дели. Простившись с Дэном, Нэнси сразу же набрала номер делийской редакции.

Вымотанная поездкой, в ожидании соединения она глядела в окно и гадала, за что браться в первую очередь. Одетые в лохмотья жители Дели боролись за выживание. Вот тащится старик с тысячами сплющенных пластиковых бутылок, и его измученное заботами лицо — карта разбитой жизни; вот на въезде в соседнюю улицу стоит корова, поток движения вынужден огибать ее, и машины едва не задевают прилавок рассвирепевшего торговца овощами. Нэнси машинально наблюдала за этими сценами, едва замечая их. Единственное, на что она была сейчас способна, — это снова и снова прокручивать в голове допрос и нервно сжимать лежащий на коленях сверток. Что же такого мог натворить Херцог, спрашивала она себя, чтобы напугать службы безопасности двух могущественных стран? Брал интервью не у тех людей? Переправлял политические документы для тибетских радикалов? Это не укладывалось у нее в голове: в наши дни надо быть совсем уж зеленым новичком, чтобы попасться на таких делах, а Херцог, как никто другой, чуял ловушки за версту.

Еще одно не давало Нэнси покоя — слова инспектора Лалла о том, что Херцогу будет выгоднее отвечать за свои действия в Индии, чем в Китае. Ей становилось худо при мысли о том, что может произойти с Антоном, если его схватят по ту сторону границы, неважно, виновного или нет. Ей вспомнилась статья, которую ее коллега как-то написал о технике допросов во времена культурной революции. Этого было вполне достаточно, чтобы потерять остатки веры в человеческое милосердие.

Наконец-то телефон соединился. Трубку взял и энергично ответил Кришна Мертхи, тридцатидевятилетний индиец, славившийся среди азиатских корреспондентов «Трибьюн» эрудицией и осведомленностью. Как-то раз в Нью-Йорке, до отъезда в Дели, Нэнси обедала с коллегами, недавно закончившими работу в делийском филиале. На ее вопрос, к кому там стоит присмотреться, все в один голос заявили, что ключ к успешному сотрудничеству — Кришна Мертхи. Он работник высшей пробы, сказали ей. Мастер на все руки, как говорили раньше, и приверженец традиционных идеалов. И вот, держа телефонную трубку влажной от пота рукой (вторую руку она по-прежнему не отрывала от странного свертка), Нэнси назвала Кришне Мертхи свое имя и извинилась за то, что сразу не дала о себе знать.

— Я все объясню на месте. — Она дала отбой прежде, чем связь прервалась.

Наверняка, подумала Нэнси, Кришна Мертхи сможет пролить немного света на загадочную деятельность Антона Херцога.

Кришна Мертхи ждал ее, когда она открыла дымчатую стеклянную дверь кабинета. Элегантно одетый, худощавый, он протянул ей руку и проговорил:

— Мисс Келли, очень рад вас видеть. Буквально сразу после вас мне позвонил Дэн Фишер.

Кто б сомневался, подумала Нэнси. Не иначе, велел убедиться, что я никуда не сорвусь из Дели и не сотворю ничего опасного для него.

Кришна продолжил:

— Он мне все рассказал. Мне очень жаль, что ваше знакомство с Индией получилось вот таким.